Argumentum ad hominem

Глава 6. Если мужчина будет мужчиной, женщина будет женщиной!

Дарли

Общественное мнение — занятная штука, обладающая ужасающим воображение могуществом, и одновременно непроходимо тупая. Потому что плоская. Потому что смысл этого механизма состоит в том, чтобы размазать одну-единственную идею по всем подставленным головам. И совершенно неважно, хороша эта идея или плоха, гениальна или совсем наоборот: чем тоньше слой, тем меньше эффект. Все равно, что сооружать бутерброд, когда булки хоть завались, а масла и варенья — кот наплакал. В результате какое-то очень отдаленное впечатление, конечно, создается, даже с тенями вкуса и запаха, но получить удовольствие, а тем паче, наесться, вряд ли получится. Только если приложить собственные усилия и начать убеждать самого себя.

Вообще-то, так оно обычно и происходит. Особенно когда твои соседи, все как один, нахваливают варенье, когда ты сам давишься сухими крошками. Непременно начинают появляться всякие мысли из разряда «наверное, я просто чего-то не понимаю» и «раз все вокруг довольны, надо лопать». А дальше уже все зависит от уровня твоего погружения в дзен. Если вовремя сообразить, что варенья тебе, как ни крути, не достанется, то и пусть оно идет куда подальше. Мнение это общественное.

Забавнее, разве что, только коллективный разум. Но там ситуация обратная: немыслимые потуги хрен пойми как и зачем собравшихся вместе людей, крики, склоки, иногда даже драки — пресловутые споры, в которых, как утверждают, что-то должно рождаться. Наблюдала я эти мозговые штурмы, имела счастье. По итогу гении, совершенно удовлетворенные собой, расходятся по своим уютным домам, оставляя мебельный бедлам, грязную посуду и кучу бумаги, исписанной каракулями всех видов и размеров. А один-единственный бедолага, приставленный к хозяйству, как правило, вынужден все это разгребать. И мусор, и жемчуг мыслей. Причем, обстановка обычно располагает к тому, чтобы одно постоянно путать с другим. Но если натура этого товарища хоть как-то предрасположена к наведению порядка, беспокоится не о чем. Соберет, рассортирует, оставит пометки типа «здесь играть, здесь не играть». И все путем.

Так вот, что квинтэссенция мудрости, что тонкий слой правды, размазанный по тарелкам всего мира, для отдельно взятого человека разницы нет. Первым отравится, второе не распробует. Из чего следует очень простой, можно даже сказать, хрестоматийный вывод о том, что жить предпочтительнее своим умом.

С чего, прости господи, возникло дурацкое мнение, что драконы непременно сражаются с рыцарями и, если повезет, победоносно удаляются в свои пещеры, чтобы возлечь на груды сокровищ? Кто из людей воочию вообще мог все это видеть? А если даже и видел, шла ли речь о типичном драконе? Ведь вполне может статься, что волей случая просто сошлись два идиота, каждый из которых, будучи бессмысленным и бестолковым членом своего сообщества, отчаянно старался обратить на себя внимание. И понеслась.

Лично я, со всей драконьей ответственностью могу заявить: враки это все. Лежать нужно не на сокровищах, а на рыцарях, исключительно живых и теплых. А если ещё сильная рука обнимает тебя за талию, и пальцы чутко подрагивают, следя за напряжением твоего тела, чтобы в любой момент…

Намертво зафиксировать поползновение. Каждое. Не позволить больно скатиться на пол, и одновременно не дать забраться повыше.

Впрочем, чтобы принять такое положение дел, мне понадобилось некоторое время. Может быть, даже очень большое его количество. И подавляющую часть этого самого времени я вела себя так, что…

Нет, вспоминать не стыдно. Да и вообще, не стыдно. Будь я помоложе, тогда, наверное. Но поскольку с моим возрастом рассуждения о приличиях уже давно перестали хоть как-то коррелировать, на повестке дня стояла суть происходящего, а не скудный антураж.

Сначала ведь все показалось до скуки обыденным. Хотя, я и рассчитывала примерно на что-то подобное. Нюанс туда, нюанс сюда, но, в общем и целом… А ведь стоило насторожиться сразу, с первого взгляда. Вернее, с того факта, что мне пришлось этот взгляд кинуть, а не справляться привычным образом.

Многие считают такой подход расточительным, но лично мне удобнее сканировать песней местность по широкому радиусу. Да, силы расходуются, но и выигрыш налицо: заранее знаю, кто, где, зачем и насколько податлив. На всякий случай. И когда мне прямым образом указали на нужный объект, я, признаться, слегка растерялась. Потому что этот объект никак ранее не обозначился в раскинутой мной сети.

В обычной ситуации это означало бы, что его попросту нет в наличии. Не бывает так, чтобы человек не отзывался на песню, особенно поисковую. Но этот-то был рядом, практически на расстоянии вытянутой руки, и, тем не менее, словно не существовал в природе. Пришлось специально присмотреться. Правда, и точечное воздействие впечатления не улучшило.

В каждой черточке этого недоразумения легко прочитывалось простое и печальное: он уже умер. Может, давным-давно, может, только сегодня утром — разница невелика. Умер. Отпет. Похоронен. Надгробный камень, запылившиеся желобки выбитых букв, жухлый стриженый газончик.

И хотя я вроде никогда не замечала в себе склонности к некрофилии, что-то внутри вдруг недовольно цыкнуло зубом и начало засучивать рукава. Потому что Дарли, расхитительница гробниц, решила взяться за работу и докопаться. Сначала хотя бы до тела, которое пребывало в весьма паршивом состоянии.

Он позволил. Даже чуть потянулся навстречу, что давало надежду на плодотворное сотрудничество. Зато потом началось форменное безобразие.

Я бы даже решила, что меня обманули насчет «песика» и «натасканности», если бы воочию не видела, что он вытворяет на этой импровизированной арене. Проблема состояла в том, что точно так же, как от своих противников, он уклонялся и от меня. Довольно ловко, надо признать. Можно сказать, впервые в моей практике.

Теоретически такие случаи описаны были, и неоднократно. В силу отдельных психологических травм или установок, бла-бла-бла, объекты влияния могут бессознательно блокировать попытки воздействия. Ага, черта с два! Этот гаденыш все делал абсолютно осознанно. Я чуть ли не кожей ощущала эти его отказы. На каждый мой шаг в ответ прилетало неизменное: «Пожалуйста, не надо».

Наверное, стоило остановиться. В конце концов, каждый человек волен распоряжаться собой, как ему вздумается, и если этот конкретный кретин…

Он просто меня взбесил, уж не знаю, чем. Наверное, своей бесстрастностью. Потому что неправильно быть таким, и не живым, и не мертвым. Не по-человечески. А поскольку тетушка Дарли категорически против смертей в свою смену, выход напрашивался только один: попробовать расколоть эту ледышку, без оглядки на последствия. И я…

Расколола. Только не его, а свою собственную реальность.

Надо отдать ему должное, ждал до последнего. И наверное, мог бы терпеть мои выходки чуть ли не вечно, но то ли сам устал от бессмысленного танца, то ли… О да, и это я тоже ощутила совершенно ясно: просто и даже чуть снисходительно уступил моему желанию. Типа, ну если вы так просите… Наверное, мне стоило бы обидеться, оборвать песню, в отместку, и посмотреть, как он будет расхлебывать свою ситуацию сам, без чьей-либо помощи. Но в тот же самый момент мир, действительно, раскололся.

Я словно оказалась на краю пропасти, дно которой пряталось в клочьях тумана, и нужно было либо начать отчаянно цепляться за острые грани камней, чтобы остановиться, либо — падать, без надежды на спасение, без веры в будущее, без…

Его взгляд пообещал: вам будет хорошо. И я поверила, искренне и безоговорочно, наверное, единственный раз за всю свою взрослую жизнь. Поверила и сделала шаг вперед.

А потом случился полет. Случились крылья, распростершиеся над миром, поднявшие меня к горним вершинам, обнявшие меня и обнявшие мной.

Я знаю, что этого не могло происходить на самом деле. Но я видела. Не глазами, нет. Чем-то другим, более глубоким, чем зрение, более точным. Может быть, единственно правильным.

Я видела, как он обрастает сталью доспехов. Я видела, как он опускает забрало своего шлема, пряча свинцовый взгляд — последнее, что оставалось на тот момент от до смерти измученного парня. А дальше все, действительно, стало хорошо. Для меня уж точно.

Было невероятно странно сознавать, что я, со своей песней, и есть эти сияющие доспехи. Доспехи, которые не защищают, не отгораживают, а наоборот, словно растворяют его в окружающем пространстве, и он становится миром, и весь мир становится его ладонью, которая может либо сжаться в кулак, либо…

Я тоже была этой силой. Я дышала этим могуществом. Я упивалась этой властью.

И я не смогла бы остановиться. А он — смог. С такой легкостью, как будто занимался этим каждый божий день всю свою жизнь. По крайней мере, так показалось, потому что мне в тот момент было почти невыносимо больно.

Пройти в райские врата, увидеть божественный свет, согреться в его лучах и быть выдворенной вон? О, с этим решительно невозможно было смириться!

Я хотела попасть обратно. Я стучалась, билась, царапалась, наверное, даже кусалась, но все впустую. Потому что этот долбанный рыцарь снова надел доспехи, только теперь уже свои собственные. Грязные, уродливые, с виду хлипкие, как консервная банка, но во мне не нашлось силы, чтобы их пробить. Пришлось довольствоваться тем, что меня не прогнали прочь, а разрешили быть рядом. И мой внутренний дракон согласился, погружаясь в дрему на истинном сокровище этого мира. Может быть, единственном из того, что вообще заслуживает такого названия.

Моя прелессссть…

— Мэм?

Ой, не надо было начинать снова и запускать пальцы ему под худи. Теперь точно знает, что я проснулась. А ведь могла бы ещё наслаждаться и наслаждаться.

— Как вы себя чувствуете?

Охренительно. И это мягко сказано. Очень-очень мягко.

— Вам лучше?

Мне хорошо, как никогда. Даже физически, если принимать в расчет эту сторону бытия. Но то, что касается более возвышенных сфер, оно… Воспарило куда-то далеко за пределы небес.

— Мэм?

— Не тереби воздух. Когда тетушка Дарли будет расположена к разговору, она поговорит.

Наверное, с моей стороны было не особенно вежливо, даже отчасти гадко так себя вести, но этот парень, похоже, понимал происходящее ещё хуже меня, стало быть… Тем более, как ни крути, я все равно старше. А старших положено слушаться. И судя по поведению, дрессировка в его жизни явно присутствовала, потому что послушно замолчал. И когда я, собрав всю волю в кулак, оторвалась от его груди и села, не пошевелился. Только осторожно и как-то виновато взглянул: мол, в самом деле, все нормально? Не обманываете?

Соблазнитель-недоучка. Хотя, заманчиво было бы чуточку притвориться, заохать и заахать, обвинить его во всех смертных грехах и заставить-таки…

Интересно, попался бы он на такую приманку?

Нет, пожалуй, не стану пробовать. При всей заманчивости обманчивость тоже никуда не девается: хорошо, если поведется, а если нет? Залезет ведь в свою жестяную банку ещё глубже. Казалось бы, что глубже уже некуда, но с его способностями можно ожидать всякого. И хотелось бы заранее ознакомиться со всем списком, да только где ж его взять? У парня спрашивать бесполезно: понятно только, что происходящее вряд ли доставляет ему удовольствие. Как называла Санни ту белиберду? А, восхождение.