Ангелы постапокалипсиса: Голод

Глава 5

Одержимые бывали разные. Прежде всего, конечно, это были бесы. Вроде даже те самые рыжие поганцы, с которыми мы регулярно имели дело на поле боя. Просто некоторые прибывали к нам, так сказать, в теле, а некоторые обзаводились им уже по прибытии.

Точнее говоря, вначале бес заключал с человеком договор, и вот эти самые культистские татуировки служили печатями на нем. Мол, человек сам, по свободной воле своей, отказывался от облика, данного Господом, и первым вносил в него искажение. Затем уже в дело вступал бес и начинал перестраивать тело. С каждым изменением росла сила одержимого, но росла и власть нечисти над ним.

— Симбиоз? — щегольнул я ученым словечком.

От профессора в госпитале слышал. Факел тоже знал ученые слова.

— Только на первый взгляд, Глаз, — сказал он. — Со временем власть беса над телом становится абсолютной, и тогда он вышвыривает ненужного больше человека прочь.

— Куда вышвыривает? — уточнила барышня.

Мы беседовали за утренним чаем, и она едва успевала записывать. К своей кружке так и не притронулась.

— В ад, — спокойно ответил Факел. — Куда еще душу такого грешника девать?

Барышня поежилась. Да уж, перспектива не из приятных. Вот только некоторым не доставалось даже этого. Так уж устроен Ад, что у него всегда найдется в запасе кое-что похуже.

Другим видом одержимых были мутанты, хотя были они таковыми очень недолго. Как правило, мутантами становились малодушные люди. Бесы на таких слабаков не зарились, и они становились жертвами более мелкой нечисти, которую инквизиторы называли страстями. Название, понятное дело, условное, зато верное. Страсти без лишних разговоров попросту раздирали и пожирали душу жертвы, а потом уже перестраивали тело без всяких договоров.

Умишком они были не богаты, и работали по одному шаблону, отчего и мутанты получались примерно одинаковые, даже если, так сказать, исходный материал сильно различался. Будучи примитивными существами, страсти могли вселяться не только в людей, но и в животных. Предпочитали собак, но Факелу еще до нашей встречи доводилось сталкиваться с мутантами, созданными из стаи лосей. Всё равно получились полулюди-полусобаки, только с рогами.

В теории из всего этого следовало, что если есть одержимые более мелкой нечистью, то вполне могли быть и одержимые кем-то покрупнее беса. Однако по той же теории им и жертва требовалась соответствующая, а людей, души которых по духовной мощи соответствовали бы демонам, у нас, прямо скажем, было не так чтобы много.

Оно и к лучшему.

Дед разбудил нас с первыми лучами солнца, когда пришла телеграмма от инквизиторов. На помощь рассчитывать не приходилось. Культ внезапно активизировался по всей области, и все бойцы были буквально нарасхват. В Петрозаводске на крайний случай даже объявили сбор ополчения. О профессоре Леданкове инквизиторы ничего не слышали, но на всякий случай попросили за ним приглядывать.

— Странно, — задумчиво протянул Факел. — Если эксперимент так важен, почему военные наших не известили?

Я пожал плечами. Причин могло быть множество, от банального "забыли" до каких-то личных мотивов. Армия инквизицию не жаловала. Основной задачей инквизиторов был поиск внутренних врагов, и они постоянно норовили поискать их в наших рядах. Кому же такое понравится?

Но могла быть и еще одна причина.

— Знаешь, что мне сейчас пришло в голову? — сказал я. — А, по-моему, странно не то, что инквизицию не известили, а то, что известили старосту.

В глазах Факела удивление тотчас сменилось на подозрение в ереси.

— И что именно странно? — спросил он. — Разве он не должен содействовать профессору?

— Нет, — сказал я. — Насколько я помню, он должен только не мешать и не болтать. И лучший способ ничего не разболтать — это не знать вовсе. Да и не в привычках нашего начальства разъяснять детали. Приказали, и будь любезен выполнять.

— Хм-м… И почему, по-твоему, его всё-таки известили?

— Не знаю. Единственное, что приходит в голову, что телеграмму составлял сам профессор. Наука у нас экономить не привыкла.

— Точно так, — подтвердил дед. — От него иногда человек приходит, так приносит целые письма. Я по четверти часа передаю.

— Ясно, — сказал Факел, и в его глазах начало разгораться суровое понимание. — Телеграмму составил он сам. Командующий ее только утвердил. Или нет. Артем Филиппыч, — он обернулся к деду. — Запроси штаб северо-западного фронта, пусть подтвердят телеграмму.

Он по памяти задиктовал номер и дату. Дед аккуратно записал карандашом на краю газетки недельной давности и показал Факелу. Тот кивнул. Дед бессовестно слупил с меня еще гривенник и пообещал отправить молнией. Как он ковылял в свою каморку, я бы скорее сказал: заморенной клячей. Однако в этот раз не прошло и пяти минут, как он приковылял обратно.

В штабе фронта не знали ни о каком Леданкове, а указанный Факелом номер телеграммы относился к прошлогоднему запросу о поставках фуража из Финляндского княжества. Еще в штабе фронта очень хотели знать, какого лешего у нас тут происходит. Мы бы тоже хотели это знать.

— Сдается мне, Ольга Львовна получит-таки свою сенсацию, — проворчал я.

— Уже иду! — донеслось из коридора.

Мы с Факелом быстро собрались, и все втроем отправились обратно в Дубровник, строго наказав деду носа за дверь не казать. Он обещал без крайней необходимости этого не делать.

Днем болото выглядело еще неприветливее, чем ночью. Чахлые деревца с желтоватыми листьями пополам с сухостоем, пожухлая трава и тишина. Обычно-то болота — настоящее царство жизни, а жизнь — штука шумная. Мошкара гудит, лягушки квакают, птицы перекрикиваются. А уж если болото еще и проходимое, вроде этого, так и зверь, бывает, голос подаст или треском кустарника себя выдаст. А здесь словно бы вымерло всё.

— Ольга Львовна! — окликнул я нашу провожатую, непроизвольно понижая голос. — Здесь всегда так тихо?

Она бросила взгляд по сторонам и неуверенно ответила, что да.

— А что? — спросила она.

— Да странно это, — сказал я, поглядывая по сторонам. — Где хотя бы комары?

— В городе все, — недовольным тоном отозвалась барышня. — Никакого житья от них нет. Прямо нашествие какое-то.

Факел нахмурился, и сказал, что это похоже на одну из казней египетских, только там по сценарию была саранча. Барышня со вздохом ответила, что лучше бы саранча.

За разговором мы подошли к месту, где я ночью подстрелил мутанта. Трупа не нашли, лишь сломанные ветки да кое-где на листьях виднелась засохшая кровь. В той стороне, куда мутант удрал, начиналась топь. По кочкам, наверное, можно было пропрыгать, но на мой взгляд это было слишком рискованно. Факел бы всё равно рискнул, если бы нам не надо было поспешать к профессору. Теперь он был у нас приоритетной целью.

В город мы вошли через ворота. Через дыру в заборе было бы ближе, но Факел надеялся прихватить по дороге местного сторожа. Ему не помешало бы знать, что творилось на вверенной его заботам территории, а нам пригодился бы еще один свидетель из местных. На случай, если ненароком дом спалим и придется по этому поводу объясняться со старостой. Инквизиция, конечно, организация независимая и местным властям неподотчетная, однако она позиционировала себя как защитницу честных верующих и положение, что называется, обязывало.

Однако сторожа в воротах уже не оказалось. Створки были гостеприимно распахнуты. Перед ними, с внешней стороны, на обочинах расположилась дюжина беженок. Одни продавали всякую мелочь, то ли спасенную при бегстве, то ли прихваченную по дороге, другие без затей попрошайничали. Выходившие из ворот горожане одаривали их хмурыми взглядами.

Окликнув их, я узнал, что после ночного переполоха других происшествий не было, и даже беженцы заметно присмирели. Последнее горожан особенно радовало. У меня сложилось впечатление, что и встречные вопросы о том, как продвигается расследование, подразумевали прежде всего: когда уже можно будет разогнать лагерь. Беженки тоже навострили уши. Я заверил всех, что инквизиция напала на след. Горожане приободрились. Беженки приуныли. Факел покачал головой, и мы пошли дальше.

— Ольга Львовна, — негромко сказал я, когда впереди показался дом профессора. — Вы, пожалуйста, держитесь в тылу, пока мы охранника брать будем. Мало ли что.

Барышня послушно кивнула.

— Я думаю уничтожить его, — сказал Факел.

Сказал хмуро и буднично, но прозвучало, как приговор.

— А если он знает что-то важное? — спросил я.

— Вряд ли он знает что-то, чего не знает профессор, — отозвался Факел.

— Это если мы возьмем профессора живьем, — сказал я. — А охранника мы в дверях повяжем точно. Вдруг они всего лишь пара мошенников, которые устроили себе безбедную жизнь за счет казны, а ты ему сходу аутодафе устроишь.

— Казнокрадство в военное время — тоже серьезный проступок, — ответил Факел. — Но давай сделаем по-твоему. Не будет рыпаться, авось, и доживет до трибунала.

Я кивнул и вынул винтовку их чехла. Факел первым поднялся на крыльцо. Я стоял чуть сбоку, держа винтовку наготове. Если делаем по-моему, то и за результат мне отвечать, а Павел, кем бы он ни был, воробей стреляный. Нельзя было давать ему ни единого шанса. Барышня спряталась у меня за спиной. Факел постучал кулаком в дверь.

Нам ответила тишина. Выждав минуту, Факел постучал снова. Результат был тот же самый, то есть — никакого.

— Не нравится мне это, — прошептала барышня у меня за спиной.

Факел взялся за ручку. Дверь оказалась не заперта. В полутемном коридоре за дверью никого не наблюдалось.

— Или они сбежали, или всё плохо, — констатировал я.

— Насколько плохо? — шепотом спросила барышня.

— Сейчас узнаем, — ответил Факел.

Он первым делом запалил горелку, и уже потом шагнул через порог. Выглядело так, будто всё плохо. На вешалке висели два черных плаща. Каждый был с капюшоном и теплой подкладкой. Самое то по нынешней промозглой погоде. Если бы профессор с Павлом сбежали, они бы точно захватили с собой плащи.

— Оставайтесь здесь, — велел я барышне.

— А…

— И если кого-нибудь увидите — кричите, — добавил я.

Она кивнула. В ее взгляде благоразумие боролось с жаждой нарваться на сенсацию. Благоразумие побеждало, но без заметного отрыва.

— Только если найдете что-то интересное, позовите меня, — шепотом попросила она.

— Обещаю, — так же тихо отозвался я, сильно сомневаясь, что мне придется выполнять данное обещание.

Мой опыт подсказывал, что всё интересное здесь уже случилось.

Павла мы нашли в гостиной. Он сидел в кресле с револьвером в руке и не подавал признаков жизни. Лужа крови под креслом утверждала, что и не подаст.

— Его убили где-то с полчаса назад, — тихо заметил я.

На мертвецов я на всяких насмотрелся и мог сказать, кого и как грохнули не хуже доктора. Павла зарезали. Причем убийца не ограничился одним ударом, а буквально истыкал беднягу. Доктор потом насчитал семнадцать ран, каждая из которых вполне могла и в одиночку отправить Павла на тот свет.

Факел недовольно проворчал что-то себе под нос. Небось, корил себя, что мы не примчались сюда полчаса назад. Теоретически мы действительно могли успеть, если бы шагали пошибче да не задержались на болоте, но кто же знал?!