Под тенью проклятья. Город не для всех

В тихом шёпоте, в дуновенье этих ставших землею губ —

Ты пройдешь по чужому следу, но отыщешь свою победу —

В звоне золота, в лязге стали, в торжествующей меди труб.

Но коль ты не уловишь смысла, повторяя слова и числа,

Что умерший шепнул из гроба, коль забудешь их — берегись!

И отец твой, и дед, и прадед за оплошность твою заплатят,

Даже если давно истлели и рассыпались в прах и слизь.

Будешь дерзок иль осторожен — тот, кто был тобой потревожен,

Не уснет уже под землею, где сквозь кости бурьян пророс,

И однажды холодной ночью пред тобой предстанет воочью.

И бесшумно задует лампу.

И задаст тебе свой вопрос...

Да — вот дело для него — он напишет цикл песен на стихи мастеров прошлого — как мечтала она, Эльта Фино, умершая от наркотиков в отделении психушки для бездомных… Минорное настроение разорвал визг. Гудок старого стационарного телефона — что может быть хуже? Ирекк поначалу пытался игнорировать гудки, но, поняв, что человек попался настойчивый, раздраженно сорвал трубку. Пусть уж лучше скажет, что хотел, и не будет надоедать своими звонками.

— Я слушаю! — хрипло рявкнул он.

Несмотря на такое приветствие, на том конце провода послышался облегченный вздох.

— Ирекк, — произнес с надрывным отчаянием женский голос. — Это Ллиэнель. Помнишь меня?

***