Комиссар Хольмг. Становление

День восьмой

ДЕНЬ 8

НЕМОРИС

Прошло несколько дней, с тех пор как он добрался до Немориса. За это время, хоть он и недостаточно хорошо изучил город, зато обзавелся некоторыми весьма ценными в его положении вещами. Первой его находкой стал портативный синтезатор пищи, обнаруженный в одном из огромных зданий, почти полностью уничтоженном орками. Это решило вопрос с пищей на долгое и долгое время, так что больше Ларна этот вопрос не мучил. Впрочем, с того самого момента, как ему удалось выжить, сумев избежать преследований со стороны зеленокожих, и благополучно добраться до Немориса, Ларна более ничего не заботило. Словно он преодолел последнее препятствие на своем жизненном пути, и теперь ему не о чем было беспокоиться и нечего бояться. Предоставленный в кои-то веки самому себе, обретя одиночество, которое бывший гвардеец упорно именовал свободой, он бродил тенью по уничтоженному городу, впитывая в себя энергию разрушения, господствующую тут на каждом шагу. Бесцельно блуждая по улицам, заваленным нехитрым скарбом, распотрошенным звероподобными ксеносами, и останками последних защитников города, Ларн наслаждался мыслью, что согревала его в пасмурные дни и безлунные, гнетущие своим холодом ночи. Он выжил.

Вот и теперь, бредя по грязному рокриту и вдыхая ставший уже привычным воздух, полный запахов разложения, Ларн то и дело поднимал взгляд на небо, собирающееся исторгнуть из себя очередной дождь, первые капли которого, подобно разведчикам, уже устремились к поверхности Ферро Сильва. Одна такая капля, холодная и плотная, разбилась о щеку Ларна, когда он в очередной раз посмотрел в налитые свинцовыми тучами небеса. Следом за ней, упала еще одна, еще холоднее. Потом еще и еще. И, внезапно для самого себя, поддаваясь внутреннему, усиливающемуся в своем безумии ражу, Ларн засмеялся.

Он выжил и теперь утробно хохотал, запрокинув голову и бросая вызов исходящему горьким ливнем небу. Стоя под потоком далеких, чужих слез, Ларн чувствовал, как они скатываются по его векам и скользят по щекам, пока он выплевывал хриплый смех из содранной гортани. Раскат грома, разнесшийся по округе, на мгновение перекрыл его хохот, но не смог его остановить. Подобные харканью звуки продолжали изрыгаться из открытого рта Ларна, устремляясь ввысь, навстречу грому и дождю, и утихли лишь тогда, когда предатель насмеялся вдоволь. Он огляделся по сторонам, озираясь, словно приходя в себя от поглотившего его ночного кошмара, и мысли его начали возвращаться к реальности.

Он видел, как пару дней назад в мертвый город вошли гвардейцы. Ларн наблюдал за ними из тени наполовину разрушенных зданий, подобно голодной гиене с гнилостных миров Класхины. Испытывая к ним смесь жгучей ненависти и страха быть обнаруженным недавними собратьями по оружию, он не решился ни обозначить собственное присутствие, ни напасть исподтишка, чтобы разжиться с трупов бывших товарищей чем-нибудь полезным. Немногочисленный отряд гвардейцев пробыл в Неморисе всего одну ночь, и ушел, унося с собой на носилках раненого. Ларн не видел его лица, но сразу узнал человека на самодельных носилках по кадетской шинели.

«Он что, бессмертный?» — с ненавистью подумал бывший гвардеец.

Но потом решил, что кадет-комиссару все равно уготована судьба где-то умереть. Не здесь, так в другом месте. И, что скорее всего, он не переживет дороги обратно до Рэкума.

«Другой бы на его месте давно подох, — думал Ларн, вспоминая, как упрямо исподлобья смотрел на него кадет-комиссар, требуя гранату, — а за этим проверять приходиться, сам на тот свет не отправится».

Но вскоре мысли Ларна метнулись в другую сторону, переключившись с кадет-комиссара на более насущный для него вопрос. Что делать дальше. Вернуться в Рэкум Ларн не мог. Да и не имел этого желания. Однако оставаться в Неморисе надолго так же не имело никакого смысла. Орки могли вернуться сюда в любое время. И даже если зеленокожие больше не придут в Неморис, все равно рано или поздно находимые Ларном запасы еды и питья должны были закончиться. Так же оставалась возможность, что его найдут имперцы и расстреляют за дезертирство, или же… Подобных «или» вставало перед Ларном множество, и все они кончались для него одинаково мрачно. В какой-то момент Ларн даже подумал, что для него было бы проще умереть где-нибудь на поле боя, с криком «За Императора!». Где он будет овеян славой и почестями. Предатель в его душе тут же прервал эти мысли. Какая, варп ее раздери, слава? Она предназначена для генералов и комиссаров. Для таких вот, как этот кадет. Почести и слава достаются им и им подобным. А он был просто мясом в их мясорубке, и не более.

«Я не хочу умирать, — повторил Ларн самому себе. — Ни за Императора, ни за кого бы то ни было еще».

«И я не хочу, — отозвался внутри него голос, — но что ты будешь делать, чтобы и дальше оставаться живым?»

«Что Я буду делать? Что МЫ будем делать. Ты сам сказал, что тоже хочешь жить», — ответил Ларн самому себе.

И тогда, его внутренний Я засмеялся. Громче и безудержнее, чем прежде. Он раскинул руки, поднял к небу лицо и расхохотался в полный голос, глядя, как на сером небе наползают друг на друга кучевые облака, и, ловил, ловил широко открытым, смеющимся ртом, искривленном в неистовом и диком веселье, холодные капли все усиливающегося дождя.

РЭКУМ

Кадис ощутила себя и почувствовала, как сознание медленно возвращается откуда-то из небытия. Тупая, равномерная боль скреблась с левой стороны спины и груди, время от времени прожигаемая яркими, пронзающими насквозь вспышками. Кадет-комиссар попыталась открыть глаза, но не смогла поднять отяжелевшие веки. В голове стояло монотонное гудение высокой частоты, как от огромного роя издающих вибрирующий писк насекомых. Постепенно это гудение начало складываться в голоса вдалеке, пикирующие друг на друга в каком-то странном споре.

— В таком случае, я не смогу определить, в чем причина, — голос, несомненно, принадлежал женщине. — Признаться, до сегодняшнего дня я не наблюдала ничего подобного в своей практике. Чтобы определить…

Голоса в голове Кадис, снова начали сливаться в монотонное гудение, разрезающее слух своими высокими вибрациями. Смертельная слабость сковала ее тело, а перед внутренним взором начали проноситься обрывки недавних событий…

…Первый взвод второй роты, под командованием лейтенанта Ганса Рихтера Дрюлла, занимавший позицию на левом фланге фронта, проходившего теперь по самому центру жилого квартала Рэкума, не выдержал и дрогнул. Залп из дальнобойных орудий и ракетометов накрыл первую шеренгу гвардейцев, и разорванные залпом тела осели на вздыбленный взрывами рокрит. Грохот орудий перекрывал крики живых и предсмертные вопли умирающих.

— Полный назад! — голос лейтенанта Дрюлла попытался перекрыть общий рев, громыхающий над местом сражения. — Перегруппироваться!

— Недопустимо, лейтенант! — взор Морзус полыхал гневом. — Вы провалите фланг и подставите под смертельный удар ксеносов основные ударные силы!

— Нас уничтожат!

Рука Кадис метнулась к лаз-пистолету.

— Мы выстоим!

…Жар разлился по телу, отупляя сознание.

«Мы выстоим!»

«Мы воины Императора и слуги Его. Даже смерть не удержит нас на нашем пути к победе!»

…Далекие голоса продолжали кружить, то сливаясь вместе, то разделяясь настолько, что можно было понять смысл произносимых ими фраз…

— Не на этих условиях, Магос. При всем моем уважении, — этот голос, судя по всему, принадлежал старшей сестре ордена. — То, что вы предлагаете, не что иное, как пытки.

— Я сообщу о своих выводах их Лорду-Комиссару. Окончательное решение остается за ним. — Раздался звук шагов, и голос, что-то возражавший, слился с ними, в один ритмичный набат.

…Тело лейтенанта Ганса Дрюлла распласталось где-то внизу, на залитом кровью рокрите вместе с другими телами. Она не помнила, как он упал, но это было не важно. Важно было продержаться до подхода «Химер» с их тяжелым вооружением, не дав атаке орков прорубиться сквозь их ряды. Она подняла вверх правую руку, сжимая в ней рукоять лаз-пистолета.

— Гвардейцы! Смерти нет и нет страха! Император защитит тех, кто верен Ему! Вперед! Мы уничтожим врагов Его, что встали у нас на пути!

Почувствовавшие минутную слабину своих противников орки ожесточили атаку, грозя полностью смять фланговые позиции и прорваться к административному сектору. В ответ на попытку прорыва гвардейцы дали дружный залп, выставив мощность лазганов на максимум. Те, у кого батареи подошли к концу, достали фраг-гранаты, встречая взрывами вырывающихся вперед из общей массы зеленокожих монстров.

Кадис слышала, как, перемалывая под лязгающими траками тела и скрежеща по почерневшему от взрывов рокриту, к ним спешат на помощь бронированные машины.

— Держаться! Мы стоим на пороге победы! Император смотрит на нас! — очередной взрыв разорвал голову набегающего на Морзус огромного орка.

Взрывная волна ударила ее в корпус, и что-то острое вонзилось в грудь, пробивая ее насквозь. В глазах почернело.

«Император защитит!» — она не могла понять, крикнула она это вслух или подумала про себя.

Внутри, вспарывая грудь многогранной, вгрызающейся в плоть, болью горели вонзившиеся осколки. Морзус пошатнулась, не в силах вздохнуть от нарастающего жжения, словно в раны залили фосфекса.

«Боль ничто, потому что вера моя сильна!» — она прокричала это самой себе, делая следующий шаг, и превозмогая сковавшие ее алые путы страдания и муки.

Подоспевшие «Химеры» дали залп по напирающим рядам ксеносов, отбросив их назад необоримой стеной шквального огня.

— Не сейчас. О, Император, только, не сейчас, — едва слышно прошептала Кадис, моля Его дать ей силы не упасть прямо сейчас и довести начатую атаку до конца.

…Он ответил на её молитву. Когда боль достигла испепеляющего сознание фортиссимо, ноги подкосились, и Кадис рухнула, не в силах двигаться дальше и не в состоянии более сдерживать исполненный бесконечной муки стон, их контратаку подхватили. Поднялись, обрушивая на врагов всю свою ярость, гвардейцы из соседних взводов. «Химеры», перебрасываемые с других участков на место прорыва, все пребывали, сокрушая ряды зеленокожих тварей своим благословенным огнем спаренных орудий. Наступление орков было остановлено и отброшено назад. Но Морзус этого уже не увидела. Ослепленная нарастающим внутри жаром и звенящей болью, она лежала на обильно политом кровью рокрите, чувствуя как постепенно нестерпимый жар отступает, а на его место приходит леденящий душу и кости озноб.

…Где-то на кромке гаснущего сознания хлопнула одна из дверей. Проявившаяся ненадолго реальность, дрогнув, как предрассветная дымка, исчезла. Сознание Кадис вновь погрузилось во мрак…

РЭКУМ ПОСЛЕ ЗАКАТА

Кимдэк резко дернулся и, не приходя в сознание, глухо застонал. На бледном лице выступила испарина, и ее холодные, липкие капли медленно покатились ото лба к вискам.

Несколько часов назад, когда Джонас окончательно впал в горячку и беспамятство, кадет-комиссар Шульц распорядилась сделать кратковременную остановку. Пока гвардейцы переводили дух, она лично зафиксировала раненного, привязав ремнями его руки и ноги к носилкам, после чего аккуратно вставила Кимдэку в рот кляп и зафиксировала его голову еще одним последним ремнем. Увидев все это, Уэбб лишь удивленно взглянул на сержанта Кима. Тот так же без слов утвердительно кивнул, а позже, когда их группа снова двинулась в путь, сменив у носилок Сименса и Шульц, коротко бросил Уэббу: