Комиссар Хольмг. Становление

День одиннадцатый

ДЕНЬ 11

РЭКУМ ПЕРЕД РАССВЕТОМ

Он не помнил, как проснулся и что ему снилось, и уже за это он был благодарен Императору. Мрачные, тяжелые сны, которые приходили к нему в те краткие минуты отдыха, которые себе позволял Октавиан, выматывали его до предела. Порой ему казалось, что лучше вовсе обходиться без сна, чем погружаться в ту пучину кошмаров, что представали перед ним всякий раз, как он закрывал глаза. Резко моргнув несколько раз, Лорд-Комиссар огляделся и понял, что его разбудило. На пороге небольшой комнаты стоял Карро Гвинеро, едва заметно опираясь о дверной косяк.

— Докладывай, — Гай Тумидус в одно движение поднялся с постели.

Он пристально посмотрел на комиссара и увидел, как тот, не говоря ни слова, извлек из-под шинели, накинутой на плечи, бутылку амасека. Прошла секунда. Долгая секунда, полная беззвучных слов.

Не меняя выражения лица, Гай Тумидус с какой-то тяжестью в движениях пожал плечами:

— У меня в кабинете есть лучше, — ответил он, не глядя Карро в глаза и сосредоточив свой взгляд на этикетке бутылки.

Гвинеро кивнул.

Они вышли из комнаты и прошли в помещение штаба. Там Октавиан прошел к столу, за которым он обычно просматривал отчеты, открыл один из ящиков и достал оттуда бутылку коллекционного амасека. Следом за бутылкой из того же ящика были извлечены два бокала и наполовину выдавленный тюбик с питательной пастой. Все это, не говоря ни слова, Тумидус выставил на крышку стола, и пока Гвинеро, прихрамывая, подходил ближе, поднес еще один стул. Так и не сев, Карро откупорил бутылку и разлил напиток по бокалам. По комнате, слабо освещаемой дежурными лампами, разнесся хорошо узнаваемый запах с тонким шлейфом миндаля и перца. Синхронно они взялись за бокалы, наполненные до краев, и, встретившись взглядами, выпили их содержимое. Так же синхронно они поставили бокалы обратно на стол, и только когда был налит второй круг, Гай Тумидус произнес:

— Через четырнадцать стандартных суток на планету прибудет подкрепление.

Его голос отозвался глухим эхом, и могло показаться, что он исходит не от живого человека.

— Если не будет возмущений в варпе, — отозвался Гвинеро, занимая стул рядом с Лордом-Комиссаром.

— Если не будет возмущений в варпе, — согласился Лорд-комиссар. — А до этого времени…

Их взгляды снова встретились.

— У них не получилось, — Тумидус произнес эти слова почти шепотом, и было не ясно, спрашивает он или утверждает.

— Легкие почти полностью уничтожены. И еще несколько органов. Необходимо вмешательство техножрецов и сложная система имплантатов, которой нет на Ферро Сильва, — таким же шепотом ответил Гвинеро.

Они подняли бокалы и, залпом опустошив их, поставили на стол.

— Сколько осталось? — в голосе Гая Тумидуса впервые за все эти дни послышалась бесконечная усталость.

Гвинеро посмотрел на хронометр:

— Имеющийся в распоряжении аппарат сможет поддерживать его жизнь еще семь минут. Потом, если ситуация не изменится…

Гай Тумидус ничего не ответил и, разлив из бутылки по третьему кругу, сделал из своего бокала большой глоток. Они помолчали.

— Хороший выпуск, — нарушил упавшую тишину Гвинеро. — Достойный.

Гай Тумидус слабо улыбнулся:

— Возможно, лучший.

— Будущее покажет.

Они, вновь замолчали. В наступившей тишине одиноко пискнул инфопланшет. Гай Тумидус прочел поступившее сообщение и, поднявшись со стула, посмотрел на Гвинеро.

— Семь минут прошли, — Карро Гвинеро последовал его примеру, вставая.

— Прошли, — с отрешенной усталостью кивнул Лорд-комиссар и, потянувшись рукой в ящик стола, достал оттуда еще один бокал.

РЭКУМ

Кадис Морзус сидела на ступеньках, ведущих в комиссариат, и смотрела в бесконечное серое небо с редкими лиловыми прожилками. Ей не суждено было покинуть эту планету и когда-либо увидеть над своей головой другое небо. Теперь она знала это наверняка. Эта простая мысль укрепилась в сознании сегодняшней ночью, когда она, очнувшись от очередного кошмара, что преследовали ее все последние ночи и те часы, что она провела в беспамятстве, приняла окончательное решение относительно своих дальнейших действий…

Раны, полученные ею, горели не переставая, причиняя сильную боль при каждом вдохе. С момента ее ранения прошла почти неделя, и за это время стало ясно, что с каждым днем состояние ран только ухудшается. Они не затягивались, продолжая кровоточить, а в последние несколько дней к крови начала примешиваться какая-то слизь, обильно сочащаяся из раны. Должно быть, именно она вызывала все усиливающееся жжение, от которого не спасали обезболивающие инъекции, давая лишь краткую передышку между приступами болезненных спазмов, от которых перехватывало дыхание. Вызываемый воспалением жар не покидал Морзус, заставляя ее обливаться потом и испытывать постоянную жажду, которая изматывала ее не меньше боли. Однако несмотря на все эти грозные симптомы, слабость от ран постепенно уходила, и Кадис начала предпринимать попытки подняться с кровати. Сидя на больничной койке и надсадно дыша, словно только что пробежала кросс, кадет-комиссар вспоминала, как на утро следующего же дня после того, как она впервые пришла в себя, ее навестил Лорд-Комиссар Тумидус.

Каждый шаг Лорда-Комиссара отдавался звоном стали, словно он выковывал своей походкой разящий клинок. Дойдя до койки, на которой лежала Морзус, Октавиан резко остановился и, окинув раненую продолжительным взглядом, произнес:

— Кадет-комиссар, ваше самочувствие.

Она предприняла попытку приподняться и сложить руки в аквилу, но Гай Тумидус знаком приказал ей оставаться лежать.

— Готова вернуться в строй и служить Империуму, — Кадис отчеканила эту фразу, несмотря на душивший ее спазм, и замолчала, с трудом сдерживая кашель.

— Вы получили серьезное ранение, кадет. Несколько поражающих элементов не были извлечены из ваших ран, и, по предварительной оценке медиков, остались в теле и либо разложились там, либо остались недосягаемыми для обнаружения и последующего извлечения. Проведенная операция не смогла их выявить. Сестры, да поможет им Император в их нелегком труде, считают, что вы в скором времени предстанете перед Золотым Троном.

Он сказал это на одном дыхании, без излишних эмоций, спокойно и строго глядя на Морзус, внимательно следя за ее взглядом.

— Если это так, Лорд-Комиссар, я бы хотела принести пользу своей смертью, — кажется, ее голос дрогнул, когда она говорила эту фразу.

Кадис никогда не питала надежды, что ее жизнь окажется чересчур долгой. Смерть подкарауливает комиссаров каждый день, и ее бывает подчас очень трудно избежать. Порой практически невозможно. И все же…

— Досточтимый Магос Ван Калифшер изъявила готовность провести ряд тестов, чтобы определить причину заражения и степень угрозы, которую оно таит в себе. Данные исследования помогут существенно продвинуться в дальнейшей борьбе с подобными заражениями, если они повторятся, и могут помочь спасти много жизней верных Имперцев.

Ее голос снова так некстати предательски дрогнул:

— Для этого Магосу потребуются живые образцы, Лорд-Комиссар?

— Да, кадет-комиссар, живые образцы, — ответил Гай Тумидус.

…Сегодня утром она написала рапорт на имя Лорда-комиссара Гая Октавиана Тумидуса с просьбой передать ее, кадет-комиссара Кадис Морзус, представителю Магос Биологус в качестве подопытного образца, как возможного носителя неизвестного либо малоизученного Империумом заболевания. Далее прилагался список отклонений, которые произошли с ней за последнее время…

— Ваши раны еще не зажили, — одна из сестер госпитальер стояла возле Кадис, пока та надевала на себя кадетский мундир, тщательно застегивая его на все пуговицы.

— Я продолжу лечение у Магос Биологус, сестра, — морщась от очередного приступа боли, ответила Морзус.

Медленно она вышла из палаты, проследовав через длинные коридоры монастыря к выходу. Уже перед последними дверями, ведущими во двор, она встретила Палатину Штайн. Та, сложив в качестве приветствия на груди аквилу, на секунду остановилась.

— Вы уходите? — в ее приятном певучем голосе строгости было не меньше, чем у Лорда-Комиссара Тумидуса.

— Моим дальнейшим лечением займется Магос Ван Калифшер, — открытый взгляд Кадис устремился на Алиту Штайн.

На секунду Морзус показалось, что Палатина сейчас возразит ей так же, как она возразила самой Ван Калифшер, когда та настаивала на необходимости экспериментов и ряда опытов.

«Это мой выбор», — подумала Кадис, не отводя взгляда, продолжая смотреть в глаза Штайн.

— Вы все знаете, кадет-комиссар, — это не было вопросом.

— Точно так, сестра, — да, она знала.

— Император защищает, — Палатина сделала шаг, намереваясь продолжить прерванный путь. — Комиссар.

Без посторонней помощи Морзус дошла до здания комиссариата. Там, в коридоре, она увидела Хольмг, дежурившую у кабинета Гая Тумидуса.

— У себя? — спросила Кадис, нащупывая левой рукой бумагу с изложенным на ней рапортом, составленным заранее.

Хольмг взглянула на хронометр:

— Будет через восемнадцать минут.

— Мой рапорт, — Кадис подала Атии сложенный пополам листок. — Передайте Лорду-комиссару, когда он вернется. Я буду ждать на улице, — добавила она.

Неожиданно, получив в распоряжение восемнадцать минут личного времени, Кадис поспешила покинуть здание комиссариата и вышла на воздух, пропахший гарью и дымами, пронизываемый тонкими солнечными лучами разогнавшего кучные облака светила. Она сняла фуражку, и ветер тут же растрепал ее коротко остриженные волосы. Кадис сверилась с хронометром. В ее распоряжении оставалось еще четырнадцать минут. Устало она опустилась на холодные, облупившиеся ступени и посмотрела в небо планеты, которая станет для нее могилой. Там гонимые ветром пушистые облака пробегали по далекому солнечному диску, то позволяя его лучам пробиваться к земле, то закрывая их собой. Морзус смотрела на них и думала о том, как можно наиболее ценно использовать то немногое время, что у нее еще оставалось.

Когда из комиссариата вышла Хольмг и села рядом, Кадис не повернула голову в ее сторону. Просто чуть подвинулась. Молча приглашая сесть рядом.

Они обе молчали. И их молчание было напряженным, как будто слегка извиняющимся.

«Болит?»

«Да».

«Сильно…»

«Нестерпимо, но я справлюсь».

«Справишься. Я знаю».

Порыв ветра подобно сухому приливу окатил двух молчащих кадетов.

«Я могу хоть чем-то помочь?»

«Уже поздно. Я не улечу с этой планеты. Никогда».

Кадис прислушалась. Атия вздохнула? Нет, это ветер. Всего лишь ветер.

Атия Хольмг поднялась на ноги:

— Лорд-Комиссар вас ожидает, кадет, — она отряхнула шинель, приводя себя в порядок.

Кадис поднялась и поправила фуражку:

— Я готова, — спокойно произнесла она.

Полы синей кадетской шинели колыхнулись.

Пока Морзус, сопровождаемая Хольмг, шла по длинному коридору комиссариата к кабинету Гая Тумидуса, могло показаться, что ворвавшийся в здание порыв ветра подгоняет кадетов в спину.