Комиссар Хольмг. Становление

Не сбавляя темпа, Кадис вошла в кабинет, оставив Атию за порогом.

За большим столом сидел Лорд-комиссар, а рядом с ним стояли два регулятора.

— Кадет-комиссар Морзус, — обратился к ней Гай Тумидус, протягивая бумагу, — ваш рапорт о передаче вас как объекта для изучения ксенотической заразы представителю Ордо Биологус мной одобрен и подписан. Сдайте все оружие, кадет-комиссар, — Лорд-Комиссар посмотрел на Морзус: — С этого момента, ваша жизнь более вам не принадлежит.

Дверь кабинета Лорда-комиссара широко распахнулась, и Хольмг увидела выходящую оттуда Кадис. На секунду их взгляды снова встретились.

«Император защищает».

Порыв настойчивого ветра, прорвавшегося с улицы в коридоры комиссариата, взметнулся в последний раз и затих. Или это все же был едва слышный вздох.

«Император защищает».

Их взгляды разошлись, чтобы больше никогда не встретиться.

Атия сложила знак аквилы на груди и посмотрела вслед уходящей Морзус.

— Аве, — едва слышно прошептала она, но Кадис ее уже не слышала.

НЕМОРИС

Ларн осторожно высунулся из своего укрытия, глядя, как пять человек обыскивают очередной дом. Теперь сомнений не оставалось: они искали его, чтобы расправиться с предателем. Ларн поежился. Но это дерганое движение его плеч не было вызвано страхом. Противный северный ветер, разгуливающий по мертвым улицам Немориса, причинял бывшему гвардейцу больше беспокойства, чем страх быть пойманным. Ларн улыбнулся, обнажая желтые зубы. Было забавно понимать, что еще недавно, только задумавшись над перспективой попасться в руки вчерашних однополчан, он был готов собственноручно застрелиться, лишь бы избежать этой страшной, как ему тогда казалось, участи. А теперь… Все изменилось так внезапно. Бесконечный животный страх, ранее гнездившийся на самом дне его мрачного иссохшего колодца, именуемого душой, исчез. Растворился подобно туману под жгучими солнечными лучами. На смену раздирающему страху с его потными, до крови впивающимися в сознание пальцами пришло безразличие. Оно вошло в Ларна размеренной, чуть прихрамывающей походкой, закупорив пустой колодец его души массивным воротом и воссев на нем с лицом безжалостного правителя. Тот, что прежде был рабом, ныне дорвался до безграничной власти, на какую только способен.

— Ищите, — прошептал Ларн, потирая костяшки пальцев, сам не понимая, почему так делает: от холода, нервного возбуждения или по какой-то иной, неизвестной ему причине. — Может, найдете. Себе на голову.

Потрескавшиеся и обветренные губы предателя растянулись в ядовитой усмешке, мгновенно обезобразившей его и без того уродливое лицо.

«Я убью их по одному, — Ларн вновь потер костяшки пальцев с такой силой, что они покраснели. — Или нет. Не убью. Достаточно будет покалечить, чтобы они не смогли убежать и позвать других на помощь»

Мечтательно он задумался о том, как перед ним лежит связанный, беспомощный инквизитор с переломанными руками и ногами, а Ларн плюет на него сверху вниз и продолжает наносить удары ногами по искалеченным ребрам и почерневшему от крови лицу.

Этот образ настолько захватил предателя, что он на мгновение утратил связь с реальностью. Однако очередной порыв ветра хлестнул его по бледным, грязным, впалым, словно у голодающего, щекам, и Ларн прервал свои грезы, вновь поведя зябнущими плечами.

«Сначала, надо разобраться с этими, — подумал он, втягивая шею в ссутулившиеся плечи, еще больше сгорбливаясь под ледяными пощечинами ветра. — Я разберусь, разберусь…»

После чего тихо, чтобы не привлечь к себе внимания, он покинул свой наблюдательный пункт, почти мгновенно растворившись среди развалин мертвого города.

НЕМОРИС ПОСЛЕ ЗАКАТА

Он метнулся из стороны в сторону и затих, подобно дикому зверю, чудом ушедшему от погони и теперь с трудом переводящему дух. Но на самом деле Сэм не был дичью. Он сам был охотником. А его добычей был не зверь и не человек, а место. То самое место, где не так давно проклятые культисты призывали силы хаоса и откуда незримыми нитями расползалось зловоние скверны. Сэм долго шел по этому дрожащему, скользкому следу. Запах тления и смерти уводил его то в одну сторону, то в другую, заставлял плутать по всему Неморису, несколько раз уводил к самой окраине города и даже дважды пропадал, словно издеваясь над своим преследователем. Но Сэм с настойчивостью опытной ищейки снова и снова разыскивал слабую нить и продолжал идти по ней, пока наконец не остановился. Теперь он был уверен, что нащупал то самое место, которое так долго искал.

Он не мог сказать точно, сколько просидел без движения. Время одинокой каплей упало в бездну призрачного мира и там иссякло. Лишь спустя вечность Сэм осторожно пошевелился и аккуратно приблизился к пульсирующему силой кругу. Тот был неровный, с рваными, источающими тошнотворный запах краями и тяжелым, опустошающим душу цветом черной крови. Мысленно псайкер порадовался, что в этом мире он видит все вещи размытыми, а цвета тусклыми. Ему не хотелось даже представлять, как выглядит место, оскверненное хаосом, во всем своем ужасающем великолепии. Выждав несколько мгновений, он сделал еще один шаг, потом еще и еще. Пульсирующий, булькающий чернеющей массой круг выглядел мрачно, но, как ни странно, он по-прежнему не излучал желтые волны опасности. Именно грязно-желтыми разводами, как маркерами, Сэму приходило видение, что дальше продвигаться нельзя. И чем интенсивнее был цвет, тем серьезнее угроза от обозначенного им места. Это был его личный маркер, выработанный им за долгие годы практики. Однако тут угрозы не было. Никакой, даже самой блеклой и слабой. Псайкер продвинулся вперед еще на шаг.

Со стороны могло показаться, что медленно бредущий по разгромленному городу человек или крайне нетрезв, или сошел с ума. Движения его тела изменялись от рваных и резких до плавных и пластичных совершенно внезапно, не поддаваясь систематизированию или логике. Из его полуоткрытого рта стекала на подбородок слюна, а глаза, не мигая, смотрели в одну точку, сфокусировавшись на чем-то бесконечно далеком, уходящем за грань понимания. Зрачки сузились, превратившись в едва заметную точку на фоне светло голубой, почти белесой, радужки. Спутанные, неровно подстриженные черные волосы с множеством седых прядей хаотично покрывали голову и лицо, местами доходя до плеч, ссутуленных и поникших.

За странным человеком следовала женщина. Она шла, раскачиваясь из стороны в сторону, будто была готова упасть в любой момент. Ее неестественно худое, изможденное тело согнулось настолько сильно, что длинные пальцы на бледных руках почти касались иссеченного пулями и осколками гранат рокрита. Там, где завалы от разрушенных зданий или импровизированные баррикады поднимались достаточно высоко, ее ладони начинали касаться этих возвышений, и тогда создавалось впечатление, что женщина идет на четырех вытянутых и невообразимо худых конечностях. Она неестественно выгибалась под беспощадными порывами ледяного ветра, дрожа всем своим худым телом. Никто не мог и предположить, что на самом деле Ведана, шедшая следом за Сэмом, с бдительностью оценивала каждый его шаг, зорко следя за каждым его движением. Ее задачей было страховать его от любых неожиданных ментальных атак, против которых он, поглощенный поиском, был открыт и беспомощен. И она готова была ринуться ему на помощь в доли мгновения.

Ларн наблюдал за псайкерами из своего укрытия и ухмылялся. Было забавно смотреть, как эти двое метались по всему Неморису, в попытках выяснить то, что открылось ему самому уже давно. Предателю казалось странным и смешным, как долго псайкеры искали место, где каких-то несколько недель назад пролилась кровь первой жертвы. Место, откуда все началось и от которого сейчас распространялась аура безысходности. Именно она подпитывала в нем то безразличие, которое охватило Ларна несколько дней назад и которое к данному моменту пропитало собой все его существо до последнего клочка спутанных мыслей. Предавшись убаюкивающим потокам, исходящими от места ритуала, Ларн закрыл глаза. Перед его внутренним взором пронеслись картинки никогда не виденного им прошлого.

Человек прошел мимо предупреждающих знаков и табличек, обогнул покосившийся шлагбаум и остановился только тогда, когда ступил на край уходящей вниз заброшенной штольни. На человеке была одежда простого рабочего, но небольшая потертая временем нашивка на левой стороне комбинезона говорила, что у носившего ее есть второй уровень допуска. Однако, присмотревшись, можно было догадаться, что данная одежда этому человеку не принадлежала. Изрядно поношенный комбинезон был с другого плеча и висел на нынешнем своем владельце, как на вешалке. Человек был худ и не высок ростом, в отличие от прежнего хозяина одежды, что была сейчас на нем. К тому же он был слишком юн, чтобы иметь допуск выше третьего уровня. Человек взглянул вниз, в черную утробу штольни, и на его молодом лице с изящными чертами и чересчур тонкими, неровными надбровными дугами несмотря на прохладный ветер и пасмурную погоду проступила испарина. В длинных, подрагивающих пальцах человек судорожно сжимал обшарпанный инфопланшет, вцепившись в него, словно в нем заключалась его последняя надежда на спасение. В зеленых, почти изумрудных глазах замерла невообразимая тоска по бескрайним равнинам, в которой метались всполохи животного страха. Вся фигура человека, каждое его движение, каждый взгляд и не вышептанный, немой стон выражали отчаяние и безнадежность. Он еще раз посмотрел вниз. Зловещее черное горло уходило в саму преисподнюю и манило человека сделать роковой шаг.

Юноша едва заметно качнул головой, словно не соглашаясь с предложенным ему решением, потом включил инфопланшет, перечитал сделанную в нем ранее запись и добавил несколько слов. Потом он еще раз взглянул в бездонное лицо своей будущей смерти, закрыл глаза и шагнул вперед.

Никто в Неморисе не заметил, как молодой рабочий сорвался и упал в старую штольню. Никому в Неморисе не было до этого дела. Никому, кроме одной женщины.

Все это время она молча сидела на каменистом дне уходящих под основание города катакомб и ждала, когда ОН придет к ней. И теперь, когда ОН, наконец, явился на зов, она осторожно поднялась с острых камней, подошла к своему долгожданному гостю. Бережно, с какой-то извращенной заботой, она погладила жертву, которую столь долго поджидала, по коротким, колючим волосам. Дрожащей от вожделения рукой она коснулась еще горячей крови, сочившейся из расколотого черепа, и обвела ею несколько символов, изображенных на стене штольни. Те вспыхнули голубым сиянием, и в их неровном свете на гаснущем экране инфопланшета, умирающего рядом со своим обреченным хозяином, мелькнула последняя запись: «Уже поздно что-то менять».

Женщина улыбнулась, обнажив несколько почерневших, наполовину сгнивших зубов, и побрела прочь, в глубину замысловатых переплетений штолен, пещер и проходов, пошатываясь из стороны в сторону, то и дело запинаясь о выступающие камни и смеясь. Смеясь беззвучным хохотом безумия, роковым набатом разносившегося по призрачному миру псайкеров.