Звезда-Полынь

Глава 16

Припять

Как это у классика говорится? «Чуден Днепр при тихой погоде», во! Еще со школы я эту фразу запомнил, хотя сам Днепр впервые увидел только полтора года назад, когда начал сталкерствовать. Даже не помню точно, кто это написал, вроде Гоголь. Но вот только теперь, глядя с высоты в несколько сотен метров на отражающие утреннее солнце воды Днепра, я понял, наконец, истинный смысл этой фразы писателя. Красота, что и сказать. И хоть мне было не до красот, но таким вот пейзажем поневоле проникаешься до самой глубины души. Я даже забыл о тошноте, которая жестоко мучила меня с того самого момента, как вертолет поднялся в воздух с площадки около Лиманска. Забыл о том ужасе, который видел пару часов назад и перестал думать о том, что ждет меня и всех нас впереди. Просто смотрел вниз, на сверкающую гладь реки, над которой висела утренняя дымка.

- Чего задумался, Малой? – крикнул мне Индус, стараясь переорать гул винтов.

- Красиво! – ответил я, показывая на Днепр.

- Налево глянь.

Я шагнул к левому борту – сразу накатила дурнота, желудок подпрыгнул вверх. С трудом подавив рвотный спазм (ненавижу все, что летает!) я глянул в иллюминатор. Внизу, среди плотных массивов из начавших желтеть древесных крон, отчетливо виднелись кварталы Припяти. У меня даже сердце сжалось: вот он, город-призрак, куда так стремятся попасть многие сталкеры, и где, по слухам, самые чудесные артефакты просто под ногами валяются!

- Сейчас на посадку пойдем, - крикнул Индус.

Я кивнул, сел на сиденье, прижимая к себе автомат. Шершень казался спокойным, Ксения тоже. Лицо Юры Дюбеля было нежно-зеленоватого цвета, он, подобно мне, боролся с воздушной болезнью, которая теперь, когда мы пошли на снижение, усилилась. Я закрыл глаза, думая только об одном – как бы удержаться и не облевать салон вертолета. А еще из памяти всплыла молитва – единственная, которую я знаю, «Отче наш». И я начал шептать ее, поскольку на душе у меня было очень-очень тревожно. Я дочитывал молитву до конца, начинал заново; сколько раз я прочел ее, не помню, но только меня прервал резкий толчок – вертолет наконец-то приземлился. Нас не обстреляли, мы не столкнулись с какой-нибудь аномалией в воздухе – короче, долетели. Мы прибыли в Припять.

Шершень и Индус выпрыгнули первыми. Индус подал Ксении руку – рыцарь, блин! Я спрыгнул на землю, голова у меня закружилась, и меня стошнило прямо под ноги Шершню.

- Простите, - прохрипел я, вытирая рот и глядя на Ксению. Мне было особенно конфузно перед ней. Но тут Юра Дюбель, уже покинувший вертолет, выпучил глаза и тоже сложился пополам в приступе рвоты.

- Слабаки! - прокричал Индус.

- Туда, - Шершень показал на группу пятиэтажек справа от нас.

Судя по всему, мы сели на самой окраине города, на площадке, которая когда-то была, похоже, автомобильной стоянкой. Справа, как я уже сказал, начинались дома, отделенные от стоянки линией проржавевших гаражей, слева, за деревьями, угадывался берег реки. Вертолет начал подниматься в воздух, а мы быстрым шагом двинули за Шершнем. Теперь, когда рев вертолетных винтов стал тише, стала отчетливо слышна стрельба в городе, причем довольно интенсивная.

Мы вошли во двор первой пятиэтажки, и тут Шершень дал команду остановиться. Я еще в вертолете заметил, что он несколько раз говорил с кем-то по ПДА. Я решил, что у нас в этом месте назначена встреча с собратьями Шершня, и не ошибся.

Монолитовцы появились минут через пять – восемь человек с «калашами» и «Абаканами», один с пулеметом ПКМ, один с гауссовкой. Выглядели они потрепанными, крепко пахли дымом и пороховой гарью, у многих снаряжение было густо покрыто пылью, вымазано ржавчиной и забрызгано кровью. Один из монолитовцев был ранен и слегка прихрамывал. Шершень пожал их командиру руку, и они о чем-то пару минут толковали. Я смотрел на окруживших нас боевиков «Монолита» и почему-то чувствовал сильное беспокойство, хоть и понимал, что эти ребята нам не враги. А потом Шершень и командир группы подошли к нам.

- Все происходит так, как я и предполагал, - сказал Шершень. – Прогулки не получится. К стадиону придется пробиваться с боем.

- Опять наемники? – подал голос Индус.

- Это началось нынешней ночью, сразу во многих местах города, - сказал командир монолитовцев. - Обстановка очень тяжелая.

- О чем вообще вы говорите? – не поняла Ксения.

- Хозяин привел в Припять свою армию, - ответил Шершень со странной улыбкой. – Его мертвецы атаковали наши блокпосты и центральную базу «Монолита» в Припяти. У нас большие потери.

- Опять трупаки? – Индус плюнул себе под ноги. – Да что он, сатана что ли, ваш Хозяин гребаный?

- Почти, - Шершень сориентировался по своему ПДА. – До портала совсем недалеко, так что скоро будем на месте.

- Портала? – Ксения вопросительно подняла бровь.

- Артефактного портала, - пояснил Шершень. – Мы используем их для быстрого перемещения по Припяти. Медведь и его люди будут нас сопровождать и прикрывать, если потребуется. Да, и приказываю всем шлемы надеть. От пси-воздействия хоть немного защитит.

- Пси-атаки? – Я вспомнил, какие приятные ощущения испытал в заброшенном депо, и похолодел. – Контролеры тоже при делах?

- Вся нечисть оживилась, - ответил за Шершня Медведь, монолитовский командир. – Сам увидишь.

- Ага, в Припяти стартовал международный слет мутантов и прочих уродов, - прокомментировал Индус, проверяя на ходу дробовик. – Задача нашей инициативной группы принять гостей на достойном уровне.

- Держимся все вместе, огонь открываем без команды, - продолжал Шершень. – Стреляйте во все, что движется. Для нас в Припяти своих нет. Все, кто встретится нам – враги. И старайтесь стрелять точно, берегите боеприпасы.

- А как же ваши? – не удержался я.

- Для того мы и встретили вас, чтобы вы чего-нибудь не напутали, - сказал с усмешкой Медведь. – А заодно и прикроем вас, сами вы вряд ли прорветесь к стадиону.

Его люди выстроились клином, боевик с пулеметом впереди, снайпер за ним, остальные по бокам. Мы оказались внутри этого клина. Шершень был с нами. Он казался совершенно спокойным, и это меня немного ободряло. Сам я чувствовал сильное волнение и тревогу. В народе такое состояние называют мандражом. Ну, боялся я, чего греха таить!

За пятиэтажкой начинался небольшой скверик, окруженный домами, в котором затаилось несколько небольших «Трамплинов». Аномалии словно почувствовали наше приближение; по скверику закружились палые листья, раздалось потрескивание, будто воздух наэлектризовался. Улица за сквером была пуста. Справа и слева от дороги стояли типовые панельные пятиэтажные дома, глядевшие на нас пустыми слепыми окнами, у подъездов навечно припарковались изъеденные ржавчиной автомобили – несколько «Жигулей», «Рафик» и бензовоз. В одном из подъездов с гудением и треском бушевала «Жарка». Цистерна бензовоза была пробита пулями, на асфальте были обильно рассыпаны стрелянные гильзы от Ак-74. У обочины я увидел труп в экзоскелете и без головы. Следов крови возле тела не было, да и голова покойничка куда-то исчезла. Еще один труп лежал за автомобилями, я мог видеть только ноги в стоптанных ботинках, торчащие из кустарника. И вот еще что – как я уже говорил, в городе шла стрельба, но когда она стихала, наступала прямо-таки сверхъестественная тишина. В этой тишине, казалось, можно было услышать, как течет кровь по жилам, а звуки наших шагов по этой пустынной мертвой улице наверняка было слышно за километр.

Двигаясь за Шершнем, я внезапно вспомнил, как однажды Бандура на «Скадовске» рассказывал про Припять. Это было давно, задолго до его апрельского исчезновения. Дрон тогда ни к селу ни к городу заговорил о том, как однажды побывал в горах. Типа забрался он на какую-то высокую гору и оттуда вроде как неба мог коснуться.

- Прикиньте, мужики, - сказал нам Дрон, - стою я один под звездами, и рядом только вечность. Красота!

- Тебе надо как-нибудь в Припять попасть, - ответил ему Бандура. – Окажешься там и почувствуешь, чего ты стоишь в этом мире. Только нет там красоты. Рядом с тобой будет только смерть.

Нас, желторотиков, от этих слов Бандуры тогда мороз по шкуре подрал. Жутко они прозвучали, но… Чтобы понять их настоящий смысл, мне самому нужно было оказаться в Припяти. И вот тут я подумал, каким идиотом я был все это время. Наивно полагал, что достаточно мужик для того, чтобы урвать в Зоне свой кусок счастья, ничего, по сути, об этой Зоне не зная. Так, по ее дальним окрестностям шлындал, в собачек облезлых постреливал – и считал себя героем, что ты! Потом бы на большой земле девчонкам под пиво, чипсы и бодрую музычку баки втирал, красовался бы перед ними – орел, мол, сталкер бывалый, всех мутантов гроза…

Я вообще не понял, что случилось. Что-то гулко ахнуло, раскатившись эхом по улице. И я уже лежу на асфальте, потому что меня повалил Индус.

- Снайпер! – услышал я крик Медведя. – Пятый этаж, на десять часов!

Улица наполнилась автоматным и пулеметным грохотом и осветилась синим светом от выстрела из гауссовки. Потом опять наступила вся та же пугающая кладбищенская тишина. Я лежал на животе, обливался потом и боялся пошевелиться.

- Порядок, - Индус толкнул меня в бок. – Уделали. Не успел, гад, репу свою из окна убрать.

Я отвернулся, чтобы смуглый сталкер не увидел страх в моих глазах – и встретился взглядом с Ксенией. Девушка сразу опустила глаза, и я понял, что она тоже напугана.

- Зомбированные плохие стрелки, - сказал я, пытаясь улыбнуться.

- Этот был хорошим стрелком, - ответила Ксения, и тут я увидел, что один из людей Медведя лежит на дороге, и возле его головы растекается кровавая лужа.

- Отпелся Сеня Чикаго, - только и сказал Шершень.

Ноги у меня стали совершенно ватными. Я с трудом оторвал взгляд от раскинувшегося на асфальте тела убитого монолитовца и посмотрел вокруг себя, на фасады домов. Теперь каждое окно в этих домах напоминало мне наставленное прямо на меня дуло оружия. Но окончательно впасть в панику я не успел – монолитовцы открыли дружный огонь по группе зомбаков, появившихся из-за угла дома.

Я тоже стрелял. Правда, помня все наставления Индуса, стрелял одиночными выстрелами и старался бить прямо в головы жмуров. Уж не знаю, попал я или нет хоть раз. Но все продолжалось не более десяти секунд – монолитовцы буквально снесли противника градом пуль. Потом Медведь сам довершил дело: он обошел дергавшихся на асфальте недобитых зомби и каждому разнес череп из своего «Зауэра». Выглядела эта процедура так неприятно, что меня снова скрутила рвота.

- Слабый у тебя желудок, - заявила мне Ксения. Этой хоть бы хны, никакими мозгами-потрохами на асфальте не прошибешь!

Я хотел ответить, но тут раздался окрик Шершня – со стороны парка в нашу сторону топала очередная группа мертвецов, и было их десятка полтора. Медведь тут же оценил ситуацию.

- Шерш, - крикнул он нашему командиру – давай сам, мы прикроем!

Покойнички между тем открыли огонь: оружие у них постоянно заедало, зомбаки с шипением и скрежетом зубов дергали затворные рамы, палили дальше – к счастью неточно, но зло и дружно. Впереди этой группы кадавров плелся бывший военстал в черном бронекомбинезоне – вернее, когда-то он был черным, а теперь от крови, грязи и плесени потерял цвет. Выстрел из винтовки Гаусса разнес его голову вдребезги, но военстал еще стоял несколько секунд, сжимая свой «Винторез», а потом снопом повалился на землю. Что было дальше, я не видел – Шершень увлек нас за собой, мы обежали здание и оказались на широкой улице, обсаженной пирамидальными тополями. Впереди улицу перегораживала баррикада из сгоревших автобусов, над которой яростно полыхало радужное зарево какой-то неизвестной мне аномалии.