Даггер: Инициация

— Секретная государственная структура, говорите? Военная? — спросил я, крепко задумавшись. Не нравилось мне все это.

— Деталей я не знаю, но в общем и целом все так, — пожал плечами начальник тюрьмы.

— На кой черт государственному секретному учреждению понадобились уголовники? Мы же уже переступили черту закона, так с чего бы нам не повторить это вновь? Ведь это риски.

— Я думаю, им нужны опытные военные. У тебя, насколько я знаю, было немало регалий и заслуг. Поэтому ты — идеальный кандидат на эту роль. К тому же, ты будешь восстановлен в звании и должности, а твой срок отсидки обнулится.

— Обнулится, — усмехнулся я. — Но никто не вернет мне восемь лет жизни, уже спущенных в унитаз здесь.

— Прошлое тебе не вернет даже сам Господь Бог, — развел руками Картер.

— Значит, вы предлагаете мне вновь поработать на Федерацию?

— Ну… у тебя есть такой шанс, да, — кивнул начальник тюрьмы. — Но воспользуешься ты им или нет — зависит от тебя.

У меня вновь перед глазами всплыла картина того злосчастного дня, когда меня несправедливо осудили на пятнадцать лет. И теперь мне заново предлагают окунуться в это дерьмо.

— Предложение, конечно, очень заманчивое, но во второй раз наступать на грабли, которые совсем недавно отбили мне лоб, я больше не хочу. Да и если честно, несет дерьмом от этого предложения, как от надзирателя Ллойда. Политиканы опять решили разыграть партию в покер, но теперь им нужны свежие карты. Я свое отыграл, спасибо.

Картер не сводил с меня пристального взгляда, и тут я внезапно понял: он не просто решил сделать мне заманчивое предложение. Его заставили.

— Ты, похоже, кое-чего не понимаешь, Хоксвелл. Неужели восемь лет в застенках выветрили из твоей головы последние остатки здравых мыслей? У тебя есть шанс изменить свою жизнь, понимаешь? С тебя снимут кандалы, обнулят все обвинения, вернут звание и почет. Ты будешь получать ежемесячное жалование, как и полагается военному. Ты задумывался о том, что ждет тебя после тюрьмы? Хоть раз думал об этом?

— Думал. И не раз, — сухо ответил я.

— Замечательно. И какие у тебя перспективы, как ты считаешь?

Я молчал. Картер давил на больные точки. Давил сильно, но я все смогу стерпеть.

— Максимум, на что ты можешь рассчитывать — это третьесортное наемничество. Сам знаешь, какие там риски и какой заработок. Ну, возможно, еще пойдешь по криминалу, но там вероятность успешного исхода еще меньше. Ты станешь разменной монетой, Хоксвелл. Биомусором.

— Именно таковым меня и сделало ваше правительство. А вы предлагаете вновь упасть к нему в ноги и вымаливать подачку. Не будет этого. Я спокойно отсижу оставшиеся семь лет и пойду своей дорогой. Ни с армией, ни с какими бы то ни было государственными службами я связываться больше не намерен. Они не ценят простых солдат, так почему же простые солдаты должны ценить их?

Начальник тюрьмы моргнул, наверное, впервые с начала разговора. Потом он откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул, и во вздохе этом отразилась вселенская печаль. Похоже, мое согласие на эту сомнительную работу ему было жизненно необходимо выбить из меня. Помолчав с четверть минуты, он заговорил снова, но теперь его голос звучал тихо и почти безжизненно:

— Беннер будет участвовать в этом проекте. Он уже подписал контракт.

— Бен? Ваш брат? — спросил я, искренне удивившись.

Джозеф Картер кивнул, став мрачнее грозовой тучи.

Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Теперь мне все стало ясно.

— С этого и надо было начинать, господин Картер, — произнес я. — Ваш брат, как всегда, полез в пекло, и вам теперь нужен кто-нибудь, кто смог бы присмотреть за ним.

Начальник тюрьмы болезненно сморщился и снова тяжело вздохнул.

— При всем уважении к нему… но я не нянька-андроид, чтобы подтирать ему зад. Однажды я спас ему жизнь, потому что должен был. Бен — славный парень, но ему не достает хватки. Неужели за то время, что я пробыл на курорте, он так ничему и не научился? Он ведь всего на четыре года младше меня, если я не ошибаюсь.

— Научился. И многому, — кивнул начальник тюрьмы, подался вперед, положив локти на стол и уставившись в меня неморгающим взглядом, в глубине которого прослеживалась немая мольба. — Но… понимаешь, Хоксвелл, я за него беспокоюсь. Чуть больше чем через месяц, как тебя отправили к нам, уже в самом конце войны, он получил легкое ранение. Его перевели в тыл. Хотели вообще списать со службы, но он отказался. Через несколько лет его повысили в звании, а недавно он получил старшего лейтенанта. Сидел бы себе и дальше, но нет, зуд в заднице не дает ему покоя. Сожалеет, что не успел, как он любит выражаться «внести свой вклад в победу». А когда правительство инициировало этот проект, он сразу же загорелся желанием поучаствовать.

— Победу, — хмыкнул я. — Неужели он это так называет? Просто у обеих сторон кончились ресурсы, вот они и решили завершить войну.

— Формально победившая сторона — Альрийская Федерация. Да и какое это имеет значение в нашем разговоре?

— Никакого, — покачал головой я.

Повисло молчание.

— Ну так что? — спросил Картер.

— Что? — повел бровью я.

— Не строй из себя идиота, Хоксвелл. Не заставляй тебя умолять.

— А что… было бы забавно. Зайдет внезапно Носорог или другой вертухай, а вы на коленях передо мной стоите, а слезы из глаз так и льют, так и льют. Зрелище запоминающееся.

— Не забывай о субординации, заключенный номер одиннадцать-сто четырнадцать, — чуть похолодевшим голосом произнес начальник и опять моргнул. — Молить, разумеется, я тебя не стану. Пока что только прошу. По-человечески. Все эти годы, что ты провел здесь, я создавал для тебя приемлемые для нормальной жизни условия. Я ничего не просил взамен. Я был благодарен тебе за Беннера. Всегда. Да и он отзывался о тебе только в положительном ключе. Теперь же пришло время платить, Хоксвелл. Тем более, что плата для тебя вполне подъемная. В плюсе останутся все: тебя, как я и сказал, восстановят в звании и должности, а мой брат окажется под твоим надежным прикрытием. Все честно.

— Если бы все всегда было честно, я бы вообще не сидел здесь, — произнес я.

— Вполне возможно, — пожал плечами начальник тюрьмы и уныло усмехнулся. — В таком случае и меня бы здесь не было. Если все честны, то тюрьмы не нужны. Но мы здесь и работаем с тем, что имеем. И… Хоксвелл, прекрати уводить тему разговора.

— Я уважаю вашего брата, господин начальник. Он сильно отличается от вас. Я бы не удивился, если бы узнал, что у вас разные родители. И все равно, я отклоняю ваше предложение. Я больше не собираюсь служить государству, которое вместо того, чтобы наградить, отправило одного из своих преданных и рьяных бойцов гнить в тюрьму. Я больше не солдат.

Джозеф Картер пристально смотрел на меня с четверть минуты, а потом вновь откинулся на спинку кресла, опустошенно вздохнул и прикрыл глаза ладонью. Потер лоб, помолчал еще с пару мгновений и чуть севшим голосом произнес:

— Тогда у меня больше нет к тебе вопросов. Но знай, заключенный одиннадцать-сто четырнадцать, сладкая жизнь в Платосе отныне для тебя закончена. — Потом он коснулся сенсора на столешнице и громко позвал: — Старший надзиратель Ллойд, попрошу вывести заключенного из моего кабинета.

Носорог явился через пять секунд. Многозначительно глянул на Картера и едва заметно кивнул. Затем грубо потянул меня за плечо, толкнул в спину и вывел в коридор. Когда дверь в кабинет начальника тюрьмы закрылась, он еще раз толкнул меня в спину и процедил:

— Ну что, говнюк, прошло твое время. Теперь будешь таким же дерьмом, как и все тут.

— Не волнуйся, до твоего уровня мне еще очень далеко, — парировал я.

Шокер-дубинка взмыла надо мной, а потом в бок пришелся сильный электрический разряд. Я охнул, меня подкосило влево, ноги стали ватными, а по всему телу стремительно пронеслась волна боли.

Надзиратель приблизился ко мне. Вцепился в плечо толстыми пальцами и наклонился. Его рот оказался у моего левого уха:

— Долгие восемь лет я ждал этого момента. Ну давай, скажи еще что-нибудь, оскорби или попытайся воспротивиться. Никто теперь тебя не спасет, — с наигранной тошнотворной нежностью прошептал он мне на ухо.

— Я понимаю, что ты любишь пожестче, и даже одобряю это, но извини, сегодня я не в духе, — сдавленно проговорил я.

— Я не расслышал, заключенный под номером одиннадцать-сто четырнадцать, ты отказываешься идти в камеру? Я правильно тебя понял? — чуть ли не прокричал Носорог.

Вот же ублюдок!

Новый удар шокер-дубинкой оказался сильнее предыдущего. Из моей глотки непроизвольно вырвалось глухое мычание. Я больше не смог держаться на весу и рухнул на холодный пол.

— Встать, заключенный одиннадцать-сто четырнадцать! — проревел надзиратель.

Я попытался пошевелиться, но не смог. Электрический разряд все еще трепал мое тело.

— Ты опять игнорируешь мой приказ? — снова повысил голос Носорог.

— Ур-р-р-од, — сквозь зубы процедил я.

— Что ты сказал? — Ллойд наклонился надо мной, как великан над карликом.

Конечности по-прежнему меня не слушались, но вот лицевые мышцы уже начали нормально функционировать. Я собрал как можно больше слюны во рту и ото всей души харкнул точно в рожу надзирателю.

Ллойд не ожидал подобной выходки. От неожиданности отшатнулся, а его лицо на краткий миг приняло растерянный вид. Но через секунду он все же пришел в себя, и его глаза засверкали злобой.

— Ах ты ж сука! — выплюнул он и снова врезал мне дубинкой, попав на этот раз в лицо.

Прежде чем отключиться, я услышал громогласный возглас начальника тюрьмы, выпрыгнувший из динамика под потолком как джин из лампы: «Отставить!». Боль я не успел почувствовать, потому что почти сразу меня накрыла прохладная тьма забвения.