Имперец. Том 4

Глава 21

Лубянка, Сергей Викторович Нарышкин

Вернувшись после бунта на рабочее место, боярин почувствовал глухую ярость. Трупы, конечно, к тому времени уже убрали, Людочке выписали премию, даже затерли кровавые лужи на дорогом паркете, но Виктор Сергеевич все равно был зол.

И не потому что, мятежники явились по его душу, а потому что это Романовская протекция совсем охренела. Кусать руку, которая их кормит — это ж как надо пропить мозги?

При первом же удобном случае боярин выдал государю пылкую речь о необходимости внутренней проверки внутренней безопасности, на что Его Величество поморщился, но добро все-таки дал. Правда, попросил неприкасаемых не сразу вешать за окном, а разбираться детально в каждом отдельном случае.

Кумовство на Руси явление такое же древнее, как само государство, так что «каждым отдельным случаем» был практически каждый третий, если не второй спорный кадр. И Нарышкин с особым удовольствием песочил свое подразделение, вычищая под шум баяна всех спорных сотрудников. Ну или просто ленивых бездарей, что тоже одна из форм саботажа.

Собственно, за приятным вычеркиванием имен из штатной книги боярина и застал Серов, имевший право входить без доклада.

— Скажи, что у тебя хорошие новости, — произнес Виктор Сергеевич, рассматривая чье-то резюме на вытянутой руке и размышляя, оставлять ли засланного казачка или нет.

— Ну не плохие — это точно, — усмехнулся Серов, кладя поверх разложенных на столе документов боярина папку. — Гвардия цесаревича нанесла, кхм, ряд визитов причастным к мятежу и побегу Виталия Романова.

— А, веселый отряд устроил чес, — усмехнулся Нарышкин, откладывая решение крысиной судьбы и беря папку в руки. — Ну что там, наш студентик нашел что-то полезное?

— Более чем, — ответил Серов, рассматривая скол на столешнице, оставленный пулей.

— Менять не буду, — ответил Виктор Сергеевич на невысказанный вопрос, листая документы.

— Будут говорить, что Нарышкин скупердяй, — заметил в ответ подчиненный. — Или что государь своим людям награды зажал, раз его ближник за пострелянной мебелью сидит.

— А ты сделай так, чтобы говорили, что я у вас рачительный хозяин, — не поднимая глаз от бумаг, ответил боярин.

— А ты рачительный? — хмыкнул Серов.

Нарышкин провел ладонью по ребру стола, касаясь нескольких неровностей пальцами, и ответил:

— Это — чтобы помнить, — пояснил он. — И не расслабляться.

— Подарить тебе четки? Пустим слух, что из костей врагов государства, — предложил Серов.

— После генерального штаба меня и так за глаза называют имперским палачом, — сухо отозвался Нарышкин.

— Не самое плохое прозвище, — пожал плечами Серов. — По крайней мере, оно будет держать в тонусе тех, кто колеблется в выборе стороны.

Боярин не ответил.

Легко убивать неизвестного врага. Тяжело тех, с кем через день сталкивался в коридорах Кремля или ужинал за соседними столиками ресторанов. С чьими женами твоя супруга ходила по магазинам, а дети росли вместе.

Черт бы побрал этого романовского урода с его больными амбициями! Паскуда едва не развязал гражданскую войну ради своей хотелки!

Нарышкин очень жалел, что ему не удалось пристрелить Виталия Романова, но очень рассчитывал, что такой шанс ему еще выпадет. В конце концов, земля круглая и далеко этой паршивой овце не убежать.

— Есть вопросы по отчету? — спросил Серов, когда молчание затянулось.

— Да какие тут могут быть вопросы. Пацан отработал чисто, красиво, принес нам всех нужных людей на блюдечке с золотой каемочкой. Всю работы за вас сделал, — усмехнулся Нарышкин.

— Должен заметить, что он шел по границе законности. Мы себе такое удовольствие позволить не можем, — покачал головой Серов.

— Это пока Его Величество на ноги не встал, — усмехнулся Виталий Сергеевич. — А как встанет, сразу напомнит всем, что такое абсолютная монархия, и чем чревато пытаться ее укусить.

Боярин сложил документы, принесенные Серовым, обратно в папку, поднялся на ноги, заметил на столе резюме, рассматриваемое до того, как его прервали, помедлил пару секунд и переложил в стопку тех, кого не трогают.

Врагов нужно держать близко. Желательно прямо с прямым каналом передачи информации.

Москва, бар «Милая, я на совещании», Максим Меншиков

Это был новый бар, открытый одним из представителей младших ветвей рода Меншиковых, и заведение требовалось поддержать. Время оказалось выбрано не очень удачное — всем было как-то неловко пьянствовать после мятежа и уличных боев. Но с другой стороны жизнь не останавливалась, и всем хотелось побыстрее забыть о произошедшем.

Хотя предприниматели уже начали активно осваивать рекламу в нашумевшей социальной сети «ВКурсе», но старое доброе сарафанное радио работало надежнее. Так что Максим решил убить трех зайцев одним выстрелом: показать бар мотам с деньгами, помочь родственнику и заодно сделать внушение своим единомышленникам.

Народ подтягивался довольно бодро, никто не хотел опоздать на встречу с лидером фракции. Тем более что слухи и сплетни об участии Меншикова-младшего в уличных боях уже обросли какими-то фантастическими подробностями. Собиравшиеся не знали, по какому поводу конкретно будет встреча. Но предполагали, что Максим расскажет пару баек и втайне надеялись, что среди них будет обязательна одна про то, какой Ермаков криворукий дурак.

Когда все сделали заказ и уже начали потягивать первую выпивку, Максим взял слово.

— Все уже слышали, что потешный отряд провел серию арестов?

Пресвященная молодежь возмущенно забурлила. Все слышали и все негодовали! Как это так — какой-то плебс без знаков отличия врывался на частную территорию и устраивал там разнос! Наверняка это все результат неуверенности императора в своей власти. От того-то гайки и закручивают! Сегодня к тем пришли, а завтра к присутствующим явятся! Отнимут все нажитое непосильным трудом, а то, может, и жизни лишат, и никакой на них управы не будет! Эти безродные с молчаливого одобрения правящей династии совсем распоясаться, уж будьте уверены…

Обсуждение за столом искрило четверть часа. Меншиков-младший молчал, потягивал свой бокал и наблюдал за говорившими. Слушал, запоминал. Делал выводы.

А когда диалог начал перерастать в помесь ругани и истерики, юноша поднял руку, призывая к тишине. Не сразу, но гости успокоились. Точнее, не успокоились — многие все еще надували щеки от гнева, желая оставить последнее слово за собой, — но были готовы закрыть рты и слушать.

— Так вот, — продолжил Максим, словно не было этого затяжного переливания из пустого в порожнее с умным видом и горящими от возмущения глазами. — Серия арестов аристократов, а иногда и просто богатых людей, связанных с недавно случившимся мятежом. Это семьи, чьи представители, так или иначе, приложили руку к беспорядкам на наших улицах, к гибели наших людей…

— Максим, — вдруг перебил его один из присутствующих.

Тот, кто первый переметнулся в свое время к Темникову, и первый же вернулся к Меншикову.

— Ты же умный человек, как ты можешь верить во всю эту чушь? — спросил он.

Меншиков склонил голову набок и посмотрел на говорившего спокойным, ничего не выражающим взглядом. Максим бы ни за что себе в этом не признался, даже, наверное, идейно бы стал это отрицать, но факт оставался фактом — такой взгляд был у его отца, когда Павел Андреевич планировал вкатать оппонента в асфальт тонким слоем. Не только морально, но и иногда физически.

— Елисей, — протянул Максим таким мягким, вкрадчивым тоном, что у всех присутствующих встала шерсть на загривке, — ты готов поклясться собственной жизнью, что семья Громовых, например, не виновата в том, в чем ее обвиняет следствие?

— Я… Э-э-э… — растерялся парень, рассчитывавший на другую линию поведения Меншикова.

— Или ты решил просто оскорбить меня, усомнившись в моих интеллектуальных способностях?

— Да нет, я… — попытался вставить Елисей, но Максим не дал ему шанса.

— Может быть, ты настолько уверен в своей правоте, что готов вызвать меня на дуэль? — продолжил Меншиков, и от этого предложения парень испуганно побледнел. — Нет? Точно? А то мы ведь все знаем, что ты, как известная субстанция в проруби, мотыляешься. Вдруг ты набрался храбрости выбрать четкую линию поведения. Ну, что же ты молчишь? Нам всем интересно.

Елисей смотрел на Меншикова с ненавистью, но встать из-за стола и уйти, гордо хлопнув дверью, не мог. Отец бы за такое не то что по головке не погладил, убил бы на месте, и это не фигура речи.

— Ну раз так, то будь любезен, не перебивай, — закончил отчитывать оппонента Меншиков и обратился ко всем. — Я повторюсь. Имперцы всерьез взялись за причастных к мятежу. И я не буду покрывать тех, кто хоть как-то в этом замешан. Мы — Свободная фракция, но мы не революционеры, и никогда ими не будем! Наша цель — реформы, а не братоубийственная война. И если я узнаю, что кто-то из вас или ваших родов приложил руку, голову или деньги к известным событиям, мы не будем ждать господина Мирного или боярина Нарышкина. Я сам нанесу вам визит вежливости. Наша фракция не должна попасть под удар из-за какой-нибудь паршивой овцы. Я ясно выражаюсь?

Присутствующие молчали, шокированные жесткостью и открытостью позиции Максима. Головой-то они, конечно, понимали, что излишнее внимание к фракции может лишить их не только свобод и вольностей, но в отдельно взятом случае и голов, ведь нет таких богатых аристократов, у кого рыльце не в пушку. Но одно дело — банальный уход от налогов, другое — пособничество мятежу.

Но всегда очень дипломатичный и гибкий к дискуссиям Максим показал своим последователям себя с другой стороны. Жесткий, властный, сильный лидер, готовый на чистку их рядов ради выживания всей фракции. Это пугало, действительно пугало, но в то же время…

Вызывало восторг и восхищение.

Москва, ателье госпожи Горяиновой, Александр Мирный

Мне иногда кажется, что женщины созданы, чтобы мы по жизни не расслаблялись. Ну вот казалось бы, ты отдал ей карточку, сказал, что оденешь, что она выберет без пререканий, надеялся, что на этом твое участие в процессе и закончится, но куда там!

Нельзя просто взять и купить готовый костюм! Надо обязательно сшить новый, на заказ! Чтоб в тон платья. Ах, это платье в тон костюма? Ничего-то мы мужики в тонких материях не понимаем!

Короче, я стол в комнате, увешанной зеркалами и софитами, и героически терпел, пока вокруг меня вились две помощницы швеи, что-то подтыкая булавками там, подгибая здесь. В подобном месте я был всего один раз — когда выдавал дочь замуж, и она поволокла меня выбирать свадебное платье. Я-то головой, конечно, понимаю, что ей хотелось получить папенькино одобрение ну и поймать восхищенный мужской взгляд, но под конец процедуры я готов был сбежать на работу. Потому что фразы «А какое лучше это с бантиками или то с цветочками?» ставили меня в тупик. Ну просто и это с цветочками, и то с бантиками были абсолютно одинаковыми — белыми и пышными. Что еще нужно от свадебного платья?!

В общем, когда меня выгнали из примерочной с фразой: «А теперь я хочу померить платье, но это будет сюрприз», я выскочил из ателье чуть не вприпрыжку, впуская за собой телохранительниц.