Увлечения доктора Травена

При включенных огнях одного из марсоходов торопливо съели ужин. Волосатые многоножки и прыгающие пиявки снова и снова падали с соломы. Ленивое и нахальное животное царапалось о стену из листьев. Травен взял снотворное, чтобы как можно быстрее заснуть. Он боялся, что жара, от которой кипела его кровь, не позволит ему отдохнуть. Оба тайца долго разговаривали друг с другом. Было очевидно, что они не любят друг друга. Впервые в жизни Чук увидел такие первобытные джунгли своими глазами.

Вскоре после четырех утра Травена разбудил толчок за локоть. Инстинктивно он схватил сумку на груди, в которой держал оригинал Рукописи 13. Человеком, который его разбудил, был водитель Синг. Лицо его выражало ужас. Он начал вытаскивать Травена из хижины, нервно жестикулируя. Он что-то пробормотал себе под нос на непонятном языке.

Травен прошел с ним до гумна, примыкающего к хижине, и на мгновение потерял дар речи. Небольшая площадь площадью не более тридцати квадратных футов была буквально усеяна трупами самых разных животных. Первое, что привлекло внимание Травена, было большая красновато-коричневая обезьяна, чьи скалящиеся зубы и жесткие лапы могли быть сном. Голова обезьяны, искривленная в страшной гримасе, была прижата к опрокинутой банке с препаратом МБ. С такого расстояния Травен не мог видеть, открыта ли банка, но взгляд через пол подсказал ему, что это так. Огромные бархатные мотыльки с замысловатыми узорами, мохнатые пауки со спутанными ногами, перевернутые ящерицы и многоножки-многоножки усеивали землю толщиной в дюйм. Чуть дальше виднелись две большие светло-зеленые змеи, вытянутые, как гитарные струны. Наконец Травен увидел коричневое тело какой-то чудовищной выдры, чья мертвая морда тоже скалила зубы. Трупы обезьян и выдр начали зеленеть, но в воздухе не было слышно ни звука мухи.

Травен уже знал, что произошло. Вероятно, обезьяна из любопытства опрокинула банку с препаратом МБ, а выдра попыталась запустить ее своими острыми резцами. Таким образом, препарат, предоставленный Бричером, оказался смертельным не только для змей.

Затем произошло что-то странное. Синг внезапно упал ничком лицом перед Травеном, начал бормотать и пополз на животе к ботинкам Травена, а затем одним резким движением поставил ногу Травена себе на голову. Очевидно, это был его способ поклоняться ему. Голова этого простого мальчика, видимо, не могла смириться с тем, что убийство такого количества опасных существ могло происходить без колдовских ухищрений.

Травен разбудил остальную команду и приказал им покинуть лагерь. Он организовал погрузку так, чтобы только Синг мог донести до машин канистры МБ и канистры с бензином. Он жестом приказал Сингу хранить молчание, что было подтверждено тремя смиренными поклонами головы. Два гида могут задать слишком много вопросов или просто сбежать навсегда.

План Травена был прост. В центре поселения он велел Нуми выйти и поискать место, где можно остановиться. Он, Травен вместе с Чуком и водителями заезжали ненадолго к буддийскому храму, чтобы поговорить с монахом, затем возвращались на то же место и проводили Нуми в свой путь. Нуми неохотно подчинился. Роверы умчались и остановились примерно в полутора милях от ворот храма.

Чук неуверенно постучал. Во дворе появился тот самый крысиный монах. Он не скрывал своего удивления, увидев Травена. Он должен хорошо это запомнить.

— Скажи ему, — сказал Травен Чаку, — что я выполняю свое обещание. Вот первые шесть страниц храмовой летописи, однажды украденной глупым молодым человеком.

Монах схватил карты и уставился на них так жадно, как голодные животные смотрят на еду. Потом он поднял обе руки вверх и начал что-то говорить, ни петь.

«Он просит у Будды милости для тебя», — неуверенно сказал Чук. - Он говорит, что молитвы монахов были услышаны. Он говорит, что теперь у тебя всегда все будет хорошо в жизни. Но есть еще вопрос…

— Я знаю, в чем вопрос, — прервал его Травен. «Скажи ему, что они вернут все оставшиеся страницы своей хроники, если кто-нибудь из них покажет мне дорогу в Долину Змей». Им не обязательно идти с нами. Достаточно, если они покажут направление. Но условие — спешка: это должно произойти немедленно. Если они не покажут мне дорогу, им никогда не вернут остальные бумаги.

— Они не могут молиться, — перевел Чук, — без набора этих… ну, этих карточек.

- Тем лучше. Пусть они выбирают.

Монах с крысиным лицом засунул руки в рукава своей оранжевой мантии и на мгновение задумался.

«Я не знаю», сказал он. - Я не знаю. Мне придется поговорить с моими братьями. Нас даже к Долине Змей не пускают.

— Ваше дело, — резко ответил Травен. - Но решите это в ближайшие пять минут.

Монах бесшумно исчез за внутренней стеной. У Травена были свои причины торопиться. Он просто надеялся оставить Нуми в Лернг Нохте и добраться до Долины Змей только с Чуком и двумя возницами.

Чук уже явно нервничал. Условия контракта предусматривали, что он не будет задавать вопросов; Тридцать пять тысяч долларов тоже были для него миражом, но он все равно не мог освободиться от мучительного, смутного беспокойства. Этот молчаливый, образованный и мягкий мальчик уже осознавал, что американец — человек, мягко говоря, странный, и его путешествие граничит с безумием.

Монах с крысиным лицом вернулся через несколько минут в сопровождении сгорбленного, едва шаркающего старика. Это был разоренный человек, совершенно беззубый, одетый в серое и потертое одеяние.

- Братья решили? - сказал монах с крысиным лицом, - что этот человек укажет тебе путь.

Травен посмотрел в выцветшие, равнодушные глаза старика. Кем же он был на самом деле – храмовым слугой? раб? Нищий, приговоренный к пожизненному заключению?

Чук неуверенно хмыкнул и наклонился к Травену.

- Ты видишь? он спросил. — У него на правом ухе клеймо в виде буквы «й». Говорят, что монахи, предавшие один из семи обетов, в прошлом подвергались стигматизации. Я слышал об этом в детстве. Предположительно, их годами держат в неведении. Я не знаю, можем ли мы на него положиться.

Монах враждебно посмотрел на Чука и толкнул старика перед собой.

— Спроси его, — сказал Травен, — знает ли старик дорогу. Если меня обманут, они не только не получат обратно свои документы, но я вернусь сюда и сделаю что-то, о чем они будут вечно сожалеть об этом. Никаких шуток со мной. Скажи ему, Чук, что я их строго накажу за мошенничество.

На лице монаха появилась отвратительная улыбка, отчего его заостренная голова стала напоминать голову грызуна.

— Никто в нашем монастыре, — протянул монах, — не знает дорогу в Долину Змей лучше, чем он. В юности он много раз сбегал из нескольких монастырей и всегда находился в тех краях. Он там что-то искал, но мы не знаем что. По воле братьев он был наказан за непослушание. Он точно не разочарует. Так когда же, иностранец, мы получим обратно свои документы? Путешествие опасно, я вас предупреждал. Если ты умрешь, мы не будем знать, где искать наше имущество.

«Не волнуйся, друг», — ответил Травен, направляясь к машине. - Даже если я уйду в подполье, ты получишь свои документы. Есть выход.

Роверы обогнули центр поселения и резко направились вверх по узкой ухабистой тропе. Травен не без удовлетворения представил, как он, должно быть, бьется от ярости из-за того, что Нуми обманул. Пол Райан также пришел на ум.

Старик ничего не сказал, но легкими движениями головы указал водителю дорогу. Примерно через восемь миль тропа стала настолько узкой, что густая, холмистая растительность джунглей разорвала брезентовые борта марсохода, и настолько крутой, что водителям пришлось включить полный привод. Еще полмили, еще триста ярдов, и идти дальше стало наконец невозможно. Повозки застряли в густых, неподатливых зарослях и цеплялись за склон холма с поднятыми капотами.

Травен на мгновение задумался, что делать дальше. Было почти десять утра, жара лилась с неба, как расплавленный металл. Удушливый влажный туман заполнил местность полосами серо-золотого пара. Травен попросил Чака спросить у проводника, как далеко до Долины Змей.

Старик открыл рот, чтобы перевести дух, а затем Травен увидел, что язык человека был отрезан. Его рот на самом деле был полостью; беззубые десны и отсутствие языка делали его больше похожим на рыбу, чем на млекопитающее. Старик протянул руку на восток, затем сделал тройное движение растопыренными пальцами.

Чук понял, что это тридцать хтуритов — старая единица длины, ныне вышедшая из употребления, — но он уже не мог перевести ее в футы или ярды.

Травен решил, что они пойдут в направлении, указанном стариком. Часть багажа осталась в марсоходах; в этой части мира едва ли можно было бояться воров. Водители были загружены палаткой, спальными мешками и продуктами. Чуку дали канистру с водой и три канистры препарата MB. Травен закинул себе на спину еще одну канистру и восемь банок «Бричера». Он заткнул пистолет за пояс. В руку он взял саблю, купленную во время первой экспедиции.

Они продвигались вперед, шаг за шагом. Через три четверти часа им пришлось отдохнуть. Пот лился с них ручьями, легкие жаждали кислорода. Перед его глазами кружились фиолетовые хлопья. Еще не наступил полдень, но дорожный термометр показывал сто три градуса по Фаренгейту. Даже Пью, самый молодой и сильный среди них, лежал в тени мангровых зарослей, в полубессознательном состоянии от жары и усталости. Лишь немой старик оказался совершенно невосприимчивым к жаре. Он тупо смотрел в пространство; в его бесцветных глазах не было ни эмоций, ни мыслей.

Травен подумал, что никогда в своей потраченной впустую жизни не видел таких прекрасных зрелищ, по какой-то причине одержимый старыми бумагами. Снова и снова из глубокой зелени доносился пронзительный крик гиббонов, за которым следовали тучи огромных разноцветных бабочек. Цветы неописуемых цветов и форм заполонили всю землю, ползали по заболоченным недрам, взбирались по верхушкам деревьев, образовывали узорчатые кроны. Облака новых, более необычных ароматов разносились из-за каждого поворота тропы.

Марш в гору прерывался двенадцать раз. Растительность джунглей настолько запуталась, что видимость составляла не более дюжины футов. Падая, затаив дыхание, на придорожные камни или влажный бирюзовый мох, они теряли всякое чувство реальности. Казалось, что этот зеленый ад не имел ни начала, ни конца, что весь мир состоял только из жары, парной духоты и буйной растительности.

На последней остановке немой старик отломил ветку тамариска и, кивнув Чуку, нарисовал какие-то следы на мокрой, разглаженной земле.

— Он спрашивает, — перевел Чук, стряхивая с шеи струи пота, — что вы ищете в Долине Змей.

— Скажи ему, чтобы не задавал ненужных вопросов, — резко ответил Травен. Оно должно указывать путь и всё.

Старик вопросительно посмотрел на Чука и снова начал что-то рисовать.

«Он говорит, — прочитал Чук, — что ни один белый человек никогда не был в Змеиной долине». И эта смерть таится там.