Посланец

— Спасибо, — сказал Беспалов. — И за овечку тоже.

Когда старик уже повернулся, чтобы уйти, Беспалов спросил:

— А почему ты мне это сказал?

— Если чужие придут, нам всем уходить надо. Вы вертолеты пришлете, наши дома сгорят. Где нам жить после этого? Не надо чужих пускать к нам.

— А своих?

— Свои — дураки. Мы с ними сами разберемся.

Старик заторопился, ноги его заскользили по склону, но вскоре он выпрямился и зашагал к отаре, где мальчишки уже снова разожгли костер. Беспалов долго смотрел ему вслед, переваривая услышанное, и только потом вспомнил, что держит привязанную на ремешок овцу. Куст барбариса раздвинулся, между веток показалась голова Глебова:

— Ведите овечку сюда, товарищ капитан. Я ее у скалы привяжу.

Глебов не скрывал радости от такого подарка. Но у Беспалова на душе никакой радости не было. Двести вооруженных, хорошо обученных боевиков — большая сила. Горы для них — родной дом. Они выросли здесь, знают каждый камень, каждую невидимую для простого глаза тропинку. Беспалов оглянулся, пытаясь отгадать точку, к которой выйдут на перевал боевики, и опустил глаза. Перевал был длинным, хорошо подготовленному человеку не представляло труда перейти его где угодно. Беспалов завел овечку в кусты, передал поводок Глебову и тут же по рации связался с начальником полковой разведки.

— У меня завтра будут гости, — сказал он. — Надо бы хороший обед приготовить, а продуктов на всех не хватит.

— Кто тебе сказал о гостях?

— По инстанции доложили. Вы разве не знаете об этом?

Несколько мгновений полковая разведка молчала, обдумывая донесение, потом Беспалов услышал:

— Через два часа к тебе Илюхин придет. Ты своих с ним оставь, а сам сюда возвращайся. С тобой батя поговорить хочет.

Илюхин был тем самым старшим лейтенантом, который собрался писать рапорт об увольнении. Вчера он последними словами ругал интендантскую службу за то, что она уже целую неделю держит солдат на сухом пайке.

— Пропивают все, сволочи, а нас кормят заржавелыми концентратами, — горячился Илюхин. — К стенке их всех ставить надо!

Беспалов даже обрадовался, что Илюхин придет сюда. Здесь он и отдаст ему овечку, с которой не знал, что делать. А батей называли командира полка. По всей видимости, он хочет услышать от Беспалова точный рапорт.

Погода в горах меняется очень быстро. Через час снежные вершины затянули белые облака, вскоре они опустились ниже, и сырая, вязкая мгла поползла по перевалу. Видимость упала совсем, и у Беспалова заныло сердце. Если боевики пойдут сейчас через перевал, их даже увидеть нельзя будет. Можно было выдвинуть Шугаева влево, а Глебова вправо от себя и таким образом расширить зону наблюдения, но Беспалов не стал этого делать. Троим двести человек все равно не остановить, а рисковать понапрасну солдатскими жизнями он не хотел. Лучше будет незаметно отойти всем, подождать подмогу и тогда наваливаться на бандитов.

Вскоре на наблюдательный пункт пришел Илюхин с тремя солдатами. Они принесли с собой ручной пулемет и две коробки патронов к нему.

— Вам, товарищ капитан, приказано идти в часть, — сказал Илюхин.

— Я это знаю, — ответил Беспалов и спросил: — Харчей не подкинули?

— Где там? — состроил кислую мину Илюхин. — Кормят одними обещаниями.

— У меня для тебя подарок, — сказал Беспалов и, повысив голос, произнес: — Глебов!

— Здесь я, — раздался из-за кустов голос сержанта.

— Я ухожу на базу, вместо меня остается старший лейтенант. Овечку презентуешь ему, пусть кормит своих солдат.

— А себе ничего не оставим? — обиженно спросил Глебов.

— Старший лейтенант с вами поделится.

Добравшись до базы, Беспалов сразу явился к полковнику Барановскому. Тот сидел за столом в расстегнутой камуфляжной рубашке, из-под которой выглядывала такая же камуфляжная майка. Полковник исподлобья посмотрел на Беспалова и неприязненно бросил:

— Ну что там у тебя, посланец? Рассказывай.

Алексея неприятно резануло слово «посланец». Утром его так назвал старик Зелимхан, теперь Барановский. «Какой я вам посланец?» — подумал Беспалов и сказал:

— Завтра большая группа боевиков пойдет из Дагестана в долину через перевал, который охраняем мы.

— Они тебе передали, что пойдут именно завтра? — съязвил Барановский.

— Мне один надежный человек сказал об этом, — ответил Алексей.

— Что за человек? — Барановский просверлил Беспалова колючим недоверчивым взглядом.

— Старик чеченец из нижнего селения. Он сегодня утром ко мне приходил.

— И ты веришь этому чеченцу? — играя желваками, подался вперед Барановский, и Беспалова обдало резким, неприятным запахом сивушного перегара. У Алексея сразу напряглись мускулы. На перевале остались люди, которых перестреляют, как воробьев, если их оставить без подмоги, а командир части вместо того, чтобы организовать эту самую подмогу, пьет водку. Он с брезгливостью посмотрел на полковника и отвел глаза.

Беспалов не знал, что час назад колонна БТР, выдвигавшаяся к ним, чтобы занять тот самый перевал, с которого он только что вернулся, попала в засаду и ее сейчас как в тире расстреливают из гранатометов боевики. Они прихватили колонну в узком ущелье, подорвали первую и последнюю машины и таким образом лишили солдат маневра. Колонну должны были охранять с воздуха вертолеты. Но в Ханкале, где базировалась авиационная часть, для боевых машин не оказалось керосина. То ли по разгильдяйству, то ли преднамеренно. В последнее время Барановский постоянно ловил себя на том, что о каждом их передвижении задолго до его начала узнают боевики. Налицо была не просто утечка информации, а самое обыкновенное предательство. Кто-то получал за это большие деньги. Но этот кто-то находился так высоко, что отсюда, из горного ущелья, до него было все равно, что до Господа Бога. В распоряжении Барановского был всего батальон, он хотел послать на выручку колонне хотя бы одну его роту, но ему запретили это делать, сказав, что колонну выручат и без него. Но Барановский знал, что не выручат, и начал возмущаться.

— Водка у тебя есть? — в ответ на его возмущения спросили в штабе дивизии.

— Есть. А что? — не поняв, смутился Барановский.

— Выпей стакан и успокойся. Не суетись. Все сделаем без тебя.

Барановский выпил не стакан, а целую бутылку. Странно, но хмель даже не ударил в голову. Он ждал последних сообщений о колонне, постоянно поглядывая на рацию. Но она равнодушно молчала. И полковник понял, что выходить на связь там уже некому. В это время и появился в палатке Беспалов.

— Чеченец, говоришь, сказал? — повторил Барановский и поднял на Алексея тяжелый взгляд. — А в честь чего это он решил так услужить нам?

Беспалов хотел рассказать о том, как ходил в селение осматривать больную девочку, но понял, что именно этого делать сейчас не следует. Рассказ вызовет только лишние подозрения.

— Старик боится, что если банда займет село, а мы начнем выбивать ее, больше всего пострадают мирные чеченцы, — сказал Беспалов. — Мы разрушим их дома.

— Раньше им надо было заботиться об этом, — отрезал Барановский.

— Значит, на перевал мы никого не пошлем? — Беспалов снова ощутил неприятный запах винного перегара, шедший от полковника.

— А если твой чеченец заманивает нас в ловушку?

— Надо учитывать и это, но мы всегда должны быть готовы к отпору, — сказал Беспалов.

— Мы-то должны, а вот наверху считают, что никто никому ничего не должен. — Барановский начал искать пальцами пуговицу на воротнике и, не найдя ее, опустил руку. — Иди, я все понял.

— Куда я должен идти? На перевал? — спросил Беспалов.

— Иди, отдыхай, — махнул рукой Барановский.

Беспалов ушел в свою палатку, лег на кровать и закрыл глаза. В голове стучало одно: «Надо как можно скорее бежать из этой армии. Она уже давно не знает, кому служит и кто ею командует». Он подумал о ребятах, оставшихся на перевале, и у него заныло сердце. Если не пришлют подмогу, они все останутся там.

Уснул Беспалов только перед утром, но почти сразу же его разбудил топот и крики снаружи. Он вышел из палатки и увидел, как на плац с оружием в руках выбегают солдаты и торопливо строятся в одну шеренгу.

— Что случилось? — спросил Беспалов пробегавшего мимо комбата Селуянова.

— Боевики на перевал вышли, — бросил Селуянов и заспешил в голову шеренги.

Беспалов растерянно посмотрел вокруг, поняв, что о нем просто забыли.

— Я с тобой, — крикнул он Селуянову и побежал вслед за ним.

Эхо в горах отзывается особым звуком, стрельба в ущелье разносится за несколько километров. На перевале шел бой, выстрелы с оттяжкой, словно огромная плетка, сухо стегали склон горы. Боевики обошли наблюдательный пункт, перевалили вершину и скатывались к селу. Маленькие черные точки человеческих фигурок, словно муравьи, спешили вниз под укрытие леса. По ним стреляли, и Беспалов понял, что кто-то из наших солдат еще жив.

Он так торопился к своему наблюдательному пункту, что несколько раз упал, ободрав ладонь и больно стукнувшись боком о затвор автомата. Ладонь кровоточила, два ребра ныли, но Беспалов, прижимаясь телом к самой земле, все бежал и бежал к спасительной скале, способной закрыть его от непрерывного автоматного огня, который вели боевики. Выстрелы неслись со всех сторон, и он не мог понять, отстреливаются ли еще его ребята или огонь ведут только боевики. Оказавшись всего в одном броске от скалы, Беспалов крикнул: «Глебов!», и это было последнее, что он запомнил в тот день. И еще запомнил выскочившую из кустов овечку с тонким сыромятным ремешком на шее, стремительно поскакавшую вниз по склону, туда, откуда раздавались оглушающие выстрелы. Беспалов словно наткнулся на невидимую стену, с разбегу налетев на которую, тут же упал на каменистую землю.

Когда он открыл глаза, увидел перед собой белый потолок, свет из окна и соседнюю койку, на которой, не двигаясь, лежал забинтованный человек. Потом раздался дробный стук каблучков по полу, и над ним склонилась красивая девушка в белой шапочке с вышитым красным крестом.

— Лежите, — сказала она. — Не говорите и ни о чем не думайте. Разговаривать будем завтра.

Беспалов понял, что он находится в госпитале, причем не полевом, а стационарном. Значит, его подобрали и вывезли с перевала туда, где нет войны.

— Где я? — спросил Беспалов.

— В Ростове.

— А что с ребятами? — снова спросил Беспалов.

— С какими ребятами? — не поняла сестра.

— С моими.

— Этого я не знаю, — ответила сестра и добавила: — Лежите и не разговаривайте. Вам это сейчас вредно.

Беспалов закрыл глаза и тут же провалился в небытие. В госпитале он пролежал два месяца. Его комиссовали по состоянию здоровья. Хотя слово «комиссовали» не соответствовало тому значению, которое ему придавали в Советской армии. Раньше оно предполагало какие-то социальные гарантии, а сейчас его просто выперли из армии без всяких средств к существованию. Он долго стоял на крыльце госпиталя, думая, куда идти.

Первым желанием было поехать к Наде. Он постоянно вспоминал о ней, особенно когда пошел на поправку. Она снилась ему не только ночью, но и днем — стройная, гибкая, с большими золотистыми глазами и тонкими руками, обнимающими его за шею. Он даже ощущал на своей подушке запах ее волос и здорового, чистого женского тела, как это было в те минуты, когда она оставалась с ним. И от этого ощущения ему хотелось скорее вскочить на ноги и бежать к Наде, к ее необыкновенному теплу, к ее горячим губам. Но Беспалов тут же поймал себя на том, что в таком состоянии он не может предстать перед ее глазами. После осколочного ранения в живот и нескольких операций он еле передвигался с палочкой в руке. К тому же ему не на что было жить. А Надя и без него едва сводила концы с концами. Одиноко постояв и беспомощно поозиравшись на крыльце госпиталя, он вышел за его ворота и направился на вокзал покупать билет до поселка, в котором жила его сестра. Единственный человек, который мог его приютить, пока он не поправится окончательно.