Посланец

2

Беспалов не узнал деревню сестры, еще два года назад казавшуюся ему островком незыблемого благополучия. На самой ее окраине вместо животноводческого комплекса, на котором трудилась половина сельчан, стояли покосившиеся скелеты бывших коровников и телятников. От силосных башен, походивших на блестящие зачехленные ракеты, остались только воронки, заполненные зеленой, протухшей водой. Окна и двери детского сада, стоявшего посреди села, были забиты почерневшими досками. Он словно снова очутился в чеченском селении, которое только что удалось отбить у боевиков.

Притихший и оробевший, Беспалов осторожно отворил калитку и увидел в дверях дома сестру. Она стояла с ведром в руках и растерянно смотрела на него. Потом торопливо опустила ведро и, раскинув руки, кинулась к калитке.

— Алешенька, ты жив? — сестра соскочила с крыльца, прижалась к нему и погладила ладонью по спине.

Он поцеловал ее в голову и тихо произнес:

— Жив, Настенька, жив.

— Пойдем в дом, — заторопилась сестра. — Ты, поди, есть хочешь? Ведь с дороги.

И только тут заметила в его руках тросточку. Она отстранилась от него на вытянутые руки, осмотрела с ног до головы и, не скрывая тревоги, спросила:

— Что с тобой?

— Пустяки, — улыбнулся Беспалов, но сестра не поверила ему, сокрушенно покачав головой. — Николай дома?

— Уехал с ребятишками на рыбалку, — сказала она и повторила: — Пойдем в дом.

В доме было прохладно и чисто. Большой стол в гостиной застелен светлой вышитой скатертью, на диване лежали две маленькие, тоже вышитые подушки. Беспалов повернулся, не зная куда сесть. Сестра показала рукой на диван. Он поставил тросточку к стене и осторожно сел.

— Что с тобой? — снова спросила сестра.

— Еду из госпиталя, — сказал Беспалов и попытался улыбнуться. — Послали в командировку полюбоваться на красоты Кавказа, а экскурсия, видишь, оказалась не совсем удачной.

Сестра подозрительно посмотрела на него. Беспалов обвел глазами комнату и сказал:

— Если не будешь возражать, поживу немного у тебя.

— Я так рада, что ты приехал, — сестра тоже улыбнулась. — Николай только сегодня тебя вспоминал. Говорил: хоть бы Алешка приехал. Сено скоро готовить надо.

— Какой из меня ему помощник? — Беспалов кивнул на оставленную у стены тросточку. — Я ему только мешать буду.

— Ну, вот еще, мешать, — недовольно сказала сестра. — Никому ты здесь мешать не будешь.

— А что это у вас с коровниками? — спросил Беспалов.

— Реформа сельского хозяйства, — сестра сразу помрачнела и опустила голову. — В совхозе сменили собственника. С государственного на более эффективного, частного. А он, видишь, каким эффективным оказался. И так не только у нас — по всей стране.

— Как же теперь жить? — Беспалов с тревогой посмотрел на сестру, не понимая причины деревенского разорения.

— Так и живем, — сказала сестра. — Власти мы не нужны, она нам тоже. Нам к этому не привыкать. Были времена и хуже.

— Но подлей не было, — сказал Беспалов, вспомнив своих боевых товарищей. Он до сих пор не знал, жив ли кто-нибудь из них.

— Это правда, — согласилась сестра. — Подлей не было.

На улице раздался шум мотоцикла, и Беспалов, повернув голову, увидел в окно, как в ограду въезжает зеленый «Урал», за рулем которого сидел муж сестры, а за его спиной и в коляске — сыновья.

— Николай приехал, — сказала сестра, — пойду встречу.

Беспалов тоже поднялся, чтобы выйти на крыльцо, но в комнату стремительно вошел Николай, кинулся к Беспалову и с такой силой обнял его, что тот, вскрикнув, сразу обмяк и опустился на диван.

— Ты осторожней с ним, он только что из госпиталя, — сказала сестра.

— Извини, — Николай виновато посмотрел на Беспалова. — Я этого не знал. — И тут же добавил: — Наловили с ребятишками целое ведро отменных ельцов. Настя сейчас пожарит, отведаешь свежей рыбки.

— Рыбы я давно не ел, — признался Беспалов, осторожно подвинувшись на диване.

Прежде чем накрыть стол, сестра, нерешительно посмотрев на мужа, спросила:

— Может быть, сбегать в магазин за бутылкой?

— Не надо, — отрезал Николай и в ответ на вопросительный взгляд Беспалова заметил: — Не хочу, чтобы ребятишки видели, как мы пьем эту гадость. О нас и так говорят, что все русские спились. Ты лучше квасу на стол поставь, — обратился он к жене.

Настя поставила на стол большой кувшин кваса, стаканы, а сама отправилась на кухню. Вскоре она принесла полную тарелку жареной рыбы и свежей зелени. Николай ел неторопливо, все время посматривая на Беспалова. Потом спросил:

— Где это тебя? — Он конечно же имел в виду ранение.

— В горах. Почти у самых снегов. Ты не поверишь, какая там красота, — Беспалов улыбнулся, у него заблестели глаза.

— Ты на красоту рот разинул, тебя и царапнуло? — съязвил Николай.

— Именно так все и произошло, — кивнул Беспалов.

— Ты Степку Воронкова знал? — спросил Николай. — Он на соседней улице жил. Месяц назад на него из Чечни пришла похоронка. Сколько русских мужиков надо убить, чтобы все это закончилось?

— На этом в Москве и Чечне зарабатывают большие деньги.

— Ельцин, что ли, зарабатывает?

— Про Ельцина не знаю. Но его присные точно. Ты мне расскажи лучше, как вы живете.

— Как можем, так и живем. Сегодня вот рыбы наловили, — Николай посмотрел на сыновей. — А так, поросят держим. Вырастим, продадим, дров купим, кое-какую одежонку справим. Ну и корова у нас. Без нее в деревне не прожить.

— В общем, все как в шестнадцатом веке?

— Сами себя в него вогнали, — сказал Николай. — Все враз захотели стать богатыми. А кто же позволит русскому человеку стать богатым? Мы и глазом моргнуть не успели, как богатыми стали другие.

— Ну а если стать фермером? Взять землю, посеять пшеницу?

— Что значит стать фермером? — Николай отодвинул от себя тарелку. — Даже если возьмешь землю, ее нужно чем-то пахать, засевать, потом убирать урожай. В России ведь сейчас не производится ни одного трактора, комбайны тоже сплошь импортные, каждый стоит миллионы. За тонну солярки шесть тонн пшеницы отдать надо. Какой крестьянин это выдержит? Приватизация ведь была сделана не для того, чтобы найти умных хозяев и укрепить экономику, а чтобы прежний строй не вернулся. Для власти это главное. Народ ей только мешает. Власти сейчас нужно любой ценой сохранить те деньги, которые на Запад вывезла. За это она и народ, и страну сдаст, кому хочешь.

— А свиней, когда вырастишь, сам на базаре продаешь? — спросил Беспалов.

— Да ты что? Кто же меня на базар пустит? — удивился Николай. — Все базары уже давно хачикам принадлежат.

— Каким хачикам?

— Тем, которые с Кавказа приехали. Не хотят там воевать, а, может, уже навоевались.

— Чеченцы, что ли?

— А кто их поймет? — пожал плечами Николай. — Для меня они все одинаковы. Что чеченцы, что грузины с азербайджанцами. У всех свои государства есть, а лезут почему-то к нам.

— А я-то думал, что у нас тут все налаживается, — разочарованно протянул Беспалов. — К всеобщему счастью идем.

— Счастье — это то, о чем человек мечтает, — философски заметил Николай. — А сейчас нам и мечтать не дают. Выживать надо.

— Выживем, Коля. И с хачиками разберемся. — У Беспалова вдруг напряглись кулаки и заходили желваки на скулах. — Нам ведь с этой земли бежать некуда. Другой у нас просто нет. И счастье наше для нас никто не построит. За все надо самим бороться. Нам с тобой и вот им — тоже, — Беспалов кивнул на притихших ребятишек. — Иначе пропадем.

— Да как же бороться? — Николай даже передернулся от негодования. — Кругом все продано. Милиция защищает только их. Суды и прокуратура — тоже. За простого человека в России заступиться некому. Мы на своей земле — рабы, не больше.

— Тут ты не прав, — заметил Беспалов. — С человеком поступают так, как он это позволяет. В любой ситуации нельзя терять своего достоинства. Как только потеряешь его, сразу становишься никем. С тобой даже последнее ничтожество перестает считаться. А пока достоинство при тебе — ты человек.

Настя вдруг приподнялась на стуле и, посмотрев в окно, сказала:

— Опять эти ведьмы идут. Вчера кое-как от них отвязалась, а они не унимаются.

— Кто не унимается? — спросил Беспалов.

— Две бабы какие-то. Все в церковь свою сватают.

— В какую церковь?

— То ли иеговисты, то ли еще кто-то. Называют себя христианами. А недавно «белое братство» приезжало. Человек двадцать. Строевой колонной по нашей улице прошли, все в белом. Ребятишки за ними до околицы бежали.

У Беспалова снова заходили желваки на скулах. Он осторожно поднялся из-за стола, молча взял тросточку и направился к двери.

— Ты куда? — испуганно спросила сестра.

— С христианками побеседую. Вы тут посидите, я мигом.

Женщины были ухоженными, хорошо одетыми и выглядели интеллигентно. Увидев Беспалова, по-хозяйски открыли калитку и устремились к нему. Он остановился посреди ограды, поджидая, когда они подойдут. Потом спросил:

— Чем могу служить?

— Мы хотим вам дать литературу, — сказала одна, цыганистого вида. На ней было тонкое, цветастое платье с открытым декольте, наполовину обнажавшем полные груди. — Почитайте наши книжки и приходите на собрание. Мы его в клубе проводить будем.

— Вы сами-то откуда? — спросил Беспалов.

— Из города.

— А книжки зачем привозите и людей в клуб собираете?

— Чтобы в правильной вере укрепить. Человеку без веры нельзя, — сказала все та же цыганистого вида.

— У нас церковь есть, — сказал Беспалов. — Люди в нее ходят. Они себе веру тысячу лет назад выбрали.

— Та вера не настоящая. Ведь не зря на попов гонение было. Мы хотим в настоящей вере укрепить.

— А ну-ка повернись ко мне спиной, — попросил Беспалов.

— Зачем? — удивилась чернявая.

— Со спины на тебя посмотреть хочу. Может, у тебя там крылышки выросли?

— Какие еще крылышки? — чернявая улыбнулась полными, накрашенными губами и, подняв руку и пританцовывая, картинно, по-театральному, начала поворачиваться.

Беспалов не стал ждать, когда она окончательно повернется, а с размаху, с оттяжкой стеганул ее тросточкой по выпирающей ягодице. Чернявая взвизгнула так, что у него зазвенели перепонки.

— Чтоб духу твоего тут не было, ведьма клыкастая, — крикнул он, снова замахиваясь тросточкой. Но ударить еще раз ему не удалось. Иеговисток словно ветром сдуло из ограды. Беспалов увидел только пыль на улице, стелющуюся из-под их каблуков. В дом он вошел разгоряченный, с раскрасневшимся лицом.

— Зря ты их так, — жалостливо сказала Настя. — Женщины ведь.

— Ничего не зря, — поддержал свояка Николай. — Нечего им тут делать. Я видел их книжечки. Там написано: «Издано в Сан-Франциско». Вот пусть в Сан-Франциско их и читают.

Беспалов сел за стол, размял правую ладонь и спросил:

— Хачики к вам тоже приезжают?

— Приезжают, — ответил Николай. — Завтра или послезавтра будут. Мясо ведь на базар каждый день возить надо.

— А кто в селе церковь построил?

— Степка Харченко, — сказала сестра. — Грехи, видать, отмаливал. Он у нас последним директором совхоза был. Всех коров на мясокомбинат сдал и денег никому не заплатил. Он у хачиков служит. Виллу себе в городе построил. К Нинке, его жене, теперь на пьяной козе не подъедешь.