Из Ниццы с любовью

Поутру все смущенно потягивались, разминая затекшие конечности. Горчакова, едва разлепила глаза, сразу кинулась прибирать загаженное ночными посиделками помещение. А я, нагло задвинув на трудовую повинность, открыла балконную дверь, подставила лицо ласковым пальцам юного рассветного солнышка и почувствовала себя француженкой, героиней Жапризо или Буало Нарсежака (жаль только, что все они, за редким исключением, плохо кончали). Сейчас — душ, потом кофе с круассанами, потом — навести красоту, надеть солнечные очки — и вперед, осматривать достопримечательности под заинтересованными взглядами галантных французов…

За моей спиной, сводя на нет обаяние волшебного рассвета, вяло, совершенно по-семейному, переругивались Регина и Горчаков. Наша прима, закинув ноги на спинку дивана, рассматривала в пудреницу свое лицо без косметики. Горчаков ей всячески мешал, пытаясь пристроить свои собственные конечности на оставшемся пятачке дивана и отпуская колкости насчет того, что мужья ее бросали, потому что наутро смертельно пугались ее истинного, умытого вида.

— Отвянь, — лениво отвечала Регина, — ты что думаешь, я по утрам выгляжу, как Синди Кроуфорд? По утрам никто так не выглядит.

— С чего ты взяла? — задирался Горчаков.

— Это не я сказала, — пояснила Регина. — Это Синди Кроуфорд. Она сама сказала: «Вы что думаете, я по утрам выгляжу как Синди Кроуфорд? По утрам никто так не выглядит».

Мой муж хихикнул. Он, как единственный джентльмен, помогал Лене наводить порядок и сервировать стол к утренней трапезе. Несознательные граждане — я, Регина и оглоед Горчаков, дождавшись, когда двое сознательных пригласят к столу, с урчанием ринулись завтракать, причем Горчаков и Регина — даже не умывшись.

За завтраком Регина непререкаемым тоном объявила: единственное, что может скрасить ее никчемную жизнь, это немедленный терапевтический шопинг. Глобальный, с ног до головы.

— Жалко, что бандюки бабки не забрали, — пробормотал Горчаков.

Но Регину неожиданно поддержала Лена Горчакова, которой тоже хотелось в магазины, хоть не купить, а просто поглазеть. Ее муж изумленно на нее уставился, открывая в родной жене неведомые доселе грани.

— Что ты пялишься? — жестко спросила его Лена. — Да, хочу. И ты мне что-нибудь купишь, ясно?

— Может, лучше дома… — жалобно проблеял Горчаков, по Лена его оборвала.

— Нет. Не лучше. В кои-то веки я в Европу вырвалась! Мне лет сколько, помнишь? Хватит уже на Троицком рынке одеваться.

— Киса, шубу мы тебе не купим, — поспешно сказал Горчаков. — Я не заработал.

Лена посмотрела на него испепеляюще.

— Да я и не надеялась, — отрезала она. — Сувенирчик какой-нибудь купи, и хватит с тебя. Помаду там или брелочек осилишь?

Регина оживилась и с наслаждением наблюдала за пикировкой Горчаковых. Она встала и приобняла Ленку за плечи.

— Леночка, купим тебе что-нибудь приличное, я одолжу. Отдашь в Питере, можно не сразу, — промурлыкала она. За удовольствие указать Горчакову его место моя подруга, наверное, готова даже приплатить.

— Спасибо, дорогая, — отозвалась Лена. Поднялась из-за стола, с грохотом отодвинув стул, и они с Региной в обнимку удалились вниз, секретничать насчет предстоящих покупок. Лена, не оборачиваясь, кинула нам всем:

— Со стола уберите.

Горчаков остался сидеть с открытым ртом, такого в его жизни еще не было. Минут через пять со стуком его захлопнул и промямлил:

— Она на мою жену плохо влияет.

— Ну, запрети Ленке с ней играть, — хмыкнул доктор Стеценко.

Горчаков, как зомби, в состоянии глубокого транса поднялся из-за стола и стал машинально собирать грязную посуду. Шок его был настолько силен, что он, — видимо, не отдавая себе отчета в своих действиях, — собственноручно помыл и вытер сковородку, на которой Лена готовила омлет.

Девушки наши появились со спального этажа приодетые к шопингу: Регина с барского плеча накинула на Ленку свой кашемировый кардиган и кожаные брюки, накрасила и причесала ее. Даже Горчаков обомлел, а про нас и говорить нечего.

— Муж, ты понял, как жена должна выглядеть? — строго спросила его Регина.

— Это мне взятки надо брать, — пробормотал ошарашенный муж.

— Да кто тебе их даст! — пренебрежительно отмахнулась от него Регина и обратилась к своей новой подружке. — Тут во всех бутиках персонал грамотный, они хоть и вышколенные, но срубят в пять секунд, за шмотками ты пришла или так, глазки попучить. Так что надо соблюдать дресс-код.

Горчакова послушно кивнула, не сводя глаз со своей леди-гуру. Оценив их внешний вид, а потом свой, я подумала, что лично я ни в какие бутики заходить не буду, просто с улицы посмотрю на витрины. Стеценко, имея большой опыт чтения по моему лицу, видимо, угадал мои комплексы и предпринял слабую попытку отменить шопинг.

— А тут, между прочим, есть городок Эз, — интимно сообщил он Горчаковой и Регине, протиснувшись между ними и обняв обеих за талии. — Полчаса езды всего. Там можно подняться в горы и насладиться чудным видом… То, что нужно после стресса.

Дамы пренебрежительно хмыкнули.

— Кофе с десертом прямо над морем… И там полно лавочек… И парфюмерная фабрика… и магазин при ней, — бросал Сашка последние козыри. — Цены смешные…

Горчакова почти дрогнула, но Регина железной рукой выдернула ее из Сашкиных объятий.

— Э, э! Сначала шопинг. В Ницце. По коням.

Но чувствовалось, что парфюмерная фабрика запала в душу обеим.

Выходя из дома, Лена кинулась закрывать окна, и мы вспомнили, что собирались вызвонить дядьку с усами, пожаловаться ему на грабителей и поехать в полицию. Вызвонили, дядька примчался через пять минут; скорбно поджав усы, осмотрел повреждение оконной рамы, поковырялся там пальцем, сводя на нет доказательственное значение оставшихся щепок, и поднял на нас глаза.

— Кто-то пострадал? — поинтересовался он на своем ломаном английском.

Мы дружно затрясли головами, и от этого шишка на моем затылке разболелась. Я вспомнила, что пострадала, но дядька смотрел так жалобно, что я не стала его расстраивать.

— Что-то пропало у вас? — продолжил он допрос.

Все развели руками. Дядька шумно вздохнул.

— Конечно, если вы непременно хотите обратиться в полицию… Если вы настаиваете…

Говорил он это тоном, подразумевающим, что если мы настаиваем, то он немедленно бросится с кручи прямо в море. Мы переглянулись, и решили, что не настаиваем. А действительно, зачем нам полиция? Если они должны принять от нас заявление и зафиксировать следы взлома, то, как и у нас в России, это займет полдня, не меньше, а то и больше, если учитывать дачу объяснений с участием переводчика (кто будет оплачивать его участие?). И зачем, спрашивается, огород городить, раз уж ничего не пропало и никто не помер?

Как только до дядьки дошло, что мы не настаиваем на вызове полиции, он чуть не заплясал прямо на крылечке. Поначалу мы не могли понять такой радости, но самая ушлая из нас, Регина, догадалась, что ему пришлось бы объяснять полиции, кто мы такие и по какому праву проживаем на вилле его хозяина, а хозяин явно не спешит докладывать во французские налоговые органы о том, что имеет неслабый доход со сдачи виллы в аренду. Вот все и разрешилось. Дядька на радостях выудил из багажника своего фургона еще одну бутылку шампанского, вручил Регине, как самой привлекательной, и бодро отрулил от виллы.

— Что и требовалось доказать, — задумчиво произнес Горчаков, глядя ему вслед. — Везде проблемы с регистрацией преступлений. А значит, и с латентной преступностью.

Конечно, он был оскорблен таким пренебрежительным отношением к ночному происшествию, а значит, и к его собственной роли в нем: гадкий дядька ничуть не восхитился его мужеством, и вообще всячески пытался внушить, что это происшествие — мелочь, не стоящая пустой бутылки из-под шампанского, из-за которой стыдно беспокоить занятых людей в местном околотке, так как Монт-Борон — спокойнейшее место на земле, а грабители — никакие не опасные преступники, здесь таких просто не может быть, а вовсе даже безвредные сявки, проходившие мимо и сдуру отжавшие окно из хулиганских побуждений. Еще немного — и он договорился бы до того, что Лешка невежливо спровадил чуть ли не мирных французских рантье, заглянувших на виллу темной французской ночью спросить дорогу в библиотеку. Таким образом, и героическое поведение Горчакова, бросившегося грудью на грабителя, оказалось мыльным пузырем. Я тихо погладила его по плечу. Он вздохнул, смиряясь с судьбой и с тем, что он больше не герой без страха и упрека. Ключи от машины Регина прицельно швырнула моему мужу, и ему пришлось сесть за руль. Значит, сегодня за обедом он не пьет.

Свои комплексы по отношению к дорогим магазинам я по пути до Ниццы не преодолела, да и не собиралась. Планируя что-нибудь купить в Европе, я рассчитывала сделать это в каких-нибудь незаметных семейных предприятиях, с товарами хоть и европейского качества, но далекими от гордых марок мирового значения, а вот Регина представляла себе шопинг в Европе совсем иначе.

В Ницце наша компания разделилась на две неравные части: Регина и Горчакова собрались заходить в бутики, примерять вещи и покупать их. Я, Сашка и Горчаков готовились короткими перебежками перемещаться от лавки к лавке за ними следом и томиться рядом с магазинами, пережидая примерки. Горчаков, правда, выразил явное намерение дезертировать и отсидеться в ближайшем кафе. Недорогом! — нервно вскрикнул он, но его жене уже было море по колено. Она в корне отвергла вариант, при котором Горчакова не будет рядом во время шопинга, причем не смогла внятно объяснить, зачем он ей сдался в модных лавках. Пусть будет! Вот мы и таскались по самым шикарным торговым улицам, от одного дорогущего салона к другому, причем в некоторые из них наши отважные дамы даже заходили и что-то там присматривали. Я убедилась, что Регина была права, — встречали там по одежке. И хотя выражение лиц персонала оставалось неизменно учтивым при взгляде на обеих девушек, но кидались продавцы конкретно к Регине, а на Ленку через три секунды переставали обращать какое-либо внимание. Проанализировав ситуацию, я пришла к выводу, что дело в Ленкиных разношенных туфлях, не гармонировавших с модным прикидом. К сожалению для Лены, у Регины размер ноги был значительно больше, а так той не жалко было бы поделиться и обувкой.

А может, дело было вовсе не в туфлях, а в выражении лица. На лице Регины была написана уверенность в том, что она достойна самого лучшего. На Ленкином лице было написано, на всех языках мира, что до сего момента она одевалась на Троицком рынке, и, как бы далеко он отсюда ни был, все продавцы, во всех бутиках, прекрасно знали, что это за рынок. И еще на Ленином лице написано было, что без Регины она бы сюда ни за что не зашла, и вообще ей тут не по карману. Но так или иначе, они уже купили Ленке какую-то юбку, и сумку — не Прада и не Версаче, конечно, попроще, но все равно с именем. Горчаков только жмурился в ужасе, следя за ними через перламутровые стекла.

Мне это быстро надоело, и я завернула в какую-то безродную лавку, где предлагаемая одежда была плотно навешана на кронштейны, никаких стеклянных стендов с подсветкой и манерных манекенов, что меня и привлекло. Там я зачем-то схватила мерить невнятный сарафан без бирок, который на мне сел сразу так, будто был сшит в надежде на мое появление в этой лавке, нигде не жал и скрывал все нажитые к данному моменту излишества фигуры. Это обстоятельство привело меня в эйфорию, за счет чего и была сделана покупка. Всего-то 19 евро, которых мне стало жалко в ту же секунду, как я получила в руки красиво упакованное приобретение.