Без очереди в рай

Глава 6

Жил-был некогда один весьма умный и честный человек, а когда его за это посадили, он не без основания заметил, что-де в наше время всякий порядочный человек должен пострадать в узилище. Насчет нашего времени не знаю, тем более дело было, в общем-то, давно и к тому же в Индии, а в роли пострадавшего выступал сам махатма Ганди, но вот лично я предпочла бы доказывать свою порядочность как-нибудь иначе. Но то всего лишь я, а от тюрьмы и от сумы, знаете ли… а если вы не знаете, то от тюрьмы и до сумы всё не слава богу. Хотите верьте, хотите проверяйте. Правильно, поверить иногда лучше, чем проверить.

Обставлено всё было очень буднично. Едва я возвратилась вечером домой, позвонил заведующий и попросил срочно подъехать на работу. (Поэтому-то я и не обзавожусь мобильником, потому что и без него достанут!) Извиняющимся голосом Рудас объяснил, что я вроде бы чего-то напортачила, списывая после смены препараты строгого учета (читай: наркотики). Ничего такого криминального, но поскольку, мол, у нас завтра ожидается какая-то очередная внеочередная ревизия-проверка, нужно срочно привести документацию в порядок, а поэтому не могла бы я…

Даже если бы я и не могла, всё равно б поехала. Убедительней предлога не придумаешь, извиняться Рудасу не было нужды. Отчетность по наркотикам в бюджетной медицине граничит с абсурдистикой: на каждую использованную ампулу непременно сыщется какой-нибудь дотошный проверяльщик. Что характерно — ладно бы один; и чем их только делают?

Ну сами посудите: в среднем «неотложный» коллектив из двадцати врачей, обслуживая район с населением в сто тысяч человек, за месяц расходует наркотиков меньше одного-единственного наркомана. К тому же начинающего, к тому же наркотики у медиков — морфин и омнопон, что сравнительно с тем же героином если не святая, то, в общем-то, невинная водичка. А наркомафию с садомазохистской упертостью разыскивают почему-то именно у нас, хотя тот же героин по городу центнерами ходит. А пока он ходит, у нас благополучно процветает презумпция виновности, поскольку каждый проверяющий априори знает, что вот ежели ты этим лекаришкам послабление дашь, то они все сразу же на иглу подсядут. При этом на одну, что тоже характерно. Хороша картинка? Правильно, каждый примеряет на себя.

А потом меня арестовали. Костеря на все лады дуремаров-проверяльщиков и прочих дармоедов от оргздрава, я за четверть часа домчалась до работы, надеясь в пять минут разрешить явное (в чем бы оно ни заключалось) недоразумение. Общая для нас и для «Гусятника» стоянка была забита автомобилями посетителей спорткомплекса, единственный свободный пятачок оставался между одним из наших «фордов» и невесть откуда взявшейся ментовской «упаковкой». На нем я и припарковалась, вышла из машины, затворила дверцу — и в этот исторический момент из милицейского уазика очень споро вынырнули двое. Словно бы товарищи дожидались именно меня… собственно, именно меня они и дожидались.

Внезапно я оказалась как бы запертой между двумя автомашинами, ментовской и моей.

— Спокойно, дамочка, — перегородив дорогу, хрипло заговорил один из милиционеров, а второй из-за моей спины продолжил:

— Гражданка Кейн? — Обернувшись, я неожиданно признала в нем давешнего потешного милиционерчика. — Дайана Германовна Кейн? — Я растерянно кивнула. — Пройдемте, — сухо заключил тот самый несуразный страж правопорядка, над которым я вчера так мило порезвилась.

Опаньки…

— А в чем дело? — ошарашенно спросила я.

— Пройдемте, — с нажимом повторил хрестоматийную реплику тот самый милиционерчик (как же его там?..), бывший, очевидно, здесь за старшего. — Вы должны ответить на несколько вопросов. Сюда, — отворил он зарешеченную дверь в крошечную арестантскую клетушку в задней части допотопного уазика. — Прошу вас не задерживать.

Ни фига себе киношка!

— Да в чем дело?! Меня же на работе ждут!

— Это вряд ли, — небрежно обронил его напарник. — Полезай, подруга, не задерживай — раньше сядешь, раньше выйдешь. А с работой мы договоримся, опыт есть, можешь нам поверить, — ухмыльнулся он.

Вот так-так. То-то Рудас так много извинялся. А что ему еще оставалось делать?

А мне что оставалось?

— Пройдемте!

Ага, от забора до абзаца. Но с другой-то стороны — а что мне оставалось? Опять же — ну сами посудите. Качать права? А какие и по какому поводу? Драпануть, сделав дядям ручкой (а при необходимости и ножкой)? А куда и, главное, зачем, если я ни в чем не виновата, наипаче я не виновата. А если я ни в чем не виновата, то, стало быть, там сразу разберутся, ведь не сталинские же времена у нас (даром что генетическая память на гипноз беспрекословного «пройдемте!» до сих пор работает; по себе сужу).

Кстати, а там это бишь где?

— Куда мы едем?

— В отделение.

— Да в чем же дело?!

— Там вам объяснят.

— Послушайте, я не понимаю!..

— Подождите, вам всё объяснят.

— Но я не понимаю…

Н-да.

Сдается мне, что-то похожее не так давно звучало. С точностью до всё наоборот. Ну и кто из нас теперь не понимает?

Ур-род.

Попался бы он мне…

Да, но пока попался не как-его-там милиционерчик, а как раз совсем наоборот. То есть это я как раз попалась и, похоже, очень крепко вляпалась. Факт был ощутим, но неосознан… однако же ну очень ощутим. В отделении милиции у меня забрали документы, часы, сумочку с ключами и всякой дамской мелочью, заставили вывернуть карманы и не чересчур усердно обыскали. Всё деловито, без лишней суеты, как будто так и надо. Для полноты картины не хватало процедуры снятия отпечатков пальцев, но чего не было, того не было. И наручников, наверно, не хватило, тут недоработочка случилась. А так всё как в кино, даже поясной ремень от джинсов зачем-то отобрали, прежде чем меня препроводили в камеру.

Ага, именно вот так.

— Ждите здесь, вас вызовут.

Очень миленько.

Ну оч-чень даже очень.

И во что же я такое вляпалась? Хотелось бы на всякий случай уточнить. Сдав меня дежурным, неуполномочный (теперь, пожалуй, полномочный) лейтенант Козлов (вспомнила фамилию) с напарником куда-то удалились, а все другие-прочие были еще меньше расположены отвечать на мои вопросы. Нет, был бы опыт — стоило бы, может быть, завернуть скандал, но вот чего-чего, а опыта у меня к тому моменту не было. Ну ровно никакого — ни криминального, ни пенитенциарного, да и скандалистка из меня плохо получается… Ну да ладно, чего не было, того и не случилось, паче чаяния всё могло бы обернуться еще гораздо хуже.

Могло быть хуже, могло быть лучше, пока и так сойдет. А что? Будем филосо́фами. Камера как камера (неблагозвучно, зато по существу, если кто заметил). Каменный пенал. Метра три в длину, метр с кепкой в ширину. Вдоль стены по всей длине прилажено что-то вроде деревянного насеста. Тяжелая металлическая дверь заперта снаружи на простой засов, оконце без стекла забрано решеткой. Напротив такая же каморка, но пустая, но зато на тамошнем засове красуется гомерических размеров навесной замок. Камеры неосвещены, свет проникает из коридора между ними, по которому меня провели из дежурной части, откуда иногда доносится специфический ментовский говорок. Тонко намекну: в милиции матом тоже не ругаются…

Кстати, о ментах. То есть о специфике. Интересно, а как здесь с насекомыми? Для пущего эффекта не хватало мне еще вшей поднахватать. Правильно, чтобы всё и сразу… Черт, Янка, достаточно, сама себя достала! Проблемы? Проблемы существуют для того, чтобы их решать. Что бы ни случилось, будем разрешать проблемы по мере поступления. А покамест просто спокойно посидим, а заодно подумаем. Благо, право, выбор невелик.

В каморке было холодно. Я забилась в уголок, с ногами устроилась на нашести, обхватив колени, и, насколько позволяли растрепанные чувства, попыталась думать.

Ничего вразумительного в голову пока не приходило. (Пока — это обнадеживает.) Итак, я во что-то вляпалась. Во что? Думай, Янка, думай! Работай головой! (А еще что вы головой умеете? А еще я ею, головою, ем… Это ты о чем, чучело ходячее?)

Так. Если я и чучело, то скорей сидячее. Спокойненько. Ать-два, вдохнули и подумали. Сначала о наркотиках, раз о них уже упомянули. Да… то есть нет, конечно, нет же, трижды нет! Полная бредятина, отметаем с лету. Самый распоследний ежик догадается, что это не больше чем предлог, на ходу изобретенный Рудасом. Между прочим, предъявлять претензии ему я не намерена: не знаю уж, чего там растакого-эдакого полномочный лейтенант нашему заведующему впарил, так что шеф пошел на поводу, но должно быть что-нибудь убойное. (Знала бы…)

Итак… Или не так? Кругом одна засада. Спокойне́е надо, спокойне́е… А если всё-таки? Нет, однозначно нет. Но если? Еще раз нет и трижды тридцать нет. А всё-таки — а если? Хорошо. Касательно препаратов строгого учета я в худшем случае могла подзабыть расписаться в каком-нибудь гроссбухе. Ладно, если ad absurdum допустить, будто на меня полное затмение наехало, то ну в самом худшем случае я могла как-нибудь нечаянно ампулу заныкать, даром что в упор не представляю как. Допустим, но ведь из-за какой-то препаршивой ампулы… Черт, да при чем здесь ампула?! Даже если вдруг предположить, что с отделения «неотложной помощи» гады наркоманы скоммуниздили весь запас наркотиков из сейфа вместе с самим сейфом, а заведующий решил повесить эту небогоугодную затею на меня, и весь наш коллектив с ним дружно согласился, то даже и тогда…

Хотя тогда — не знаю. Тогда, наверное, у меня с головой что-то не в порядке. А с головушкой у меня точно что-то не в порядке, раз в нее такая ахинея лезет. Затеяла искать черную кошку в темной комнате, отлично зная, что ее там нет. Правильно, а чтоб не скучно было, сама себе мяукаю. Ладно не царапаюсь. Пока… (Спасибо, дорогуша, обнадежила!)

Спокойненько. Поищем там, где малость посветлее. Правда, уж там-то сразу видно, что кошки даже и в помине нет, — но, быть может, мышка попадется? Я о странном милиционерчике. То есть мышка-то скорее это я, и я уже попалась, но попалась именно что странненько. Не нравятся мне эти совпадения: получается, вчера я над ним типа как слегка поиздевалась, а сегодня он на мне типа как бы с гаком отыгрался. А может быть — не как бы может, мент действительно решил со мной таким макаром поквитаться? Здрасьте вам пожалуйста. Психопат в мундире. А почему бы нет? Ментик мелкий, неказистый, злобненький, в детстве часто битый. Знавала я таких — на насмешки реагируют болезненно, умеют выжидать, отвечают местью. Именно поэтому кое-кто из них и форму надевает, потому что хочется за всё с кого-нибудь спросить. Именно за то, что он как раз такой — неказистый, злобненький и в детстве часто битый. И какого черта я без нужды убогого дразнила! А ему, видать, моча в голову ударила…

Янка, подожди. Это не ему — это, мать, тебе что-то непотребное не туда ударило. Положим, ты права. Ага, посмотревши раз на человека — и ты уже права: он и псих, и негодяй, и мстительный, и подлый, и вообще такой-сякой и растакой-разэдакий. Ладно, предположим, пусть он такой-сякой и растакой-разэдакий. А ты, выходит, давеча сие моральное чудовище своими смехуечками ну до того достала, что буде его воля, он бы тебя в камеру засунул. Вот он и засунул — ни за что и ни про что, а токмо по злобе, чтобы, значит, неповадно было. Такую вот подлянку самолично зарядил. Так у тебя выходит? А вот и не выходит, потому что воля — не его. В том-то всё и дело — возможно, он и хам, но никак не хан. Не по чину недоноску беспредел устраивать, на погонах звездочек маловато будет. Да кто он здесь такой, этот недомерок?! Десятая спица в ментовской колеснице! Надо же, придумала — власть ему-де по мозгам ударила! Да была бы власть, а то же ему, бедному, и злоупотребить-то нечем!.. Да и я, в конце-то расконцов, не какая-нибудь привокзальная шалава!.. (Хотя — а велика ли разница: две руки, две ноги, а посередине… ну да все мы знаем, что посередине. Или кто не знает? А если кто не знает, всё равно рано или поздно догадается.)