Осколки турмалина

Эпилог

Солнце хочет всех обмануть. Пробирается через мутноватое оконное стекло и греет – как будто лето. Как будто не ноябрь. Нет-нет, вы обознались, а календари врут.

Свою роль сыграло и то, что мы проснулись поздно. Обычно на стороне осени выступает короткий световой день. Когда Владу нужно на работу, а у меня на утренние часы назначен прием клиенток, мы просыпаемся во тьме, и сомнений в том, что мир принадлежит ноябрю, у нас не возникает. Но сегодня у нас обоих выходной – мы их стараемся согласовывать. Поэтому можно никуда не спешить, валяться в постели хоть целый день и греться в обманчивом солнце, которое кажется таким теплым, потому что батареи лупят вовсю.

Когда мы вернулись в Россию, я была уверена, что это конец того короткого романа, который мы себе позволили. На сто процентов, на двести, на триста. Ситуация казалась мне настолько очевидной, что я даже не посчитала нужным ее обсуждать.

Но, видимо, очевидной она была только для меня. Влад показал это, когда вечером просто пришел ко мне. Без звонка, без приглашения, пришел, как будто иначе и быть не могло. С таким видом – как же, женщина, ты не уловила, что мы теперь вместе? Я была удивлена, но затащить его в постель мне хотелось больше, чем задавать вопросы.

Поэтому я с готовностью приняла это как ситуацию по умолчанию. Что я имею права на него, а он – на меня. Что мы стараемся обедать вместе – и это нормально. Что если одного из нас куда-то приглашают, то «плюс один» из приглашения всегда будет второй. У меня есть ключ от его квартиры, у него – от моей. Пары недель оказалось достаточно, чтобы все устаканилось.

Но если для нас переход к новой жизни прошел легко и естественно, то кое в чьей судьбе разыгралась настоящая трагедия. Я сейчас говорю даже не про наследниц с хорошей родословной (как у выставочных пекинесов, да), которые представляли себя рядом с Владом у алтаря. Больше всех страдала мамаша Ларина. Во-первых, ее смущало, что он выбрал какую-то пожилую девку – его ровесницу, между прочим, но она-то в свои планы включала только восемнадцатилетних девственниц. А я еще и без приданого да без уважаемой родни. Во-вторых, ее раздражала именно я – со всем, что произошло в моем прошлом, и всеми ошибками, которые я допустила. Никаких хороших поступков она за мной не признавала, только ошибки.

Она пыталась вызывать меня на разговор по душам, и сначала я даже имела глупость поддаваться и приходить. Но ничего нового она мне не сказала. Старая песня на мотив «Оставь в покое моего мальчика, я хочу решать за него, как ему жить». Она уговаривала меня, давила на жалость, шантажировала и угрожала.

Я сперва еще пыталась робко с ней спорить, аргументы какие-то приводила, оправдывалась, как школьница. А потом я подумала: ну чего я парюсь? Для нее я всегда, всегда, всегда буду плохой. Нет ни одного сценария, который сделал бы меня желанной невесткой! А если так, чего мне расстраиваться? Я добавила телефон мамаши Лариной в черный список и прекратила с ней всякое общение.

Влад прекрасно знал обо всем этом, было бы нечестно скрывать от него. Он находил ситуацию забавной – тут я могла ему только позавидовать. Хотя… После всего, что ему довелось пережить в последние годы, он научился беречь собственные нервы. Поэтому мамаше Лариной было так тяжело на него воздействовать.

– Ее вообще не касается, с кем я живу, – только и сказал он. – Я люблю тебя, других рекомендаций мне не требуется.

Он умеет говорить о том, что любит меня. А это именно умение, которое многие недооценивают. Не слишком редко, чтобы я не забыла. Не слишком часто, чтобы слова не потеряли ценность. Но всегда – легко, потому что это правда.

Я никогда ему не говорила, что люблю, и мне стыдно за это. Не потому, что это неправда. Это как раз правда. Я люблю его, и это чувство куда более зрелое, чем мое первое, неловкое влечение к его брату.

Но я не могу сказать ему об этом. Меня не покидает ощущение, что если я произнесу эти слова вслух, я сглажу саму себя, и все закончится. Счастье любит тишину, вот так иногда говорят. Этого принципа я и предпочитаю придерживаться. Влад то ли не замечает, то ли все понимает и прощает мне это.

Вот и теперь, когда я чувствую спиной тепло его тела, я думаю о чувстве – о том, что его люблю. Любовь иногда почти осязаема, она как будто начинается в этих густых солнечных лучах и заканчивается в том пульсирующем удовольствии, которое я все еще чувствую, ведь мы только что были вместе. Говорю же, хоть весь день в постели! Весь мир вообще принадлежит нам.

– Как там девочки? – тихо спрашивает Влад. Громко и не нужно, я слышу его голос над самым ухом. – И твой отец? Справляется с возложенной на него миссией?

– Думаю, за минувшие недели он стал старше на десять жизней, – смеюсь я, невольно вспоминая папанину грустную физиономию во время нашей предыдущей встречи. – В шестьдесят с гаком лет ему пришлось вести себя как взрослый. Его это глубоко угнетает, он же в душе Питер Пэн. Но со скрипом справляется. Девочки его строят – они привыкли быть самостоятельными, теперь это очень полезно.

Я не пыталась соврать ему или приукрасить картину. Зачем, если я никому не доверяю так, как ему? Нет, я действительно верила, что у них все прекрасно, ведь так оно и было – с поправкой на стресс, присущий переезду на другой континент.

Эмили была поразительно умной. Уж не знаю, досталось ей это от отца или она просто выиграла в какую-то генетическую лотерею, но мозг этого ребенка работал точнее компьютера. Она с легкостью запоминала что угодно, держала в памяти объемы информации, которые мне казались нереальными. Так ведь не в одной памяти дело! Она великолепно соображала, отличалась спокойствием и умением держать себя в руках. Но нельзя сказать, что она повзрослела раньше срока или что пережитые трудности сделали ее такой. Эмили просто была умна от рождения, казалось, что природа создала ее с одной целью: учиться. Но в душе она все равно оставалась десятилетним ребенком и вела себя соответствующе. Очень открытая, контактная, хохочет постоянно… Усилиями Тэмми половина ее сознательной жизни прошла тихо и мирно, в уютном провинциальном городке. Это ей здорово помогло.

С Джордан все намного сложнее. Не только потому, что ее отец – садист и убийца, и ей об этом известно. Она дольше скиталась, она услышала от своей матери слишком много, пожалуй, даже больше, чем следует. Она стала почти взрослой вот в таких обстоятельствах. Это накладывает определенный отпечаток. Да и в плену у секты ей пришлось куда сложнее, чем Эмили.

Неизвестно, как это скажется на ее будущем. Я настояла на том, чтобы она посещала детского психолога, и она согласилась. Но я предупреждала отца, что за ней нужно внимательно следить, да и сама не отстранялась от ее проблем. Думаю, у нее все будет в порядке.

Они обе нравились мне. Я наконец-то начинала воспринимать их не просто как девочек, которым я помогла в трудную минуту, а как часть своей семьи. Это, да еще моя новая жизнь, заставили задуматься о детях… О возможности появления детей у меня.

Прозвучит безумно, но в своем совсем не детском возрасте я никогда не представляла себя в роли матери. Жизнь складывалась странно, дико, и привести в нее детей казалось мне слишком жестоким. Но тогда я была одна, а теперь – нет.

Влад, возможно, подумал о том же: я почувствовала, как он прижимает меня к себе, мягко касается губами моего плеча. Мне показалось, что в коридоре раздался какой-то шум, но я проигнорировала его – да, я стала менее нервной. Да и вообще, уже позднее утро, почти день, весь дом проснулся, а слышимость тут угнетающая. Все эти шумы я относила к тому, что люди просто живут своей жизнью – а я готовилась жить своей.

Но только я хотела на этом сосредоточиться, только начала поворачиваться к единственному мужчине, которого хотела видеть этим утром в своей квартире и спальне, как в дверь постучали.

В дверь моей комнаты. Из коридора. Из того коридора, где никого не было – и не могло быть! Какого черта?!

До того, как я успела хоть что-то произнести, из-за двери донесся виноватый, но решительный голос Джордан.

– Лана, мы можем поговорить с тобой? Можно войти?

– Нет! – тут же отозвалась я, инстинктивно натягивая одеяло до подбородка, хотя закрытая дверь пока неплохо скрывала мою наготу. – В смысле… девочки? Джордан? Ты здесь одна?

– Нет, мы с Эмми вдвоем!

Ага, мы тоже вдвоем…

– Пока не входите, – попросила я, поспешно разыскивая белье среди раскиданной на полу одежды. Влад едва сдерживал смех, но тоже одевался. – Как вы сюда попали? Разве я давала вам ключи?

– Так я ж замки вскрывать умею! – беззаботно отозвалась Эмили, словно не было в мире факта естественней.

В мою квартиру без труда проникла десятилетняя взломщица. Мне нужно будет пересмотреть меры личной безопасности.

– Я вам, конечно, рада, но… Что вы тут делаете?

– Мы проанализировали жизнь с дедушкой и решили, что она складывается не очень хорошо, – отозвалась Джордан. – Поэтому с сегодняшнего дня мы будем жить с тобой. Ты ведь не против, правда?

И судя по ее тону, они уже все решили и стоят там с чемоданами, зная, что я не выставлю двух детей на улицу. Ну а то, что у меня может быть личная жизнь и, страшно сказать, мужчина в постели, как вариант не рассматривается, потому что после тридцати жизни нет.

Просто замечательно, дорогое мироздание, как ты вовремя! Я захотела детей – я получила детей. И не важно, что хотела я не совсем того. Желание исполнено!

Писец…