Дары Пандоры

Колдуэлл говорила сухим, безжизненным тоном лектора, но выражение ее лица менялось, когда она опускала глаза на то, что являлось ее Немезидой и одновременно смыслом всей ее жизни.

– Если выращивать патоген в сухой, стерильной среде, – говорила она, – он в конечном счете раскроет свою истинную природу. Но его рост протекает очень медленно. Удивительно медленно. У голодных лишь через несколько лет появляются первые признаки на коже – вздутые темно-серые вены или шершавые пятна. В аквариуме этот процесс еще медленней. Данному образцу двенадцать лет, и он еще молод. Половые признаки – спорангии или гимены – не сформировались. Вот почему заразиться можно только от укуса голодного или прямого контакта с ним. После двух десятилетий в сухой среде патоген так и не начинает процесс размножения. Он может делиться только в питательном растворе. В идеале – в человеческой крови.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросила Джустин. – Я читала литературу.

– Да, Хелен, – согласилась Колдуэлл, – но это я ее написала. И продолжаю писать. Благодаря тканям, взятым из хорошо сохранившихся голодных – одна из них перед тобой, – я смогла установить, что голодный патоген – это старый друг в новом костюме. Офиокордицепс однобокий.

Мы впервые столкнулись с этим паразитом у муравьев. Его поведение было ужасно. Тот документальный фильм останавливался на каждой зловещей детали.

То же делала и Колдуэлл, хотя никакой нужды в подробной детализации не было. Когда она впервые поняла, что голодный патоген – это мутировавший Кордицепс, она была настолько счастлива, что должна была поделиться открытием. Она уговорила Маяк утвердить образовательную программу для всего персонала базы. Они поделились в столовой на группы по двадцать человек в каждой, а Колдуэлл начала представление, включив вырезки из документального фильма Дэвида Аттенборо, вышедшего на экраны за двадцать лет до Катастрофы.

Прекрасно поставленный голос Аттенборо, как мед из английского загородного сада, описывал, с непонятным придыханием, как споры Офиокордицепса дремлют на лесной почве в условиях повышенной влажности, к примеру, в тропических лесах Южной Америки. Муравьи-листорезы подбирают их, не замечая, потому что споры липкие. Они прицепляются к нижней части грудной клетки или живота муравья. После присоединения окутывают муравья тонкими нитями и атакуют его нервную систему.

Гриб пожирает муравья.

На экране показывают муравьев в конвульсиях, тщетно пытающихся содрать с себя липкие споры быстрыми, судорожными взмахами ног. Не помогает. Споры уже проникли в тело, а нервная система наполняется множеством иноземных химических веществ, которые отлично заменяют собственные нейротрансмиттеры.

Гриб садится за руль, упирает педаль газа в пол и уводит муравья прочь. Заставляя его забираться так высоко, как он только может, – к листику на высоте пятидесяти футов над землей, в который он вгрызается своими челюстями.

Гриб проходит через все тело муравья и вырывается из головы – череп сжираемого изнутри насекомого начинает напоминать фаллический спорангий. Спорангий выплескивает наружу тысячи спор, которые разлетаются на мили, падая с большой высоты. Что, конечно, и является смыслом упражнения.

Тысячи видов Кордицепса, каждый из которых специалист по конкретному виду муравьев.

Но в какой-то момент Кордицепсы объединились, чтобы не быть такими привередами. Они перепрыгнули сначала видовой барьер, затем родовой, семейный, порядковый и, в конце концов, классовый. Они пробились на самый верх эволюционного дерева, предположив на мгновение, что у него тоже есть верхушка.

– Это, – сказала Колдуэлл, положив руку на запечатанную крышку аквариума, – это то, что в головах наших подопытных. В их мозгах. Когда вы заходите в класс, вы думаете, что говорите с детьми. Но это не так, Хелен. Вы говорите с тем, что убило детей.

– Я не верю в это, – сказала Джустин, покачивая головой.

– Я боюсь, не имеет значения, во что вы верите.

– Они проявляют поведенческие реакции, не имеющие никакого отношения к выживанию грибка.

– Да, конечно, они проявляют. – Колдуэлл отмахнулась. – Неосознанно. Офиокордицепс не пожирает всю нервную систему сразу. Но если один из тех, кого вы считаете своими учениками, почувствует запах человеческой плоти или человеческих феромонов, вы будете иметь дело с грибком. Первое, что он делает – устанавливает контроль над опорно-двигательной системой и основными рефлексами. Размножается он в слюне в основном. Укус дает питание паразиту и в то же время распространяет инфекцию. Отсюда и чрезмерная осторожность, с которой мы содержим испытуемых. И следовательно, – она вздохнула, – необходимость этой лекции.

Джустин почувствовала острое желание отстоять свою позицию во что бы то ни стало. Она схватила крышку аквариума и открыла ее.

Колдуэлл беззвучно вскрикнула и отшатнулась, заслонив ладонью губы.

Затем она осознала, что делает, опустила руку и пристально посмотрела на Джустин. Ее корабль безразличия дал пробоину ниже ватерлинии.

– Это было очень глупо, – проговорила она.

– Но не опасно, – отметила Джустин. – Ты же сама сказала. Полное отсутствие половых органов. Никаких спор. Никакой возможности для грибка распространяться по воздуху. Ему нужны кровь, пот, слюна и слезы. Видишь? Ты ошиблась, это свойственно всем – увидела риск там, где его в действительности нет.

– Это плохая аналогия, – сказала Колдуэлл. – Здесь можно запросто переоценить риск, дело не в этом. Опасность состоит в том, игнорируешь ты ее или нет.

– Кэролайн, – Джустин пытается до нее достучаться. – Я не утверждаю, что мы должны остановить программу. Нужно просто изменить подход.

– Я готова, – улыбается она. – Именно поэтому первым делом я пригласила психолога присоединиться к нашей команде. – Улыбка исчезает, неизбежный отлив. – Моей команде. Ваши методы являются дополнением к моим, естественно, когда я в них нуждаюсь. Вы не диктуете свои условия и не разговариваете с Маяком, не сообщив мне. Вы поняли, Хелен, что мы здесь под военной юрисдикцией, а не гражданской? Думали когда-нибудь об этом?

– Не часто, – признала Джустин.

– А стоило бы. Разница велика. Если я решу, что вы мешаете моей программе, и сообщу об этом сержанту Парксу, вас не отправят домой.

Она обводит Джустин неуместно нежным и обеспокоенным взглядом:

– Вы будете расстреляны.

Наступила тишина.

– Я заинтересована в том, что происходит у них в голове, – сказала наконец Колдуэлл. – В основном я могу это узнать, исследуя физические структуры под микроскопом. Когда не получается, я смотрю ваши отчеты и ожидаю увидеть в них ясную, рациональную оценку хорошо обоснованной гипотезы. Вам ясно?

Долгая пауза.

– Да, – говорит Джустин.

– Хорошо. В таком случае, для начала, я бы хотела, чтобы вы перечислили номера испытуемых в порядке их важности для вашей работы – на данный момент. Скажите, какие вам все еще нужны для наблюдения и насколько они вам нужны. Я постараюсь взять это во внимание при выборе следующих подопытных для исследования. Нам нужно провести массу сравнительных анализов. Мы застряли, а для любых новых идей нам нужны пачки сухих данных – это единственное, о чем я могу думать сейчас. В связи с этим я планирую забрать на обработку половину всех имеющихся у нас экземпляров в ближайшие три недели.

Джустин не может принять этот удар, не дрогнув:

– Половина класса? – повторяет она тихо. – Но это… Кэролайн! Господи!..

– Половина подопытных, – настаивает Колдуэлл. – Половина оставшейся у нас пищи для исследований. Класс – это лабиринт, который вы построили для них. Не нужно материализовывать его для ближайшего рассмотрения. Мне нужен список до воскресенья, но чем раньше – тем лучше. Мы начнем работу в понедельник утром. Спасибо, что уделили мне свое время, Хелен. Если есть что-нибудь, что я или доктор Селкрик можем сделать, просто дай нам знать. Но окончательное решение, конечно, за тобой. Свободу выбора ведь никто не отменял.

Джустин опомнилась, когда была на открытом воздухе и шла куда глаза глядят. Солнце светило ей в лицо, и она свернула в сторону. Она уже достаточно разгорячилась сегодня.

Половина оставшихся…

Ее разум сталкивается со словами и отправляет их куда подальше.

В другой раз она могла бы восхититься тем, насколько мужественно Колдуэлл признает свои ошибки. Мы застряли. Она настолько слилась с проектом, что собственные переживания ее больше не тревожат.

С другой стороны: окончательное решение за вами. Это чистый садизм. Служить у моего алтаря, Хелен. Вы даже можете определить жертв, здорово, не так ли?

Половина…

Центр не выдержит, и все развалится. Переполненные страхами, неуверенные в себе, они будут еще долго идти вперед. Но рано или поздно они зададут ей вопросы, на которые у нее не будет ответов. Ей придется выбирать между исповедью и уклонением от расплаты, хотя и то и другое, вероятно, приведет к полнейшей катастрофе.

Чего она, наверное, и заслуживает. Детоубийца. Устроитель массовой резни с ангельской улыбкой на лице. Мысль о том, как Паркс приставляет пистолет к ее голове, сейчас обладает особым шармом.

Тут она врезается в него. Паркс опомнился первым и осторожно взял ее за плечи, чтобы успокоить.

– Эй, – сказал он. – Вы в порядке, мисс Джустин?

Его широкое, плоское лицо, ставшее асимметричным и безобразным из-за шрама, излучает дружескую заботу.

Джустин выпуталась из его рук, и гнев вспыхнул на ее лице. Паркс заморгал, увидев настоящие эмоции, но не понял, откуда они взялись.

– Я в порядке, – сказала Джустин, – убирайтесь с моей дороги, пожалуйста.

Сержант жестом указал на забор за его спиной.

– Сторожевой заметил движение в том лесу, – сказал он. – Мы не знаем, голодные это или нет. В любом случае, за периметр сейчас выходить запрещается. Извините. Именно поэтому я пытался остановить вас.

Движение на средней дистанции, в направлении, куда он указывал, отвлекло ее на секунду, поэтому пришлось заново собраться с мыслями.

Она сталкивается с ним, пытаясь перевести дыхание и спрятать вырывающиеся из нее эмоции, чтобы он ни в коем случае их не увидел. Она не хочет, чтобы он понял ее, даже на таком поверхностном уровне.

Думая о том, что он только что видел, что мог знать или думал, что знает о ней, она внезапно осознала всю унизительность своего положения. Когда Паркс увидел, что она нарушает неприкосновенность подопытных, он угрожал ей увольнением. Но дальше ничего не последовало. До настоящего времени.

Паркс пошел и рассказал все Кэролайн Колдуэлл. Она в этом не сомневается. Четыре месяца паузы между инцидентом с Мелани и этим выговором не ставят под сомнение это убеждение. Такие вещи медленно просачиваются сквозь бюрократию, наслаждаясь своеобразным медовым месяцем.

Она должна бороться с желанием врезать Парксу по его и без того обезображенному лицу. Может, попытаться найти изъян или точку давления, чтобы разнести его на куски и навсегда стереть из своей жизни?