Дары Пандоры

54

Галлахер хотел бы идти один.

Не то чтобы ему не нравилась Хелен Джустин. По правде говоря, совсем наоборот. Она ему очень даже нравится. Он думает, что она действительно красивая. Более того, она не раз была главной героиней его сексуальных фантазий, играя роль опытной и развращенной зрелой женщины, которой он годился в сыновья. Много раз она учила его, и не всегда в переносном смысле.

Поэтому ему так неловко отправляться на вылазку с ней. Он боится сказать или сделать что-то действительно глупое. Он боится оказаться в положении, когда нужно быстро принять решение, а он не может, потому что слишком много думает о ней. Он боится, что не сможет скрыть своего страха.

То, что они не могут даже разговаривать друг с другом, не помогает делу. Хорошо, они перешептываются каждый раз, когда доходят до перекрестка, чтобы решить, куда идти дальше. Но все остальное время они идут как в замедленной съемке и в полной тишине, как их учил сержант Паркс.

Такое ощущение, что здесь недавно прошел вооруженный до зубов отряд. В первый час после того, как они вышли из бронированного грузовика с глупым именем, они встретили всего четверых голодных, и они все были далеко.

Затем они находят первого мертвого. Он плодоносит, как и все остальные, которых они видели, исключение в том, что этот лежит на животе и большой белый стебель пробил себе путь из спины бедного ублюдка. Хелен Джустин смотрит на него, болезненная и мрачная. Галлахер догадывается, что сейчас она думает о маленьком голодном ребенке. Как мать до Катастрофы, переживающая за свою маленькую дочь в этом огромном мире, в котором так много больных.

Да. Мир полон больных людей. Он связан с многими из них. И встретил их еще больше, когда база пала. Одна из причин его беспокойства сейчас – наверное, самая главная – ощущение, что он движется в направлении, которое не имеет никакого смысла. Конечно, он идет домой. Но это как положить ногу назад в капкан после того, как тебе удалось из него выбраться. Но вернуться на базу они не могут, это факт. Нет больше никакой базы, а ублюдки, которые разрушили ее, возможно, по-прежнему преследуют их. К сожалению, Галлахер не может смотреть на Маяк как на убежище. Он видит его только в качестве раскрытой пасти чудовища, готовой проглотить его.

Он пытается стряхнуть с себя отчаяние. Он пытается выглядеть и чувствовать себя как солдат. Он хочет, чтобы Хелен Джустин чувствовала себя защищенной рядом с ним.

Они держат свой путь вниз по длинной улице с магазинами по обеим сторонам, которые уже давно разграбили. Они на виду – легкая цель для тех, кто пришел сюда первым. Возможно, большинство из них разграбили в первые дни Катастрофы.

Так что теперь они перебросили свое внимание на дома в маленьких переулках, которые не так бросаются на глаза. Сперва нужно проверить, есть ли там голодные. И при этом нельзя шуметь во время взлома, потому что шум соберет всех голодных в округе. После того как вы попали внутрь, нужно провести еще одну разведку. Каждый из этих домов может быть гнездом для голодных – бывших жителей или непрошеных гостей.

Дело движется медленно, и это давит на нервы.

Удручает и то, что морось сейчас переросла в настоящий ливень. На них помочились с мрачного, серого неба.

И в последнюю очередь это скучно, если что-то может быть действительно страшным и скучным одновременно. Все дома для Галлахера на одно лицо. Темно. Затхлый запах с мягкими коврами под ногами, трухлявые шторы и черная плесень на стенах внутри. Беспорядок в офисах, где миллион вещей, единственная задача которых – лежать на вашем пути, чтобы вы споткнулись о них. Как будто люди до Катастрофы только тем и занимались всю жизнь, что строили себе коконы из мебели и украшений, книг и игрушек, фотографий и любого другого дерьма, что им удавалось найти. Как будто они надеялись переродиться в этом коконе. Некоторым из них это удалось, конечно, но немного не так, как они рассчитывали.

В большинстве домов Джустин и Галлахер задерживаются ненадолго, чтобы проверить кухню. В некоторых есть еще подсобка или гараж, который они тоже проверяют. Они держатся подальше от холодильников и морозильных камер, которые будут наполнены вонючим гнойным дерьмом. Консервы и любые другие продукты с большим сроком годности – вот что им нужно.

Но их нет. Кухни пусты.

Они проходят по соседней улице с аналогичным результатом. В самом конце виднеется гараж с ярко-зеленой дверью. Они хотели идти дальше, но он рядом с разграбленным магазином на углу, и Джустин сначала замедляется, а потом и вовсе останавливается.

– Вы думаете о том же, о чем и я? – спрашивает она Галлахера.

Он ни о чем не думал, пока она не спросила его, но теперь он быстро включился и, есть ли ему что сказать, помимо пресловутого «эмм»?

– Гараж, возможно, принадлежит магазину? – пытается угадать он.

– В точку. И кажется, внутри никто не успел побывать. Давайте взглянем, рядовой.

Они пытаются открыть дверь гаража, которая заперта изнутри. Она сделана из какого-то легкого тонкого металла, что, с одной стороны, хорошо (не составит труда вскрыть такую дверь), а с другой – плохо (что бы они с ней ни делали – это будет очень громко).

Галлахер вставляет штык винтовки в пазы с одной стороны двери и отходит от нее. С громким пронзительным визгом металл начинает сгибаться. Когда в образовавшуюся щель получается просунуть пальцы, они хватаются за край и продолжают отгибать его медленно и неуклонно. Он по-прежнему издает громкий скрежет, но они ничего не могут с этим поделать.

Им удалось отогнуть треугольник, самая длинная сторона которого где-то три фута. Потом останавливаются и нервно озираются по сторонам, напряженно вслушиваясь в наступившую тишину. С обоих концов улицы ничего, ни звука.

Они встают на четвереньки и заползают внутрь. Галлахер щелкает фонариком, и луч света бежит вокруг.

Гараж заставлен коробками.

Большинство из них пустые. Но в некоторых что-то есть, к сожалению, не еда – газеты, журналы, детские игрушки и канцелярские принадлежности. Но в оставшихся… ну да, еда, правда, в основном закуски. Пакеты чипсов, арахиса, попкорна. Шоколадные батончики и печенье. Конфеты длиной с пулю. Индивидуально упакованные рулеты Swiss (швейцарские?).

И бутылки. Все виды бутылок. Лимонад, и фанта и спрайт, кока-кола и сок из черной смородины и имбирное пиво. Не вода, но почти все, что можно себе представить, если ограничить воображение сахарином и диоксидом углерода.

– Думаешь, это еще не пропало? – шепчет Галлахер.

– Есть только один способ проверить, – шепчет в ответ Джустин.

Они начинают испытание вслепую, разрывая пластиковые пакеты и осторожно помещая в рот их содержимое. Чипсы не проходят его, мягкие и рассыпчатые, с кислым привкусом, прилипшим к ним. Они их быстро выплевывают. Но печенье в порядке.

– Гидрогенизированные масла, – говорит Джустин, не успев прожевать (крошки вылетают изо рта). – Срок годности до взрыва гребаной вселенной.

Арахис лучше всего. Галлахер не может поверить, что его вкус, соленый и насыщенный, похож на мясо. Он съедает три пакета, и только после этого ему удается взять себя в руки и остановиться.

Когда он поднимает голову, Джустин с ухмылкой смотрит на него, – но это дружеская улыбка, а не злобная. Он громко смеется, радуясь, что они вдвоем разделили этот нелепый праздник и что в темноте гаража она не видит, как он покраснел.

Он кричит сержанту по рации, что они принесут домой бекон. Или, по крайней мере, еду, в которой есть бекон в качестве приправы. Паркс говорит, чтобы они загружались и возвращались, принимая его сердечные поздравления.

Они набивают рюкзаки и карманы и еще берут в руки несколько коробок. Спустя десять минут осторожно высовываются на улицу.

Они направляются домой в состоянии эйфории. Они отлично справились с ролью охотников-собирателей. Теперь они тащат мамонта обратно в пещеру. Костер будет гореть в темноте, и будет пир, и будут истории.

Ну, может, не совсем так. Но крепкая дверь, достойная еда и Флитвуд Мак, этого у них не отнять.