Там, где я тебя нашел

— И тогда ты…

— Стал бывать у того места, неподалеку от министерства, — пожал плечами Малфой. А потом он заговорил быстро, чеканя каждое слово. — Искал хоть кого-то, любого волшебника, к которому могу обратиться за помощью — обманом, уговорами, как угодно! — но мне нужно было вызволить семью из Азкабана.

Грейнджер задохнулась. Все-таки догадываться об этом, совсем не то, нежели услышать от него напрямую. Это оказалось похоже на удар под дых. Вот пара слов, и она уже не могла дышать. Грудь сперло, а в глазах потемнело. Она зашарила руками за спиной, пытаясь отыскать, на что опереться. Малфой в пару шагов оказался рядом, но она оттолкнула его руки.

Все так, как она и предполагала. Он делал это ради семьи. Конечно, ради семьи. Он стал маглом ради них! Естественно, он и дальше сделал бы что угодно, чтобы помочь им…

Мерлин.

— Не трогай меня, — прохрипела она, все еще отталкивая его руки, перед глазами расплывалось, но она не могла — не могла! — позволить себе чувствовать его. Лучше упасть. — Отойди, — она направила на него палочку, и силуэт Малфоя замер.

Дойдя наконец до стены, она оперлась спиной о бетонную поверхность и соскользнула на пол, ощущая, как тело дрожит от накатившей слабости.

Малфой снова оказался поблизости и протянул ей стакан воды, но Гермиона демонстративно его проигнорировала.

— Гермиона… — снова с сожалением протянул он, но та тут же его прервала:

— Ты увидел меня. Что дальше? Решил воспользоваться?

Малфой вздохнул, усаживаясь недалеко от Гермионы и встревоженно следя за ее состоянием. Это всколыхнуло в ней что-то, но оно быстро померкло в затопившей ее боли. Еще двадцать минут назад в ней бушевало столько эмоций, а сейчас они одна за другой гасли, словно свечки, задуваемые ветром, оставляя внутри холод и тьму.

— Гермиона, — он сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. — Пойми, моя семья заточена в Азкабане по моей вине, я не могу попасть в Малфой-мэнор — даже сама магия не узнает во мне хозяина…

— Что дальше, Люциус? — закричала Гермиона, не желая слушать его оправдания, которые она могла бы понять, да. Не будь ей настолько больно сейчас.

— А дальше все пошло не по плану, — проговорил Люциус, глядя ей в глаза, и голос его дрогнул. — Я не… не хотел.

Гермиона тоже не отводила взгляда. Понимая что это их последний разговор, она хотела увидеть все грани Люциуса Малфоя, не упустить ни одной. Малфой нервно облизал нижнюю губу и покачал головой.

— Я думал, что если мы будем просто общаться, то ты, любопытная, докопаешься до правды и сама разберешься… со всем. Спасешь мою семью, меня…

Люциус почти ласково посмотрел на нее, и уголок его губы потянулся вверх в грустной усмешке. Гермиона прикусила задрожавшую губу, испытывая такой отклик в душе, что захотелось разрыдаться.

— Ты же гриффиндорка, — тихо произнес он и отвел взгляд. Наваждение схлынуло. — А потом все вышло из-под контроля… Я не собирался влюбляться.

И она почувствовала, как желудок сжался, а мир закружился вокруг с дикой скоростью. Это самое худшее, что она слышала в своей жизни. Даже «мы погорячились, Герм» Рона через пару месяцев после битвы было не так больно услышать, как это. Ее затошнило, и Гермиона чуть завалилась вбок, пытаясь остановить эти чертовы стены, вращающиеся перед глазами. Как издалека она слышала, что Малфой зовет ее. Его пальцы на плечах, легкий шлепок по щеке, заставивший ее немного прийти в себя и пару раз медленно моргнуть.

Что ж, вот она и получила ответы на свои вопросы. Гермиона оттолкнула Люциуса и сжала палочку, собирая последние силы для трансгрессии. Она рисковала собой, перемещаясь в таком состоянии, но не могла больше оставаться рядом с ним. Гермиона тяжело рухнула на пол в своей квартире, перевернулась на спину и, глядя в потолок, замерла, совершенно опустошенная.

* * *

К утру среды Гермиона не чувствовала себя лучше. Напротив, смятение в ее голове будто усилилось. Она все еще не могла соединить образы Люциуса Офлама и Люциуса Малфоя в один единственный. И не могла поверить, что человек, с которым она была близка все это время, на самом деле просто манипулировал ею. Для того, чтобы вытащить свою жену.

Горечь пульсировала на языке, в желудке, голове.

Только потому, что обещала Гарри довести кашу, которую сама же и заварила, до конца, она кое-как собралась на работу, впервые в жизни порадовавшись, что волшебники носят мантии. Она укуталась в черную ткань, как гусеница в кокон, которая, однако, никогда не превратится в бабочку: лишь отгородится от реального мира.

Небрежно собрав волосы в низкий хвост и не утруждая себя нанесением косметических чар, Грейнджер камином переместилась в министерство. Она опаздывала на десять минут, но ей было наплевать — она флегматично скользила в течении толпы, натыкаясь на волшебников и даже не думая извиняться.

И только когда перед ней появился патронус — олень — и заговорил голосом Гарри, Гермиона будто очнулась.

— Беги, — произнес он, а потом серебристо-лунное сияние растворилось в воздухе, словно его и не было, оставив Гермиону стоять с отвисшей челюстью.

И это промедление стоило ей всего.

Она подняла голову, наблюдая за тем, как медленно открываются створки лифта и из кабины выходит сам Трэверс в сопровождении кучи мракоборцев, направляясь к ней.

— Мисс Грейнджер, вы арестованы за государственную измену, — объявил он громко, так что услышали наверняка все, кто находился поблизости.

Маги зашептались, а Грейнджер так и стояла словно приклеенная, ощущая пульсирующую боль в висках. А потом мир начал сжиматься, багровая тьма накрывала и стирала все вокруг, пока не осталось одно-единственное лицо — Трэверса, смотрящего на Гермиону с неясным выражением в глазах. Кто-то направил на нее палочку, и последним, что она услышала, было произнесенное заклинание Сомниус.

* * *

Грейнджер очнулась от странного ощущения в животе. Все внутри нее крутилось и переворачивалось, пустая тьма вращалась. Она резко подскочила, когда желудок неприятно сжался, и метнулась к первому, что заметили ее глаза — к серой раковине в углу комнаты.

Гермиона простояла в согнутом положении минут пять, пока мышцы живота не свело болезненной судорогой окончательно, а потом несколько раз умылась и прополоскала рот. Ледяная вода слегка отрезвила ее. Придя в себя, Гермиона неуверенно подняла голову и осмотрелась.

Три серые каменные стены, одно-единственное маленькое окно, некое подобие кровати и железная решетка вместо четвертой стены.

— Это что еще за…

— Гермиона? — послышалось удивленное восклицание.

— Гарри! — та метнулась к стене, у которой стояла кушетка, и припала к ней ухом. — Гарри, что происходит?

— Нас арестовали, — хмыкнул Поттер.

Грейнджер перевела ошарашенный взгляд на бетон, словно Гарри мог увидеть ее лицо сквозь барьер, разделяющий их.

— Что? — выдохнула она. — За что?

Поттер вздохнул. Гермиона его не видела, но могла сказать наверняка, что он почесал затылок.

— Трэверс и Кингсли поняли, что я их подслушивал. На самом деле, они специально дали услышать их разговор. Ну и… они догадались, что мы с тобой что-то готовим к заседанию. И окончательно в этом убедились, когда проследили за нами в банке.

Гермиона ошарашенно открыла рот.

— Они знают, что именно мы там делали? — хрипло поинтересовалась она.

Как бы она ни была зла на Люциуса, она не хотела, чтобы ему причинили вред — он ведь абсолютно беззащитен перед волшебником. В этом она убедилась лично, когда направила на него палочку. Может, он и невосприимчив к магии, как утверждал сам, но проверять Аваду на нем не хотелось.

Ее сердце снова сжалось, стоило ей подумать о Малфое.

— Нет, — проговорил Гарри, — я думаю — нет.

— Хорошо бы тебе оказаться правым, — тихо проговорила Грейнджер.

Она развернулась на узкой кушетке, прислонившись спиной и затылком к холодному камню, и прикрыла опухшие веки. Что ж, вряд ли Кинсгли или Трэверс могли устроить для нее и Гарри какое-то закрытое заседание — куда уж, они ведь герои войны, в конце концов. К тому же если бы от них хотели просто избавиться — их просто могли убить. Ну, ладно, возможно, это было бы не так-то просто. В министерстве до сих пор ходили слухи, что Поттера не берет Авада.

Да и в целом обвинения, которые им предъявили, по словам Гарри — сама-то Гермиона благополучно все прослушала, пока валялась в отключке — были справедливы. Проникновения в архивы, подделка документов, применение магии к маглу, угроза раскрытия Статута — все это действительно было. Дадут ли им рассказать, что именно им удалось узнать? Вряд ли. А все доказательства, которые удалось собрать Гарри, скорее всего, уничтожили сразу после ареста.

От накатившей на нее усталости Гермиона отключилась. И проснулась лишь тогда, когда явился охранник, принесший ей косметические и постельные принадлежности, матрас, полотенце и одежду. Что ж, это уже было неплохим началом.

Кормили здесь тоже приемлемо. А из-за того, что камеры находились в крыле, где нет дементоров, в помещении было достаточно тепло.

Грейнджер догадывалась, что, скорее всего, их с Гарри камеры находятся неподалеку от камер Малфоев.

В ожидании допросов Гермиона могла развлекать себя только разговорами с Поттером. Они избегали опасных тем, опасаясь, что их подслушивают, но был и безопасный список. Так что они успели обсудить родственников Гарри, родителей Гермионы, Рона и Джинни, которые наверняка пытались их навестить, как и Невилл с Ханной. МакГонагалл тоже попадала в перечень тех, кто не поверит в обвинение.

— Скажи, ты имеешь отношение к тому, что твой кузен занимает в банке такую высокую должность? — поинтересовалась Грейнджер.

Она растянулась на кушетке, закинув ногу на ногу и сцепив руки за головой, и рассматривала потолок. Одетая в полосатую пижаму, она сама себе напоминала Беллатрису Лестрейндж. Хотя и не могла представить себе, как та психопатка просто спокойно лежит. Она, наверное, даже спала, дергаясь и рыча.

— Нет, — послышался голос Гарри. — Знаешь, он ведь повзрослел в старшей школе. И окончательно перестал слушать родителей. Как он сказал, у него в голове что-то щелкнуло, когда тетя Петуния и дядя Вернон уехали из дома, оставив меня одного. Помнишь, перед седьмым курсом?

— Угу, — кивнула Грейнджер.

— Вот тогда он сменил компанию, Пирс ведь остался в старой школе, — пояснил Гарри. — Дадли поступил в колледж, а потом дядя Вернон сумел устроить его младшим клерком в Банк Англии. А дальше — все сам.

Грейнджер слышала отчетливые нотки гордости в интонациях Гарри и не смогла удержаться от улыбки.

И все равно у нее оставалось достаточно времени на то, чтобы проникнуться болью, отравляющей ее. Гарри старался — очень старался — не давать ей находиться в тишине, но Грейнджер понимала, что ему и самому непросто.

Они провели в Азкабане десять дней, за которые их так и не допросили. Они не знали последних новостей.

Но в одно прекрасное одиннадцатое утро явился охранник и взмахом палочки открыл замки на их камерах.

— Мистер Поттер, мисс Грейнджер, вот ваши личные вещи и палочки. Переодевайтесь, я подожду вас здесь, — учтиво проговорил он. — С вас сняты обвинения.