Последний шанс

Трактор. Теперь только он мог указать, в какую сторону подался тот, кто обстрелял пост ГАИ из окна пряниковской машины. На Таганрог и дальше — на Ростов, а там — куда заблагорассудится, широка и бескрайня матушка-Россия. Но можно вернуться и назад, в Донецк. Здесь есть свой резон: залечь на каком-нибудь лежбище-квартире и пережидать лихолетье, главное — носа не высовывать. Денежки есть, с голода не помрешь.

И тревога по поводу Саньки как-то притупилась, отодвинувшись «на потом». Вот возвратится Евгений Павлович...

Строкун был легок на помине. Он позвонил из своего кабинета по прямому телефону.

— Зайди, — только и сказал.

Иван Иванович прихватил все документы, которых оказалось уже довольно много: протоколы бесед с Генераловой, Лазней, Пряниковым, обыска гаража и квартиры, изъятия двух сумм денег, портреты «бородатой троицы», безбородого Кузьмакова. Посмотрел пристально на Крутоярова и положил в эту же папку протоколы опознания Жеболенкиной. «Все — так все! Без исключения», — подумал Орач.

— Я велел запросить из архива старое дело по Кузьмакову и Дорошенко, — напомнил он Крутоярову, который по-прежнему стоял чуть ли не по команде «смирно».

Иван Иванович поймал себя на мысли, что присутствие Крутоярова выводит его из себя и ему стоит больших усилий, чтобы не вспылить, не нагрубить, не выставить из кабинета этого служаку. «Когда уже закончат пристройку!» — подумал он. К старому довоенному зданию областного управления МВД второй год делали пристройку — семиэтажку в современном стиле. Все ждали, когда можно будет расселиться, по крайней мере, улучшить условия для работы ведущих отделов. Тогда и у замначальника угро будет свой отдельный кабинет, обещал генерал.

«Эта физиономия не будет мне мозолить глаза».

— Дело по Кузьмакову и Дорошенко у генерала. Вы сами приказали доставить их ему.

Да, он говорил. Но когда это было? Впрочем, нечего придираться к сослуживцу. Задания он выполняет исправно. «А злишься ты, Иван, потому, что волею судьбы майор Крутояров стал очевидцем этой дурацкой истории с Саней».

Не мог старший оперуполномоченный явиться к генералу и потребовать: «Верните дело Кузьмакова-Дорошенко, оно потребуется Орачу, когда он вернется».

— Я к Строкуну. Подождите моего возвращения, — приказал Иван Иванович Крутоярову.

— Слушаюсь, товарищ подполковник, — вытянулся тот в струнку.

В кабинете Строкуна нечем дышать от табачного дыма. Он сидел уставший, разбитый, откинувшись на спинку кресла, и стряхивал пепел в бумажный тюричек, скрученный из небольшого листка «Для заметок».

— Автомат мы нашли, — прохрипел он, — голубушку Тюльпанову привезли. Фрукт, доложу я тебе. А ты тут, сказал генерал, пофамильно с адресами.

— Считай, что повезло, на старых знакомых наткнулся. А как вы с автоматом управились? — спросил Иван Иванович.

— Элементарно, — ответил Строкун. — Это результат невезения. Мы же не предполагали, что постовой ГАИ подстрелил машину. Вот и бросились искать их там, куда они могли бы укатить на «Жигулях». С тех пор, как они прорвались через пост, прошло два часа. Отсчитали сто пятьдесят — двести километров от Тельмановского поста и прочесывали в этой зоне шоссе и полевые дороги. В основном подальше от Тельманово. Всю ночь. Я лично израсходовал ящик осветительных ракет. Задержали несколько машин. И лишь когда рассвело, обнаружили в посадке подстреленные «Жигули». С шоссе машина не видна, а со стороны поля ночью глядеть было некому. Возвращаемся — представляешь настроеньице? Всю ночь без толку. Улизнули, голубчики. И тут летчик: «Вижу в посадке машину». Глазастый, черт! Сделали круг: стоит при въезде в посадку. Начали снижаться, а из машины выскакивает мужчина и — как заяц — через все поле на мотоцикле. Что бы ты на моем месте подумал?

— Приблудный. Сидеть всю ночь до утра в подбитой машине и ждать напарника с мотоциклом — не резон. Проще заменить простреленный скат. Для опытного шофера — это минутное дело.

— То-то и оно! Как потом выяснилось, в машине не было инструмента. Видать, он остался в гараже. Пряников по какой-то надобности вынул его, а Тюльпанова не проверила. Беглеца мы задержали. Подлетели, прижали к земле. Так и лежал, пока не подошли. Оказался тракторист. Неподалеку была ферма, где он работал на кормораздатчике. Утром возвращался от матери, у которой ночевал, накануне с женой погрызся (показания позже подтвердились), и заприметил в посадке «ничейную» машину. Решил, что ему повезло. Снял скаты — отвез подальше, спрятал в лесочке, который рос по балке. Балка — мокрая, болотистая, течет ручеек. Снял радиоприемник, магнитофон, уже и за двигатель принялся, а тут и мы. Показал он нам свой «склад». Гляжу: а местность-то удобная для скрытого маневра. Если уходить в сторону Таганрога — лучшего маневра, как сбить собаку со следа, не придумаешь: шлепай по водице. Говорю ребятам: «А ну-ка прощупайте балку километра на два в обе стороны». Пока я допрашивал тракториста, вернулись ребята: «В муляке[2] — автомат!» Вызвали эксперта, фотографа... Вот, полюбуйся! — Строкун показал несколько больших фотоснимков 18 на 24.

Общий вид местности. Холмистая донецкая степь. Между холмами — неказистый ручеек, все, что осталось от некогда могучей реки. Полвека тому здесь еще жила речушка, славная окунями, таранью, плотвой. Да распахал человек все подходы к балке, и потекли в низину с дождями мутные потоки, отравленные ядохимикатами и гербицидами. Замулило балку, засосало грязью животворные родники. И туда, где когда-то буйствовала жизнь, подступила смерть. Ей сопротивлялся лишь зачахлый лесочек, тянувшийся к остаткам воды.

Следующий кадр — болотина. Утопают по щиколотку босые ноги, закатаны штаны по колено, рядом с ногой торчит диск автомата. Крупным планом — автомат. Его вынимают из ила чьи-то руки. Приклада у автомата нет, спилили. Нет у ствола и кожуха — тоже спилили. Да и сам ствол укорочен.

Еще один набор фотографий. Машина в посадке. Номерные знаки крупным планом. Скаты и запчасти, снятые с автомобиля, а рядом — парень лет тридцати, в простенькой куртке из болоньи — такие куртки теперь заменили рабочим прославленную некогда фуфайку. В простеньких джинсах и дешевеньких спортивных туфлях. Парень смущен.

— Этот тракторист случайно не из «Червоного Жовтня»? — поинтересовался Иван Иванович, вспоминая, что из этого колхоза, по сообщению начальника Тельмановского райотдела милиции, угнали трактор «Беларусь».

— Из «Жовтня». А что? — насторожился Строкун.

Иван Иванович рассказал историю с трактором.

Тут Евгения Павловича прорвало. Последними словами ругал он тракториста и себя.

— Не он ли хозяин того трактора? Не польстись, дурак, на «ничейную» машину, мы бы его не задержали до полудня, и тогда история с трактором, возможно, выплыла бы много раньше, еще утром. Пришел на ферму — трактора на месте нет. Поднял бы шум. Кстати, почему трактор на ночь оставили возле фермы? Ему положено быть на мехдворе.

— Не знаю, — признался Иван Иванович. — Должно быть, во время беседы с начальником Тельмановского райотдела я еще не дозрел до такого вопроса, не спросил. Но думаю, процветает в колхозе безалаберщина и безответственность. Телятник, по всей вероятности, на выселках, где-нибудь на старом хуторе... От мехдвора до него далековато, вот и закрепили трактор за фермой. Тракторист убедил начальство, что каждый день гонять туда-сюда невыгодно: перерасход горючего. А лично ему так лучше: когда ушел с работы, когда пришел... Ручаюсь, дела на этой ферме неважнецкие, корма воруют подводами и машинами.

— Полная характеристика хозяйства! — пошутил Строкун. — Приятно иметь дело со специалистом.

— Если бы все всюду делалось по-хозяйски, милиции наполовину было бы меньше работы, — пробурчал Иван Иванович. — Многое идет от нашей беспечности. «Ладно, пройдет!» А оно — раз прошло, второй пронесло, а на третий зацепило, да так, что мы потом чешем затылок и удивляемся: «Кто бы мог подумать?»

— Что-то ты, Иван, нынче злой. Какая муха тебя укусила? — удивился Строкун.

А Иван Иванович думал о Сане, о Лазне, о Пряникове, о бригаде сговорчивых мужичков, готовых выделять по триста рублей с тысячи для «папы». Откуда у них такие деньги? Ясно, что сосали государство, как пиявки.

— Будешь тут злой! Доброта наша порой хуже воровства, — боком вылезает.

И он стал подробно докладывать. И об одиссее Богдана Лазни, и о бородатом, которого тот привез к магазину.

Прочитав материалы, которые имели отношение к Сане, Строкун внимательно посмотрел на Ивана Ивановича и сказал:

— Один — ненормальный, вторая — неврастеничка. — Он отложил материалы по Александру Орачу отдельной стопкой на левый край стола. — «Уперся наганом в живот», — процитировал из протокола. Вышел из-за стола. — Ну-ка, встань! — приказал он Ивану Ивановичу. Подошел к нему вплотную, смотрит в глаза. И неожиданно ткнул пальцем в живот.

— Каким пальцем я тебя продырявил?

Иван Иванович растерялся:

— Вот так вдруг разве определишь...

Строкун вернулся к столу и плюхнулся в кресло.

— Гражданка Жеболенкина — крупнейший специалист по оружию: даже через платье она определила марку пистолета: к ней прикоснулись наганом.

— Крутояров записал с ее слов. Всему городу, поди, уже известно про этот наган.

— На чужой роток не накинешь платок, — согласился Строкун. — Попрошу Дробова, он мужик сообразительный, горячку пороть не любит, но из дотошных, — пусть поговорит с Жеболенкиной в спокойной обстановке. В конце концов, эту женщину можно понять: вчера такое пережила, а сегодня — он перед ней... И общее впечатление невольно перенесла на одного человека. Это называется «сдвиг по фазе».

Когда круг вопросов, подлежащих обсуждению, был исчерпан, Строкун сказал:

— Уже невмоготу, валюсь с ног от усталости. Заскочу часика на три домой, а ты тут погутарь с Тюльпановой. Сделайте по ее описанию фоторобот того, которого она подобрала на мариупольской развилке.

— Уж она нарисует — помесь жабы с носорогом! — заключил Иван Иванович.

— Тряхни молодостью, поищи пути к сердцу женщины, тем более что у вас общие знакомые: Кузьмаков и Дорошенко. Ты меня убедил: вместе с ней в машине была эта пара, а может, и вся троица. Примени свое красноречие, убеди Алевтину Кузьминичну.

— У меня в запасе есть еще Тюльпанов: куда он ездил на генераловской машине?

— Пора и с ним встретиться, — одобрил Строкун план дальнейшей работы. Он вспомнил о последнем сообщении начальника Тельмановского райотдела и чертыхнулся: — Обвели они нас вокруг пальца с этим трактором. За двадцать часов, пусть по пятнадцать километров в час... это триста километров! В какую сторону? Днепропетровск? Одесса? Ростов? Харьков? Ох, ротозеи! Оставили трактор на ночь без присмотра! Часов в восемь, поди, и пошабашили. Когда на ферме заканчивают вечернюю кормежку? Ты же сельский.

— Где-то в это время...

— Подобного хода я предусмотреть не мог! — ругал себя Строкун. — Век живи — век учись, а помрешь чуркой на растопку. Мы прочесываем посадки, контролируем перекрестки, барражируем вертолетами дорогу на Таганрог, а они — «трудолюбивые колхознички» — везут мимо нас навоз. Пойду каяться перед генералом. Надо искать трактор. Но я бы на их месте уже расстался с трактором и пересел на молоковоз. — Он набрал номер телефона. — Строкун, — доложил кому-то. — Где Папин-Мамин? Отдыхает? Живут же люди! — вздохнул он с завистью. — Двух суток не потрудился — уже завалился спать. Срочно запросите все свои посты и отделы: в Тельмановском районе угнали трактор «Беларусь» с лафетом для вывозки навоза. Найти во что бы то ни стало! И еще одно: любая информация по угону транспорта: от велосипеда до самолета... Поняли? Докладывать мне лично каждый час. Телефонистка будет знать, где я.