Последний шанс

— Спасибо, Петр Прохорович, за лестные слова. Дослужу до пенсии, вспомню о вашем приглашении. Ну, а с Тюльпановой как?

— Очень просто... Захожу однажды вот в этот кабинет. Вижу — сидит симпатичная бабенка. Екатерина Ильинична ее представляет: «Моя близкая подруга, от которой у меня нет секретов». Рекомендация отличная. Протягиваю руку: «Петя». Она мне свою крохотулечку: «Анна». Стрельнула в меня глазками, я — в нее. И сразу почувствовал: «Это моя». Тары-бары-растабары... Веселая, смешливая. Знаете, люблю женщин сорок второго размера. Анна — сорок четвертого. Но такая, во всех направлениях аккуратная, прорисованная... Посидели. Бутылочка шампанского нашлась. Говорю: «Могу отвезти куда прикажете». Отвез ее на работу. Вечером, как условились, позвонил. Все и произошло без проволочек. У нее квартира...

«Ну и нахал! — удивился Иван Иванович откровенности Пряникова. — Хоть бы постеснялся обнажать свое «я» перед работником милиции...»

Во всем этом был один пикантный момент: Тюльпанову, «лучшую подругу, от которой не было секретов», сосватала Пряникову Екатерина Ильинична. Она не могла не знать, что Петр Прохорович по женской части — дока и своего не упустит. Зачем это надо было Генераловой? Полюбовная сделка? «Ты мне — своего мужа, я тебе — чужого»... Не исключена и другая причина: если Тюльпанова когда-нибудь упрекнет свою подругу: «Что же ты мужей отбиваешь?», то в ответ получит: «От такой же слышу!»

Но Ивану Ивановичу почему-то не хотелось плохо думать о женщине, которой симпатизирует его сын. Впрочем, говорят же: любовь зла, полюбишь и козла.

— У Алевтины Кузьминичны есть квартира. А как с мужем? — поинтересовался Иван Иванович.

— Вначале она заверяла, что не замужем. А потом выясняется: есть и муж. Вы с Тюльпановым случайно не встречались? — спросил Пряников.

— Нет, не доводилось, — признался Иван Иванович. — Но горю желанием.

— Под два метра! Мускулы — хоть на выставку. Пятидесятикилограммовыми гирями как жонглер мячиками играет. Увидел я его в первый раз и подумал: «Крышка! Он меня — как комара! Хлоп — и только мокрое место останется». Да только оказалось, что брак у них с Анной — фиктивный. Расписались они, он ей и говорит: «Как мужчина — я никуда не гожусь. Но хочу, чтобы люди думали, что я женат. Вот тебе квартира со всеми удобствами, живи. Но прошу соблюдать формальности: я — твой муж, встречаю с работы, есть время — провожаю на работу, мы ходим вместе в кино, в театр, к моим знакомым. Если найдешь человека и тебе нужна будет свобода, — мы разведемся».

«Как мужчина я никуда не гожусь» — вот это новость! А как же его роман с Генераловой? Может быть, брак с Тюльпановой ему нужен был только для того, чтобы прикрыть свои взаимоотношения с Екатериной Ильиничной?

В какой-то оперетте король имел право пригласить ко двору только замужнюю женщину. Предполагалось, что она будет блюсти свою честь, да и муж всегда на страже, следовательно, король и его двор по этой части останутся вне подозрения. Так и женатый Тюльпанов при доме академика Генералова. Но в оперетте уличная певичка готова на смерть ради любви к такому же бродячему музыканту. Не прельщает ее роскошная жизнь при дворе в роли фаворитки короля.

Вспомнилась первая беседа Ивана Ивановича с Генераловой. Была какая-то недосказанность в ее словах о Тюльпанове, показная «откровенность» уводила от главного. Своим поведением Генералова демонстрировала: «Александр Васильевич Тюльпанов — мой близкий друг...» А верить в эту пошлятину не хотелось.

Вот и Саня о том же. Как он вспылил, когда отец позволил себе высказаться не совсем деликатно в адрес Тюльпанова. Наговорил отцу всяких колкостей, да еще упрекнул: на себя посмотри, как ты-то в семье живешь! Всю жизнь любил старшую сестру, а женился на младшей.

«И в самом деле, чужая семья — темный лес».

Наверно, можно было бы посочувствовать Тюльпанову, пожалеть Алевтину Кузьминичну и закрыть глаза на ее взаимоотношения с Пряниковым, если бы не случай на тельмановском посту ГАИ: из пряниковской машины обстреляли пост и тяжело ранили милиционера.

Иван Иванович стал лукавым:

— Петр Прохорович, если уж у нас пошла такая откровенная беседа... Ваша близкая подруга, которой вы доверили новые «Жигули», поехала с кем-то... А как сердечко по части ревности? Или жена Цезаря выше подозрений?

— Да что она мне, жена? Пришел — моя, ушел — свободная.

— Слишком уж упрощенная схема взаимоотношений, — поморщился Иван Иванович.

— Реалистическая, без лишних иллюзий, — объяснил Пряников. — Она меня с самого начала предупредила: «Прежде чем придти — позвони. Без звонка не пущу на порог».

— Естественно, женщина замужем. Какой-никакой, а муж.

— Да Тюльпанов живет у своей матери! — возразил Пряников. — Что-что, а уж это я уточнил.

— В таком случае не понимаю вас, Петр Прохорович.

— А что тут непонятного? Надо смотреть на мир вокруг себя открытыми глазами. А то блефуем, как в покере, врём порою даже себе и осложняем свое существование. Вообще я скажу вам, товарищ майор, чисто по-мужски: жизнь — такой забавный калейдоскоп из цветных стеклышек! Вот и у поэта: «Обнимал березку, как жену чужую». Чужая — всегда тайна за семью замками. Правда, у одной все семь одной отмычкой открываются. Зато у другой на каждом запоре — свой контроль. Первые — «клевые», на них «клюют», с ними проводят время. Вторых уважают, в домашних условиях их любят, на людях ими гордятся. Но так уж повелось: нам нравятся чужие. Следовательно, и наши кому-то. Это в человеческой натуре, так запрограммировано природой. Только одни, вот как я, действуют открыто, а другие прикрываются словоблудием. — Но, видимо поняв, что его собеседник «из другого теста», быстро переориентировался и заключил: — А вообще-то Анна — баба классная. По всем статьям: и как женщина, и как хозяйка. Заботливая, чистоплотная, ласковая. И при отменных заработках.

— Так, может быть, вы напрасно ее в чем-то подозреваете? Прудков был не один — с другом.

Пряников безнадежно махнул рукой:

— Ну что мы с вами тюльку на болоте травим! И вы — по работе, и я — по своей жизни прекрасно знаем: если женщина захочет устроиться, она найдет и время, и место. Читали такую книгу — «Декамерон»? Ей шестьсот лет. Там вся правда о жизни. Загнала мужа на дно глубокой бочки, мол, осмотри, а сама, можно сказать, прямо у него на глазах устроилась со своим приятелем тут же. За шестьсот лет мир не стал праведнее, наоборот, цивилизация сделала нас хитрее, подлее и изощреннее. Будете мне возражать — значит, вы не откровенный человек: фарисействуете. Я с вами как на духу, а вы что-то крутите.

Замолчал, словно объявил приговор. Сверлит маленькими немигающими глазками собеседника, загоняет в угол, требует от него раскрыться.

— Да вот то и кручу, Петр Прохорович, что третий-то человек в вашей машине — в безнадежном состоянии. Все началось как легкий флирт: «Петенька, дай машину съездить к маме». А чем закончилось?

Разбитую машину Пряникову было, конечно, жалко. Это выражало его лицо. Иван Иванович решил воспользоваться переменой в настроении Пряникова и задать важный вопрос.

— Екатерина Ильинична говорила, что Прудков дружил с Егором Победоносцем?

Пряников насторожился. По всей вероятности, Иван Иванович переоценил обстановку в свою пользу.

— Кто с кем дружит, пьет водку в свободное от работы время, ездит вместе на курорт — не моя забота. Помнится, Прудков работал на проходке, Победоносец — в лаве, это я знаю. А остальное знать не хочу.

«Знать не хочу» — это что же, заявка на будущее? Пряникову известно о своих бывших рабочих что-то выходящее за рамки обязанностей начальника участка. Он человек умный и заранее от всего открещивается.

Ивану Ивановичу хотелось спросить о Юлиане Ивановиче Семенове, но он побоялся, что выдаст свои планы, и решил этот вопрос оставить для более благоприятного момента. Главное сделано: Пряников не усомнился в том, что в машине вместе с Тюльпановой был Прудков-Кузьмаков. По заявлению Генераловой, Кузьмаков-Прудков — крупнейший специалист по автомобилям. Проскочить за час сорок пять минут по улицам двух крупных городов в час пик и одолеть сто семьдесят километров может только водитель-ас. Кузьмаков для этого как раз подходит.

Оставалось неясным: знал ли Пряников, с какой целью взяла у него Тюльпанова машину, или не знал?

— Когда выехала Алевтина Кузьминична из Донецка? — спросил Иван Иванович.

— Не докладывала, — пробурчал Пряников. — Днем позвонила: «Пришла телеграмма. Мать при смерти». Вечером я заскочил к ней. Ну... подосвиданькался, передал ключи. Вчера около одиннадцати она забрала машину. Сказала, надо загрузиться. В село нынче с пустыми руками не ездят, тем более к больной матери. А если повезет родительницу к профессору... — Он махнул рукой, мол, все понятно.

— Ну что ж, Петр Прохорович, по первому вопросу мы с вами побеседовали, — признался Иван Иванович.

— А что, есть еще и второй? — насторожился Пряников.

— Да, но вас он, можно сказать, почти не касается, — поспешил успокоить его Иван Иванович. — Скажите, Лазня у вас работал бригадиром?

— Сквозным. А что? — с опаской спросил Пряников. — И почему «работал»? Он тоже попал в аварию?

— Если бы авария! Он арестован по подозрению в причастности к ограблению мебельного магазина. И меня будет интересовать ваше мнение о Лазне. Вы же с ним работали не один год, хорошо знаете как человека. В каких случаях ему можно верить, в каких — нельзя?

Пряников заволновался, хотя и старался не подавать вида. Да, он готов послужить милиции верой и правдой, конечно же, поможет изобличить преступника, но сначала надо разобраться, кто есть кто.

— Богдан — хороший организатор, в бригаде пользуется авторитетом, — начал перечислять заслуги подчиненного, загибая при этом в кулак короткие, заросшие черной шерстью пальцы.

Саня видел в зеркало волосатые руки, державшие автомат, но они были покрыты рыжеватой шерстью.

Впрочем, у Ивана Ивановича не было и в мыслях, что Пряников стоял в магазине с автоматом в руках: круг непосредственных участников был выяснен, теперь надо разобраться в прямых и косвенных помощниках, определить, кто создал психологический климат, в котором могло совершиться преступление, и разыскать «бородатую троицу».

— Что же, Петр Прохорович, заедем в управление, познакомитесь с показаниями Лазни. Там есть и такое, что будет небезынтересно лично для вас.

Этот намек должен бы взбудоражить Пряникова; не зная, что именно сказал Лазня, но чувствуя за собой вину, Пряников будет думать о тех злополучных деньгах, которые он советовал жене Лазни завернуть в тряпочку и выбросить на клумбу. Он просил Елизавету Фоминичну, чтобы она убедила Богдана взять все на себя. Но как поступил Лазня?

Всю дорогу до милиции Иван Иванович молчал: «Пусть терзается мыслями и предположениями».

Раскольников совершил преступление за считанные минуты, а совесть мучала его до конца жизни.

Крутояров оставил на столе Орача конверт с запиской: «Сплю на ходу. Все ваши указания выполнил: расписку о невыезде взял. Протоколы у меня в сейфе. По номеру ЦОФ 94—32...»

«Стоп!» — удивился Иван Иванович... «Все ваши указания выполнил, подписку о невыезде взял».