Последний шанс

Начальник областного управления, видимо, решил, что им есть о чем поговорить с Орачем.

Иван Иванович видел, как генерал положил в две чашки по ложечке растворимого кофе, специальными щипчиками опустил по два продолговатых кусочка сахара, затем налил из электросамовара кипяток. Вернулся к столу, где сидел Иван Иванович, и поставил перед ним чашку с напитком.

— Для восстановления бодрости.

Иван Иванович к этому времени уже разложил содержимое папки на столе-приставке. Генерал сел в кресло напротив.

Начальник областного управления слушал внимательно, не перебивал, лишь иногда, по ходу, задавал уточняющие вопросы. Так же молча он выслушал и рассказ о бородатом, которого привез в мебельный бригадир проходчиков Лазня.

— Будем надеяться, — только и сказал он.

Иван Иванович был благодарен генералу за тонкое понимание щепетильного момента.

Выслушав доклад, генерал сделал заключение:

— Направление поиска выбрано правильно, поезжайте на шахту. Старое дело по Кузьмакову и Дорошенко пусть покажут мне. Полистаю.

Ивана Ивановича беспокоило долгое отсутствие Строкуна. «Видать, они там зацепились крепенько». «Они» — это те, кто полетел с Евгением Павловичем на вертолете, остальные же, кому не хватило места, помчались вслед на машине.

Генерал сказал:

— Недавно выходил на связь полковник Строкун. Километрах в пятнадцати от Тельмановского поста ГАИ обнаружена в посадке машина с простреленным задним правым скатом. Гаишник не промахнулся, а стрелял-то тяжело раненный через стекло будки.

— Как он там? — спросил Иван Иванович с сочувствием.

— Плох. Без сознания. Мы направили в Тельманово двух врачей: хирурга и реаниматора.

— Шел разговор о том, что при перестрелке убита женщина, — осторожно осведомился Иван Иванович.

— Цела и невредима. Услыхала, что стреляют, плюхнулась на землю. Говорит, потеряла сознание. Тут есть одна неувязка: она утверждает, что с ней в машине был один человек, Строкун же считает — двое: один был за рулем, а второй стрелял из автомата. Управлять машиной, которая идет на таран — сбила шлагбаум, переломив его на три части, — и одновременно прицельно стрелять — невозможно. Или уж такой ас вел машину!

— Личность женщины установлена? — поинтересовался Иван Иванович.

— Наша, донецкая... Массажистка из косметического салона. У нее в Кущевской станице Краснодарского края мать при смерти. Соседи вызвали телеграммой. Она взяла у приятеля машину и помчалась. На Мариупольской развилке, по ее версии, к ней в попутчики набился какой-то парень. Почему он стрелял в постового ГАИ — она, конечно же, понятия не имеет.

Сообщение генерала взбудоражило Ивана Ивановича. Массажистка из косметического салона...

— Тюльпанова Алевтина Кузьминична?

— Совершенно верно, — подтвердил генерал.

— А машина приятеля? «Жигули» с номерным знаком ДОН ноль-ноль семьдесят один?

— Что, знакомая?

— Машина начальника четырнадцатого участка шахты «Три-Новая» Пряникова Петра Прохоровича. Как я вам уже говорил, есть подозрение, что именно на этом участке работал Кузьмаков.

— Это уже интересно! — обрадовался генерал. Глаза его загорелись молодым задором, он вмиг стряхнул с себя усталость. — Так говорите, что ваш давний знакомый Кузьмаков всегда работал в паре с Дорошенко? А если пофантазировать? В машине у Тюльпановой сидели именно эти двое. Скажите, с какой стати простому смертному придет в голову стрелять в постового ГАИ, который хочет проверить документы у водителя машины? У Тюльпановой они были в полной исправности: доверенность, права, технический паспорт. Нервишки сдали у ваших знакомых, Иван Иванович, — заключил начальник областного управления.

— Тогда непонятно, товарищ генерал, другое: Кузьмаков крутился возле мебельного магазина на машине с краснодарскими номерными знаками, — недоумевал Иван Иванович.

— А вот это одна из трех загадок, которые еще предстоит нам всем разгадать. Я бы поверил этой массажистке, что к ней в машину некто подсел случайно, если бы не два обстоятельства. Первое: она категорически отрицает, что в машине было двое: она и тот молодой, не старше тридцати. По вашим сведениям, Кузьмакову — за сорок, а Дорошенко вообще участник Отечественной войны, выходит, ему за пятьдесят. И второе, самое важное: Кузьмаков работал на участке приятеля Тюльпановой, который не только дал ей свою машину, но и оформил доверенность.

— Это легко объяснить: год тому назад у Пряникова отобрали права: авария с трагическим исходом, — вот он и доверил машину близкой приятельнице, — пояснил Иван Иванович.

Генерал подумал и сказал:

— Есть над чем поработать. Ваша задача — выйти на Кузьмакова. Строкун займется теми, кто обстрелял пост ГАИ. — Он посмотрел на часы, висевшие на стене. — На селекторе вам быть не обязательно, поезжайте на шахту.

Недаром говорят: хорошая мысля́ приходит опосля́. За порогом генеральского кабинета Ивана Ивановича осенило: Кубань! Именно там на железнодорожном мосту забрали у дежурной автомат. Утверждать, что в мебельном демонстрировали именно его, а в Тельманово из него же обстреляли пост ГАИ, пока не было никаких оснований. Но серая машина, на которой Кузьмаков колесил вокруг мебельного, тоже с кубанским номером ЦОФ — 94... И еще один факт: Алевтина Тюльпанова, к которой в машину якобы случайно подсел мужчина, обстрелявший пост ГАИ, — ехала опять же на Кубань, где у нее в тяжелом состоянии мать.

Что из всего этого следует? Пока ровным счетом ничего. И все-таки в таком сопоставлении было нечто загадочное.

Может, надо было бы заглянуть к себе в розыск, но Ивана Ивановича одолела ленивая вялость. Сказывались двадцать восемь часов на ногах. Пришло отупение. Подремать бы часа два. И съесть чего-нибудь горяченького, к примеру, тарелочку борща Аннушкиного производства. По части борщей — она крупнейший специалист.

Впрочем, ощущения острого голода не было, только ныло где-то в животе, там, где у людей обычно язва двенадцатиперстной кишки.

Иван Иванович позвонил и предупредил Крутоярова:

— Олег Савельевич, исходя из указаний генерала, задание номер один — расшифровать кубанский номер. Я даже подумал, не слетать ли вам туда?

— Зачем впустую тратить время? — не согласился Крутояров. — Есть смысл сначала дозвониться, хотя бы в общих чертах узнать, что к чему. Товарищ подполковник, вы не беспокойтесь, я это дело добью.

Может быть, иным разом Иван Иванович настоял бы на своем, но сейчас, изрядно уставший, он согласился с Крутояровым.

— Более пяти часов прошло: неужели краснодарцам так трудно проверить один номер!

— Я их сейчас...

Иван Иванович разбудил шофера, который спал, свернувшись калачиком, на заднем сидении. «Ну и работенка! » — позавидовал Орач.

Сергей протер глаза и сел за руль.

— Куда?

— На «Три-Новую».

Иван Иванович забрался на заднее сидение. Здесь ему показалось удобнее и уютнее: можно запрокинуть голову и положить ее на мягкую спинку сиденья.

И сразу же явилась Марина. Не такая, как сейчас, с перекошенной шеей, а молодая, какой она была двадцать лет тему назад. Стоит и хлещет наотмашь по щекам бородатого Кузьмакова. Иван кинулся к ней, обхватил сзади, стараясь унять: «Перестань!» А она, вытирая руки о передник, сердито отвечает: «А чего он связался с Алевтиной!»

...Иван Иванович очнулся. Машина стояла на площадке во дворе шахты. Оказывается, он всю дорогу продремал. Сергей смотрел на него с сочувствием:

— Покимарили бы, Иван Иванович.

Но и этих двенадцати минут, проведенных в пути, было достаточно, чтобы прогнать вязкую тяжесть из головы.

Вспомнил сон. Подумал о Тюльпановой. И тут его вновь осенило. (Во время каждого трудного дела его постоянно «осеняло» — неожиданно приходило какое-то решение, рождалась или вызревала новая версия). Если Алевтина Кузьминична в девятнадцать пятьдесят семь подрулила к Тельмановскому посту ГАИ — за сто семьдесят километров от Донецка — то кого же подвозил в восемнадцать пятнадцать Александр Тюльпанов на генераловской машине? По крайней мере, Екатерина Ильинична была убеждена, что ее друг, как он это делает изо дня в день, отправился к косметическому салону встречать жену.

Он куда-то ездил. Алевтины Кузьминичны в 18.15 возле салона не могло быть. Тюльпанов вернулся, поставил машину в гараж, но ничего Генераловой не сказал. Не успел или не захотел? Если не захотел, то почему?

Еще одна тема для разговора с Екатериной Ильиничной и, конечно же, с Тюльпановым.

Погожий день. Тридцатое апреля. Девять часов сорок минут. Мир жил весной, Первомаем. Трехэтажный корпус быткомбината шахты расцвел флагами. Два громоздких, закрывавших по окну портрета Ленина и Брежнева окантованы гирляндами цветных лампочек. Их зажгли, видимо, для пробы. Но где электричеству тягаться с солнечным днем! Гирлянда выглядела убого и даже неприлично. Словно почувствовав это, лампочки, мигнув, сразу угасли.

На татарских кленах и пирамидальных тополях, окружавших площадку для автомашин, пробилась первая листва, тонкая, нежная зелень.

Иван Иванович вышел из машины. За площадкой расчирикались воробьи, затеявшие возню в пыли. Иван Иванович улыбнулся, глядя на них. Захотелось по-уличному свистнуть, заложив два пальца в рот, разогнать озорников и внести тем самым свою лепту в благодать благоухающего дня. Он набрал полные легкие воздуха и поверил, что в город наконец пришла весна. Будто и сам помолодел. Постоять бы вот так, подставив ласковым лучам солнца свою физиономию. Но надо идти в отдел кадров, начинать длинный разговор, который не назовешь приятным.

На верхушке копра крутились два колеса, даже отсюда, снизу, выглядевших весьма внушительно. Одно колесо вращалось влево, другое в обратную сторону.

Иван Иванович зашел в просторный вестибюль шахты. Стены украшены плакатами с первомайскими призывами. Аляповатые картинки «Колючки» критиковали двух прогульщиков из участка внутришахтного транспорта. Рядом висел длинный список с фамилиями тех, кого шахтком обязывал явиться 29 апреля на трудовую конфликтную комиссию с женами, матерями или другими близкими родственниками. Это нарушители трудовой дисциплины — пьяницы. Список был весьма впечатляющим.

Каждый месяц прорабатывают на комиссии по шестьдесят-семьдесят поклонников Бахуса и тут же о них забывают...

Знающему человеку достаточно переступить порог быткомбината, чтобы сразу уловить трудовую атмосферу: «в плане» шахта или «не в плане».

Утренний наряд давно прошел, но в шахтной нарядной — просторном зале, которому может позавидовать районный или даже городской Дворец культуры, еще были люди, какие-то хмурые, недобрые.

В представлении Ивана Ивановича шахта «Три-Новая» — самая благополучная в городе. Образцовая. Выполняющая и перевыполняющая план. Так, во всяком случае, несколько лет писали газеты. Но теперь, судя по всему, атмосфера здесь удручающая. Иван Иванович вспомнил слова Лазни: ушли дире́ктора — и люди начали разбегаться, как крысы с корабля. От хороших заработков не бегут, от временных неудач тоже. Коллектив распадается, когда пропадает вера в руководителей. Привычные лозунги: «Давай жми, дави!» в таких случаях уже не вдохновляют.