Паренек из Уайтчепела

5. Колокольчик в ночи.

Тодд, задремавший было под монотонное стрекотание сверчков, неожиданно пробудился...

Звенел колокольчик.

Мелко потренькивал, оглушая сонную тишину ночи своим тревожным бренчанием.

Неужели он прав, и красавица Этель Эдвардс жива?

Тодд едва мог поверить, хотя искра сомнения гложила его от начала... Ещё с того самого дня, как их с мистером Фостером, его нынешним работодателем, пригласили запечатлеть серию снимков с умершей девушкой, Этель Эдвардс. Укрепляя её тело штативами и располагая, словно живую, Тодд, будучи подмастерьем фотографа и вдоволь насмотревшись на посмертные снимки, всё-таки подивился не только её удивительной красоте, но и пластичности тела. Цвету кожи, не тронутому распадом, длинным ресницам, готовым вот-вот распахнуться, и даже, как ему на миг показалось, трепетанию пульса на тонком запястье, когда он укладывал руку покойной на пышную юбку красивого платья.

Этель Эдвардс казалась ему не умершей – слегка задремавшей и готовой проснуться в любую минуту.

Но могли ли это быть правдой?

Никак.

Доктор зафиксировал её смерть, убитые горем родители, более неживые, чем дочь на её посмертном портрете, утирали бегущие слезы, не в силах справляться с собой.

Тодд списал своё отношение к девушке на её волшебную красоту: она было феей, явившейся на недолгое время и опять покидавшей бренную землю. Этель Эдвардс заворожила его, затронула сердце и разум…

Он хотел, чтобы она оказалась живой, вот и придумывал разное…

Доктора же – не дураки, они знают множество способов убедиться в смерти покойника. Например, тычут кожу булавкой или подносят к губам специальное зеркальце…

С Этель они тоже были уверены.

Но, несмотря на все доводы разума, сомнение не отпускало его... Эти карминно-красные губы, копна белоснежных волос, уложенных в замысловатую прическу, и нежная, бледная кожа, прикосновение к которой не отзывалось чувством отвращения, – всё разом манило к девушке, как к живой.

И побудило парнишку пробраться на Хайгейтское кладбище в первую ночь после похорон и засесть в засаде позади прикопанной могилы.

Он полагал, что если Этель Эдвардс в самом деле жива, то колокольчик над ее могилой непременно зазвонит – родители девушки не поскупились на самую современную конструкцию безопасного гроба. Не потому, что сомневались, подобно Тодду, в смерти своей любимой дочери, просто так было заведено.

Поговаривали, что некоторые «умершие» просыпались на собственных похоронах – Тодд относился к таким рассказам скептически, а потому полагал подобные приспособления бессмысленным расточительством, однако нынешней ночью он порадовался их изобретению.

Колокольчик звонил не переставая...

Где же кладбищенский сторож?

Неужели напился и не слышит призывного перезвона?

Тодд выбрался из кустов и подошёл к могиле мисс Эдвардс: веревка, протянутая из земли к закрепленному на могильной плите медному колокольчику, ходила из стороны в сторону... Он встал на колени и, понимая, что вряд ли будет услышан, все-таки произнес:

– Мисс Эдвардс, всё хорошо. Мы вам поможем... Я только позову сторожа!

Только теперь, распрямившись, он заметил группу людей, направляющихся к могиле мисс Эдвардс: по крайней мере, у троих из них были лопаты. Тодд выдохнул с облегчением: сторож услышал звон колокольчика. Поднявшись на ноги, он дождался их приближения и вскоре услышал мрачный вопрос:

– А ты что здесь делаешь? Прочь пошел.

Парнишка замялся, испуганный гневным голосом говорившего, и только пролепетал:

– Тут колокольчик звонит...

Его собеседник, крепкий мужчина с лопатой и фонарем, равнодушно плечами пожал.

– Тревога ложная, как пить дать, – произнес он. – Я такое много раз видел. Пальцы покойника, раздуваясь, натягивают веревку, и колокольчик трезвонит сам по себе. Бьюсь об заклад, и сейчас что-то подобное… Эх, беда одна, столько усилий, да зазря всё! – посетовал он.

Тодд только-только хотел возразить, что пальцы конкретно этой покойницы никак не могли раздуться так быстро, что её схоронили только вот-вот, не прошло даже суток, но что-то кольнуло его в основание шеи... Словно пчела укусила. Или воткнулся железный гвоздь... Он хотел было приподнять руку и смахнуть несносное насекомое, однако так и не успел этого сделать: темнота поглотила его, словно захлопнулась крышка безопасного гроба.

Джек шагал по Фленнаган-стрит к Ислингтону, вдыхая такие привычные, но одновременно подзабытые запахи большого города.

Фабричный смог.

Смрад мочи, крови и разложения со стороны кожевенных мастерских.

Зловоние Темзы с нотками прогорклого масла, доносившегося от ларьков уличных торговцев.

Лондон не благоухал розами, подобно цветущей провинции... Но именно запахи помогали парнишке ощутить себя дома, на своем месте. Казалось, он вернулся из ссылки, на которую сам же себя и обрек...

– Молодой джентльмен, не проходите мимо! – зазывал его улыбавшийся торговец, указывая на разложенный на прилавке товар. – Лучший йоркширский пудинг во всем королевстве. Гарантирую!

Джек запустил руку в карман и нащупал монету. Есть не хотелось, но само обращение «молодой джентльмен» приятно польстило его самолюбию, захотелось отблагодарить подхалима. Тем более, Джек действительно был неплохо одет: отлично скроенный и подогнанный по фигуре костюм, сидел на нем как влитой, а шляпа-котелок на заказ впервые была его личной, не ношеной прежде кем-то другим. Таким образом Джек ощущал себя почти франтом. Джентльменом… Почему бы и нет?

Это все мистер Баррет подсуетился: сказал, что его личный помощник должен выглядеть презентабельно, и отвез Джека к портному на Харли-стрит. Джеку было очень неловко стоять истуканом, позволяя вёрткому старикашке обмерять каждую пядь своего тела, тыкать иголками и сдабривать все эти действия подобострастными похвалами своей «статной, красивой фигуре». Мол, портной никогда еще не встречал такого ладного джентльмена, не беря, конечно, в расчет самого мистера Баррета... И новый костюм якобы лишь подчеркнет его исключительность.

Хотелось верить, шил он так же прекрасно, как льстил… Так оно и оказалось.

В любом случае, в новом костюме, как бы там ни было, Джек действительно ощущал себя обновленным: он как будто сбросил старую оболочку и вышел из кокона совершенно другим человеком. Не тем, кто был до Хартберна: Джеком Огденом нового образца. И этот пока еще незнакомец нравился Джеку во много раз больше прежде человека… Быть может, он просто стал старше, и дело было лишь в этом, но, в любом случае, данную метаморфозу он старательно усугублял самообразованием и дисциплиной, не желая останавливаться на достигнутом.

Ради достижения своей цели, мечты, он готов был трудиться изо дня в день. А желал он ни много ни мало стать инспектором вроде мистера Ридли. Эта мысль пришла к нему как-то вечером после возвращения инспектора в Лондон, когда он, глядя в звездное небо, ясно понял, чего действительно хочет… Для начала, конечно, придется работать констеблем, показать на что он способен, пробиваться наверх медленно, но упорно. И Джек был готов… Он знал, что способен на большее. Он докажет мистеру Ридли, что тот не зря поверил в него.

С инспектором, кстати, Джек свиделся две недели назад, когда тот, поприветствовав парня в своей привычной насмешливо-ироничной манере, похлопал его по плечу и сказал:

– Мистер Огден воротился в родные пенаты. Похвальная преданность! Если не человеку, то месту. Надеюсь, у вас получится покорить неприветливый Лондон. Дерзайте, мой друг, все в ваших руках!

На самом деле, больше чем Лондон, Джек мечтал покорить сердце мисс Блэкни, но она так и осталась недосягаемым идеалом. Теперь не невеста – жена, она еще месяц назад стала миссис Уорд, связав себя узами брака с богатеньким нуворишем с пятью тысячами годового дохода.

Джек не сразу, но все же смирился с утратой… В конце концов, именно это она и хотела: угодить своим браком семье и вернуться в светское общество полностью восстановленной в своем статусе. Так, чтобы местные злобные языки позабыли о прошлом скандале, связанном с ней… Что ж, у нее получилось.

– Джек, постой! – Окрик отвлек парня от безрадостных мыслей, и он узнал Тодда, спешившего к нему через улицу.

Выглядел он, признаться, чудаковато: волосы дыбом, в беспорядке одежда, на коленях пятна от зелени, глаза дикие.

– Помоги, – взмолился он, вцепившись Джеку в рукав. – Я больше не знаю, к кому обратиться.

– Что случилось-то? Выглядишь жутко.

Тодд мотнул головой, вроде как отмахнувшись от такой мелочи, как собственный вид, и выдал взволнованно:

– Этель Эдвардс похитили, Джек. Я в этом уверен!

– Этель Эдвардс? – удивился приятель. – Ту самую Этель Эдвардс, которую похоронили на днях? – В его голосе проскользнуло тревожное беспокойство, которое не осталось незамеченным Тоддом.

– Ту самую, – подтвердил он, добавив: – Знаю, как это звучит, но ты выслушай, как всё было. Сам поймешь, что я не придумываю...

Джек хлопнул приятеля по плечу:

– Тогда рассказывай, слушаю.

Они как раз подошли к зеленому скверу, и, найдя пустую скамью, оба сели.

Тодд начал рассказ такими словами:

– Я знаю, Джек, что мисс Эдвардс не умерла, я все-таки не ошибся.

Джек удивился сильнее, но постарался не выказать этого слишком явно.

– Почему ты так говоришь? Что случилось? В последний наш разговор ты, помнится, говорил, что ошибка исключена, и ты просто, должно быть, поддался минутному помутнению.

– Помню, – покраснел Тодд. – Но несмотря на эти слова, на душе у меня было муторно и тревожно, я не мог выбросить девушку из головы, вот и решил… провести первую ночь подле могилы покойницы, – признался смущенный парнишка. – В общем, я затаился в кустах, готовый ждать пусть бы и до утра… Ни на что толком и не наделся, просто хотел убедиться, снять камень с души, понимаешь? – он вскинул на Джека взволнованные глаза. – И когда зазвонил колокольчик…

– Колокольчик безопасного гроба? – уточнил его собеседник, по всему заинтересовавшись.

Тодд дважды мотнул головой.

– Эдвардсы приобрели самую дорогую модель. Не поскупились на любимую дочь... Я сам видел, как могильщики укрепили веревку от колокольчика на могильной плите. Все чин чином... Как полагается.

Джек в задумчивости глядел на приятеля, вспоминая, как тот рассказал о мисс Эдвардс впервые. Он тогда вернулся с работы таким возбужденным, что его большие глаза светились как звезды. Тодд ходил из угла в угол, не в силах остановиться, и говорил, говорил, говорил…

– Казалось, тронь ее за руку, и девушка пробудится, откроет глаза. Поглядит на тебя и что-нибудь спросит… Клянусь, Джек, у нее даже кожа была не как у покойницы: теплая, представляешь? Я даже касаться ее не решался, все думал, она меня отругает, когда вдруг очнется. Воскликнет: «Да как вы посмели, Тодд Хит, прикасаться ко мне своими руками?» – он усмехнулся. – А Фостер не унимался: поддержи её голову, уложи руки на платье, придержи покойницу за спину... – Парень сглотнул: – Фотография, знаешь ли, вышла прекрасной: мисс Эдвардс на ней как живая. Но что, если она, в самом деле, живая? – вскинул рассказчик на Джека большие глаза. – Что, если доктор ошибся, и это, к примеру, летаргический сон? Я читал о таких. Да ты и сам тоже знаешь…