Недостающее звено

— Скучным? — удивился я.

— Я имею в виду… Его полностью устраивала его жизнь и положение в обществе. Он совершенно не стремился ни к чему новому, не делал карьеру, не хотел открыть собственное дело или сделать прорыв в науке. Понимаете, что я хочу сказать, джентльмены? Для окружающих его почти что не было.

— Значит и мотивов для его убийства ни у кого быть не должно, не так ли? — тихо спросил Холмс.

Доктор Бернс вздрогнул и опасливо посмотрел на моего друга.

— Я… Я не знаю, мистер Холмс, — неуверенно ответил он, опустив взгляд. — Возможно, это было случайностью. Возможно, он стал свидетелем какого-то преступления, и от него избавились.

Как видно, собственная идея Бернсу понравилась. Его голос вновь зазвучал громко и безапелляционно, как и в ту минуту, когда он объявил о поддельных останках питекантропа:

— Да, я уверен, что так и было. Он случайно узнал о чьих-то грязных делишках, и преступник застрелил его, чтобы остаться безнаказанным.

— Что ж, это очень здравая гипотеза, доктор Бернс, — неожиданно легко согласился Холмс. — Подделка результатов научных изысканий, насколько я понимаю, в научных кругах считается страшным проступком, способным оставить неизгладимое пятно на репутации. Помните дело Тернера, Ватсон?

Бернс энергично закивал, заметно утратив львиную долю напускной важности:

— Вы совершенно правы. Странно, что мне самому не пришло это в голову. В самом деле, все говорит о том, что так оно и было. Должно быть, несчастный мистер Харпер обнаружил, что останки поддельные, и собирался сообщить об этом. И чтобы заставить его молчать…

Он осекся, перехватив пристальный взгляд Холмса, спокойно ждавшего завершения тирады. Я вспомнил сказанное мне моим другом как раз перед тем, как мы вошли в кабинет. Бернс был бы рад убрать с дороги Томаса Марша, поэтому с готовностью ухватился за озвученное Холмсом предположение. И все же…

И все же нельзя отрицать, что эта версия прекрасно объясняет известные нам факты. Томас Марш изготовил поддельные останки питекантропа, рассчитывая, что его авторитет в научных кругах исключит независимые проверки подлинности. А после своего блистательного выступления и ряда опубликованных трудов он мог бы избавиться от подделки, имитировав их кражу или уничтожение вандалами. При этом он прекрасно осознавал, что попадись он — и с его научной карьерой навсегда будет покончено. И когда доктор Марш понял, что его неприглядный секрет раскрыт его собственным ассистентом, он без колебаний прибег к оружию, чтобы защитить свою репутацию.

И лишь один элемент выбивался из ряда в этой картине преступления. Останки. Почему Марш оставил их на месте? Почему хотя бы не запер витрину: он ведь не мог не понимать, что труп Харпера, лежащий рядом с раскрытой витриной обязательно привлечет внимание к содержимому последней? Запаниковал? Или же вся эта кажущаяся очевидной схема с самого начала ошибочна?

— Большое спасибо вам за помощь, доктор Бернс, — проговорил Холмс, поднимаясь из кресла. — Вы сообщили нам массу интересных сведений, и, полагаю, истина вскоре будет установлена.

Я удивленно посмотрел на него. Масса интересных сведений? За этот короткий разговор Бернс, на мой взгляд, не сообщил ровным счетом ничего, что было способно хоть как-то прояснить обстоятельства убийства. Когда мы вышли в коридор, я поделился с Холмсом своими сомнениями, но тот лишь хмыкнул:

— Дорогой Ватсон, умейте читать между строк. Порой важнее не то, что человек пытается нам сказать, а то, в чем он лжет. Ложь — средство сохранения тайны.

— Вы хотите сказать, что доктор заговаривал нам зубы?

— Я хочу сказать, что в его словах явное противоречие. И даже не одно. Если человек противоречит сам себе и путается в показаниях, значит он лжет, причем делает это, не подготовившись толком.

— Но… Я не заметил ничего такого, — пробормотал я, нахмурившись и пытаясь вспомнить хоть одно расхождение в показаниях Бернса.

— Противоречие номер один, — бесстрастно отозвался Холмс, — доктор утверждает, что практически не знал Харпера. Чтобы следующей же фразой выдать нам его детальный психологический портрет. Как вам это, Ватсон? Бернс даже со всей уверенностью заявил, что мистер Харпер никогда не желал открыть собственное дело. Откуда он мог знать такие детали при поверхностном знакомстве с Харпером? Нет, Ватсон, доктор был очень неплохо осведомлен о жизни убитого. А второе противоречие напрямую указывает, откуда он это знал.

— И в чем же оно состоит?

— В свежих листьях на его столе при том, что ботаникой он не интересуется. Листьях розы, если быть точным.

— Розы? Вы хотите сказать, что доктор Бернс…

— Именно так, Ватсон. Джек Бернс — и есть тот самый таинственный воздыхатель вдовы Харпер. Неудивительно, что он столько знает об ее муже: как видно, в доверительной обстановке Мелисса любит посплетничать.

Все-таки поразительно, как второстепенный, казалось бы, факт способен заставить совершенно иначе взглянуть на происходящее. Только что я был почти полностью уверен в том, что Харпера убили, чтобы не позволить миру узнать о том, что останки питекантропа — поддельные. Теперь же выясняется, что у Бернса был веский мотив для убийства — убрать с дороги соперника.

— Понимаю, о чем вы думаете, дорогой друг, — кивнул Холмс, разглядев смятение на моем лице. — Да, у Бернса был мотив для убийства. Однако в этот мотив не вписывается история с подделкой. Это может быть случайным совпадением, но оба события — вещи экстраординарные, и гораздо вероятней, что это звенья одной цепи. Поэтому не будем делать скоропалительных выводов, а направимся лучше домой. Мне нужно крепко подумать над этим делом, Ватсон.