Трубадур с Принцессой

— То есть у тебя не получилось с ней поговорить, я правильно понимаю? — спрашивает тот, что продолжает внимательно рассматривать фотографии, но уже не те, которые рассказывают историю одной жаркой, во всех смыслах, ночи, а те, которые я сделал в очередном городе, в котором Бременские музыканты давали свой концерт.

— Не совсем так, — челюсть начинает болеть таким образом, словно по ней только что въебали с оттяжечкой, — Я начал с ней разговаривать, как раз на концерте. Она стояла под колонкой, сама по себе, курила, выпуская дым большими клубами куда-то в потолок и выглядела тогда не самым лучшим образом. Глаза словно несколько впали в глазницы, вокруг появились тяжелые, практически черные круги, а вокруг рта — нездоровые линии морщин, которых до этого, накануне, еще не было. Со стороны это выглядело таким образом, словно из девушки кто-то выпивал жизнь… ну, вытягивал сквозь трубочку, делая это с огромным удовольствием и с большим пониманием дела, — говорю я, стараясь не показать злости, испытанной к самому себе за то, что не был настойчивым, за то, что не проявил чуть больше упорства, чтобы не спалиться перед целью и, пусть и косвенно, но стал причиной трагического завершения. — Она решила поддержать разговор, учитывая тот факт, что я был ненавязчив и просто хотел выяснить причины её преобразования. Ну, я надеялся, что та мысль, которая посетила вас так же, как и меня, была ошибкой, но нет… Правда, тогда мне, конечно, не удалось выяснить этого, потому что весь зверинец, вместе с Трубадуром, бросив свои инструменты, набросились на меня как сумасшедшие, в разгар своего-то концерта. Правда, их аудитория оценила это по достоинству. Рассказываю об этом, а под ребрами щемит от понимания, что уже тогда надо было хватать девку в охапку и вытаскивать из вагончика, несущегося прямиком в адское пекло.

— И что ты предпринял? — спрашивает тот, который больше похож на медведя и который тяжелым взглядом вгрызается в меня так, словно я горшочек с медом, который можно выпить.

— Я… Я немного раскидал ребяток, пусть и выхватил несколько раз, после чего быстро свалил, чтобы не продолжать конфликт, когда все закончится. Вдобавок, я и без того нарушил свои же правила и пошел общаться с заказом! Этого делать нельзя, но Принцесса, она была так легка, молода и прекрасна, и вот в один миг все сильно изменилось… я решил, что её надо спасать! Пара ударов по щам вернули меня на рельсы профессии сыщика, — рассказываю я, а сам понимаю, насколько выстраиваемый мной образ Принцессы получается… не дать, блядь, не взять, ангельским!

— И что было дальше? — задает свой вопрос тот, у которого татуировка на предплечье.

В следующий миг он с мерзким треском, одним легким ударом ладони сверху вниз, сминает стоящую на столе алюминиевую банку, делая из неё подобие шайбы для игры в хоккей. Образно, конечно.

— А дальше я решил понаблюдать еще некоторое время. К этому моменту, проведя еще несколько концертов в разных городах, Бременские музыканты стали настоящей сенсацией. Феноменом! О них начали говорить на каждом углу, и попасть к ним на концерт становилось все сложнее… а меня блевать тянуло, потому что я катался за ними так, как это делают всякие ебанутые фанаты, помешавшиеся на кумирах, блядь. Еще и Король все чаще названивал мне, потому что волновался за свою девочку, которую нет-нет, но видел по телевизору, и его волновал её внешний вид! А я пытался найти зацепки, но их, сука, просто не было, оу-йес! — говоря об этом, я чувствую неловкость, от которой пробирает от пяток, до ушей и обратно, да с такой силой, что кожа на жопе поднимается шубой из небольших электрических разрядов. — Я же не выпускал их из вида и, даже без лишних созвонов, докладывал Королю обо всем, что с ними происходило. О том, как этих двоих внезапно начали считать Ромео и Джульеттой тяжелой музыки, которая словно бы соткала или сплела их в единое целое, оу-йес, — рассказываю я. — В любом случае, мне не давал покоя факт их сильного внешнего преображения. Я был уверен, что они сидят на какой-то параше, но не мог найти доказательств этого! Более того, с таким вниманием, которое я им посвятил, я бы засек делягу за несколько сотен метров и успел бы его скрутить прежде, чем он передал бы дозу! Я бы забрал всю «сансару» для «бычьего» просветления, но, сука, вы понимаете, к ним никто не приходил! Они сами везде шлялись, группой, вдвоем, когда втроем, вчетвером, но в большинстве своем на пару! И рядом с ними при этом никого не было! Наверное, дело в Трубадуре и его ревности Принцессы ко всем. Может быть, еще по каким-то причинам! И даже в те редкие моменты, когда они были не вместе, я следил за обоими! За одним своими глазами, а за другим — с помощью дронов или еще какой-нибудь электроники или помощника, что у меня есть, но к ним никто никогда не подходил самостоятельно и, тем более, чтобы передать что-нибудь! — произношу я, продолжая эту историю. — Как бы то ни было, я продолжал работать и продолжал ломать голову над тем, на чем они сидели. При этом я не мог понять, употребляют ли другие члены группы или нет?! Это было почти невозможным из-за масок, которые эти черти носили везде! Наверное, они только жрали без них, но насколько мне известно из того, что я видел сам, они только и делали, что брали на вынос или заказывали в номер.

— А вот у нас и очередная порция горяченьких фотографий Трубадура с Принцессой, — хмыкает тот, который похож на медведя, и залипает в сделанные мной кадры.

Как сейчас помню, это была ночь после очередного концерта, но этот сильно отличался от всех предыдущих, потому что его не только показывали тысячам слушателей, которые липли на Трубадура как пиявки на голые ноги, но снимали для хроники и дальнейшей трансляции по частным телевизионным каналам. Тогда музыкантов поселили в отеле, куда я попасть не смог. Пришлось придумывать, каким образом выйти из ситуации, из не самого удобного положения! И у меня получилось, пусть не очень изящно, но таким образом, что я смог сделать данные кадры.

— Да, я несколько раз фотографировал, как они трахались, и этот был далеко не последний раз, когда мне удавалось подсмотреть за тем, как Принцесса прыгала на члене. В принципе, она оказалась куда хуже, чем кто бы то ни было мог бы о ней подумать.

В этот самый момент в голове что-то щелкает, и я понимаю, что настал тот самый момент, когда пора перейти к более откровенным частям этой истории, в том числе тем, которые подразумевают под собой небольшое изобличение Короля, большое — его дочки и того, каким именно образом все было устроено, и что случилось с Бременскими музыкантами и, конечно же, Трубадуром.

— Что ты имеешь в виду? — интересуется тот, у которого «За ВВС» выбито на предплечье не совсем уместно рядом с банкой варенья.

— Знаете, уважаемые офицеры, я долгое время пытался понять ту причину, по которой Король отдал Принцессу в частную школу… И знаете что мне удалось раскопать на этот счет? — спрашиваю я у копов, на чьих лицах в ту же секунду появляется самое искреннее непонимание, какое только может быть. — Стало быть, вы как минимум пока что даже не пытались докопаться до истории каждого из участников трагедии.

Мне смешно, а все потому, что эти большие и с виду грозные дядьки решили идти по пути минимального сопротивления, обратившись ко мне, но проблема в том и заключается, что я сам до многого додумался далеко не сразу. Во многом благодаря тому, что услышал ответ Трубадура в одном из интервью на вопрос: «А где вы познакомились?!» — на что тот сказал не: «В Королевстве, где мы с ребятами зажгли по полной», а: «Через знакомых». И я думал, что «через знакомых» — это тот самый дилер, но ошибся, причем достаточно не кисло, а все потому, что дилера на самом деле не было, ну, в привычном понимании «дилер». А познакомились они не сказать что случайно. И я уже говорил об этом в самом начале. Понимаю, что получается несколько путано, но такова история Трубадура с Принцессой.

Оказалось, что эта девка на самом деле сначала крутила ягодицами перед тем, кто тащил всю группу на своем таланте и от того носил маску осла. Она чисто кошка выгибалась перед ним, но тот сказал там, где они познакомились, после одной из вечеринок, уже на хате, что-то вроде: «Вы все только о сексе и думаете. Из нас никто не трахается. Секс — это мерзко!» — чем послал Принцессу, с её титулами и рогаткой, на хуй… Мне об этом рассказал один из участников той вписки. Вот тогда она и запрыгнула на Трубадура. Это я, конечно же, условно, и чтобы выяснить это, мне потребовалось достаточно немало времени, но я смог это сделать. К этому моменту Бременские музыканты гремели уже из каждого утюга, и их песни орала вся молодежь, в чьих голосах был протест против снобизма и привычной жизни! А я все пытался понять, что же происходит между этими двумя и почему они выглядят все хуже и хуже! И почему их отношения с окружающими разрушаются так же, как разрушаются зубы у тех, кто упорно и с наслаждением пускает по вене.

Рассказываю обо всем об этом, и мне все больше не по себе, потому что это вынуждает подобраться к той неудобной истине, которую мне удалось выяснить и которая при всей своей блевотной сути, полностью состоящей из разочарования и, блядь, печали о том, насколько же большая сука жизнь, великолепна, красива и от того трагична до розовых соплей! Насколько жизнь больна и своей болезнью сводит с ума тех, кто её живет!

Следаки слушают внимательно, но, кажется, пиво все же оказывает на них небольшое влияние, вследствие чего взгляды постепенно начинают плыть. Я даже не знаю, хорошо ли это или как дерьмо на вентилятор, но как-то плевать. Потому что с этим надо бороться.

— Давай, наверное, ближе к сути, — из-за стола, взяв сигарету «Тщетность бытия» в зубы, встает тот, у которого на предплечье набита банка с вареньем. — Почему ты не пытался помешать Трубадуру тянуть Принцессу на дно?! Почему ты не вызвал Короля со всеми его головорезами?! Что случилось? — спрашивает он, и я вижу, как какой-то недобрый, нехороший огонь из его глаз освещает мое восприятие, и понимаю, что надо рассказать об этом.

— Все очень просто… оу-йес, — откашливаюсь я. — Я рассказывал обо всем Королю, и он несколько раз отправлял своих головорезов, чтобы то вразумили девочку, поговорив с ней. Сам он тоже пытался это сделать, но не получалось, потому что она была влюблена без памяти, и каждый раз, когда Трубадур переставал справляться с насланными на него проблемами, она либо брала нож и устраивала публичное представление типа «самоубийство для нищих», когда режут поперек, а не вдоль; то бросалась на тех, кто должен был вернуть её домой, причем была настойчива, — я, поскольку все время был относительно недалеко, вспоминаю об этом, и перед глазами плывут воспоминания, которые невозможно будет затереть никакой дрянью, налитой в граненый. — Вот так Король был вынужден прекратить любые попытки остановить дочку. Во всем виновна любовь, какой бы тупой ни прозвучала эта фраза, оу-йес! — нервно смеюсь, потому что полагал, что рассказ дастся мне куда легче под пиво и сигареты, а ведь нет, нихуя.

Тяжело… до одури тяжело, потому что когда сложилась вся картинка и я понял, что случилось, тогда мне стало так паскудно и в то же время забавно от того, насколько же сильно было изначальное восприятие ситуации и всех событий искажено. Потому что я, даже наблюдая, даже используя разного рода оборудование, не мог обо всем знать, пусть и старался узнавать своевременно и в полном объеме… и прекрасные фотографии их ебли в лунном свете, застывшем на сосках принцессы, и глаза Трубадура, полные щенячьей преданности — замечательное доказательство того, что я подходил к работе с чувством, с толком, с любовью! Пусть даже где-то немного перегибал, но исключительно во благо!