Трубадур с Принцессой

Часть 3

— Что ты имеешь в виду? — интересуется тот, у которого тяжелый взгляд, черная щетина и, несмотря на грозный внешний вид, жесткий голос, обладающий достаточно мягкими интонациями, заставляющими доверять. — Ты сейчас нагородил столько… что если представить, что это — корсет, то влезть в него можно будет только с вазелином и мерзким попездыванием со стороны: «Это потому, что кто-то слишком много ест!»

— Оу-йес… как же мне понравилось это сравнение! — смеюсь я, протягивая руку к очередной банке пива. — В общем, я вот что вам скажу… Трубадур, пусть и не был паинькой, пусть и был из неблагополучной семьи, но настоящим демоном, суккубом была как раз Принцесса. Она совратила и без того неустойчивого музыканта и довела его, уверен, прямо до ада, чтобы и там продолжать пить и есть из него как из прекрасной кормушки, за которую её еще и прославили в чертогах падшего! — тяжело вздыхаю. — А теперь, господа хорошие, позвольте рассказать вам с самого начала и до самого конца эту историю! — громко хлопаю в ладоши, чтобы, в первую очередь, сфокусироваться и только потом, чтобы огласить таким образом финальную часть моего рассказа.

— Давай ближе к теме, а то у меня все больше складывается такое чувство, словно ты водишь нас за нос, — пусть и спокойно, но с нескрываемой угрозой обращается ко мне тот, у которого татуировка на предплечье.

— Итак… Принцесса, на самом деле, с самого малого возраста была частым посетителем разного рода клиник и психотерапевтов. Это скрывается, но она с детства сидела на седативных, и бывали такие моменты, когда её отпускало, но в большинстве своем она была тотально чокнутой, — тяжело вздыхаю я. — Да-да, вот так и получается, что та, кто награжден ангельской внешностью, что та, у которой такой замечательный отец, который, несмотря ни на что, старается… старался поддерживать её статус, её имя в рамках приличного... что та, о которой мечтали многие — порождение чистого зла, которое сдерживали и пытались обелять. Или отбеливать. Не знаю, как правильно, — делаю еще один тяжелый вздох. — Так вот, Принцесса, как я уже рассказал, познакомилась с Трубадуром на вписке, после какого-то клубного концерта, после того, как их фронтмен послал её на хуй. Трубадур принял её такой, какой она была, причем сразу. Он тоже был не самым приличным, все из-за воспитания матерью-одиночкой, что хипповала по-страшному и постоянно сидела на травке... и не только на ней. Он нашел свой собственный способ упарываться, и об этом я узнал совершенно случайно, когда проник в их комнату в очередном отеле… последнем отеле... в ту самую, где все и произошло.

Перед глазами словно снимки мелькают воспоминания, которые мне не нравятся.

— То есть вы были в номере до приезда полиции? — спрашивает коп с щетиной и закуривает.

Он продолжает сверлить меня взглядом. К этому моменту он уже пододвинул поближе ноутбук и занят просмотром фотографии. Медведеподобный следак вновь, вновь и вновь смотрит с пристрастием, словно пытается что-то найти на них и время от времени останавливается на тех снимках, на которых запечатлена Принцесса, скачущая на Трубадуре… прекрасная и в то же время ужасная.

— Не совсем так, — отвечаю я ему. — Я был там до того, как все случилось, — мне становится не по себе. — Я был там за несколько часов до того, как все случилось, и пытался предотвратить это. Не получилось. Меня никто не стал слушать, и, по всей видимости, на тот момент группы «Бременские музыканты» уже не существовало как раз из-за Принцессы, которая закатывала истерики, требовала все больше, больше и больше и которая сидела на наркоте, но не обычной… Справедливости ради, должен сказать, что я все же был в той комнате и после совершившейся трагедии.

— О чем ты? — закуривая, интересуется небольшой следак, который, несмотря на размеры, выглядит крайне мощным.

— М-да… я сейчас скажу, и вы посчитаете меня психом, но я кое-что утащил у Трубадура с Принцессой, и прекрасно знаю, о чем говорю, потому что убил немало времени, чтобы провести анализ и понять, что это такое и с чем это, собственно, употребляется. Или как именно это применяется. Используется, если быть точным.

Очередная доза «Тщетности бытия» на подходе, уже в зубах.

— Помните, я говорил о том, что в один миг лица этих двоих изменились? Все очень просто… в тот момент они окончательно подсели на определенный вид наркоты, который и наркотой сложно назвать, но… короче, они упарывались звуковыми волнами. Блядь, и я понимаю, что это звучит так, словно я — ебучий писатель, которому надо высрать сюжет за ночь, но нет! Это не так, и сейчас я вам это продемонстрирую, — я тяну руки к ноутбуку.

Медведеподобный коп сначала отбрасывает их в сторону. Смотрит на небольшого, но грозного, и тот одобрительно кивает, типа: «Давай посмотрим, а дальше… дальше — будет видно».

Так я получаю доступ к моей же собственности, после чего, немного поискав, включаю запись, которую, я надеюсь, после этого никто никогда не услышит. Это какие-то звуки, непонятные, даже не сказать, что связанные с землей или чем-то земным, но они есть, и от них становится не по себе не только мне, но и копам, что хмурятся и пытаются понять, что происходит.

— Смотрите сюда, оу-йес… — я быстро открываю папки и выдаю изучения этой аудио-дорожки спектрометром. — Смысл в чем заключается: если слушать это дерьмо просто так, то ничего особенного не происходит... Нет, конечно, происходит, но не так сильно и не так жестко, а все потому, что лишь часть звука в полной мере воздействует на мозг, на восприятие и так далее. Они же слушали подобное постоянно, громко, в наушниках, таким образом сбивая функциональную работу мозга и воздействуя на него, по сути, напрямую. И я понимаю, что это звучит очень тупо, но раньше, давно, было много исследований на этот счет, и часть из них мне удалось раздобыть, чтобы разбить или наоборот, укрепить свою догадку. Укрепил, оу-йес, — я затягиваюсь, выдыхаю, после чего озвучиваю: — При воздействии инфразвуком на уровне сто пять децибел происходят такие психофизиологические реакции, как повышение тревожности и эмоциональная неустойчивость. Вот именно на этом трамвайчике желаний эти двое и катались. Но все не так просто даже здесь.

— Какая-то чересчур заумная хуйня, — почесывая кожу под щетиной, произносит огромный следак, после чего поднимается с места и в очередной раз идет к окну. — Холодно становится.

— Самое смешное, и ты не поверишь, но это влияние этих звуков, почти сто процентов которых ты не слышишь, как не слышу я и не слышат остальные, потому что ухо не улавливает, перестраивают что-то в голове, и да, они прекрасно долбят по мозгам. Так вот, в этом смысл и заключается! В мозгах, которые под воздействием определенных факторов начинают вырабатывать определенные гормоны. Таким образом мы получаем, что эти двое упарывались своим же организмом, просто иссушая его и вгоняя себя в не просто какое-то там депрессивное состояние, а просто уничтожая психику. И если Трубадур просто стал апатичным, тексты его песен приняли такой мрачный оттенок, пусть и привлекательный для отвергнутой молодежи, то и без того ебанутая на всю голову Принцесса посыпалась окончательно, — рассказывая об этом, я перехожу на более нелицеприятные факты, о которых должен молчать, но и не рассказать о которых не могу. — Так, господа офицеры, у меня к вам есть просьба-договор. Заключается она в том, что все сказанное здесь не покинет этого помещения. Я вам расскажу все, что знаю, вы примете к сведению, но распространяться об этом не станете ни в коем случае, — произношу я, после чего концентрирую на себе два тяжелых и не совсем согласных с подобным заявлением взгляда.

— Допустим, — произносит тот, кто явно служил в ВВС, о чем говорит соответствующая татуировка на предплечье. — Рассказывай давай, потому что времени у тебя не так много осталось, ровно так же, как и мне уже несколько поднадоела история, которую ты начал и никак не можешь закончить, но которая является моим рабочим делом.

— Дело в том, что я пообещал Королю об этом никому не рассказывать, но и не рассказать об этом я тоже не могу, потому что слишком многое стоит на кону, особенно сейчас. Однако из-за бескрайнего уважения к этому мужчине…

Крупный коп перебивает меня на полуслове.

— Настолько много уважения вызывает у тебя, что ты сохранил большое количество компромата не его дочурку, чтобы при необходимости можно было сесть на шею к дядьке и свесить ноги, так получается?! Такое уважение?!

Он приподнимается, и я чувствую, насколько близко нахожусь к краю обрыва, куда могу улететь, даже не задумываясь о том, чтобы спастись.

— Позвольте, уважаемый, — произношу я, тоже вставая с места и перекидывая языком сигарету с одного уголка рта в другой. — Если бы я хотел заиметь с этого денег, я бы уже заимел, в остальном — это лишь моя личная база данных о клиентах, которыми я занимался, поэтому, дядька, ты хоть и здоровый, но я тебе не советую пиздеть на меня! Надеюсь, это было как минимум услышано и как максимум понято, потому что мне глубоко поебать на ваши звания и положения в этом участке. Не забывайте, я не пальцем делан и пришел к вам по доброй воле, как только на это поступил запрос. И, если что, я смогу за себя постоять! А если не смогу сам, есть те, кто поможет, и причин на это огромное множество, — стучу пальцем по флешке, прекрасно понимая шаткое положение этого довода, который подвешивает меня за мои же слова и отсылает к шантажу, хотя в тот момент мне тотально похуй на это, а все потому, что на меня начал гнать какой-то пес, больше похожий на медведя, который верит в правосудие, верит в добро и весь этот малиновый бред и несколько раз переваренный кал.

Я же верю только в силу денег и понимаю, что каждый заплативший мне за расследование также платит мне за молчание, как это сделал и Король, не зная о моих небольших плутовских наклонностях в виде сбора и хранения информации, на всякий случай, которого, искренне надеюсь, никогда не будет.

— Успокойся, — спокойно произносит тот, у которого татуировка на предплечье. — Оба успокоились! И выключи ты уже этот муторный звук. Уже уши болят и такое желание кому-нибудь лицо разбить, которое тяжело сдержать.

Коп действительно еле держится, это видно по тому, насколько сильно гуляют его скулы, однако в данный момент он — единственный, кто не переступил черту, а самое паршивое заключается в том, что он — прав, потому что я, прекрасно понимая, где находится первоисточник, полностью проигнорировал таковой.

— Да… Да, ты прав… мой косяк сейчас, согласен, — я поднимаю руки над головой.

Огромный коп, что больше похож на медведя, тоже поднимает руки вверх, после чего произносит:

— Меня также перепутало, словно внутри что-то перемкнуло. Прощу прощения.

На этом конфликт быстро исчерпывается, а я выключаю звуковую дорожку, после чего повторяю свое предложение касаемо моего рассказа и того, чтобы все, что будет дальше, не покинуло комнаты из-за моего стремления к конфиденциальности информации о моих заказчиках. Копы наконец соглашаются, попутно договариваясь о том, как и чем, если что, можно будет обыграть ситуацию таким образом, чтобы и на меня стрелки не кинуть, как на информатора, и чтобы секреты сохранить.