Они должны умереть. Такова любовь. Нерешительный

ГЛАВА V

В Главном управлении полиции ответил на его звонок сержант. Он терпеливо слушал, пока Роджер излагал ему свою историю насчет детектива Паркера, и потом сказал:

— Минутку, не вешайте трубку.

Роджер ждал. Он решил, что сержант проверяет, действительно ли в 87-м участке есть такой детектив Паркер. А может быть, сержанту было абсолютно все равно. Может быть, таких вопросов он получает сотни в день, тысячи в день. Может быть, ему осточертели эти истории и вопросы, как у Роджера, и может быть, ему осточертело искать в справочнике номера участков.

— Вы слушаете? — спросил сержант.

— Да?

— Звоните Фредерик 7-8024.

— Фредерик 7-8024, спасибо, — сказал Роджер.

— Пожалуйста, — ответил сержант и положил трубку.

Роджер поискал в кармане десятицентовик, нашел, вложил монету в гнездо, подождал гудка и начал набирать номер ФР 7…

Он быстро повесил трубку.

Что он скажет, когда они ответят? «Здравствуйте, меня ювут Роджер Брум, я хочу сказать вам о девушке, Молли, мы с ней встретились в баре и…»

«Что! — удивятся они. — О ком!— спросят они. — О чем вы, мистер, черт возьми?!»

Молча и неподвижно он сидел минуты три, уставившись на диск телефона. Потом нащупал свою монету в гнезде возврата, поднял свинцово-тяжелую руку и снова опустил монету в щель. Гудок зазвучал у него прямо в ухе. Медленно, тщательно он начал набирать: ФР 7, 8, 0, 2, 4.

Он ждал. Он слышал сигналы вызова. Гудки звучали очень далеко, где-то на краю земли, и не на расстоянии нескольких кварталов от того места, где он находился. Он начал считать сигналы. Видно, здорово они там заняты, и этом участке, — вот уже семь, восемь, девять…

— 87-й участок, сержант Марчисон.

— Кха… это полиция? — спросил он.

— Да, сэр.

— Мне бы нужно поговорить с детективом, если можно.

— По какому вопросу, сэр?

— Мне… я… мм… хотелось бы сказать…

— Вы хотите сообщить о преступлении, сэр?

Он заколебался на мгновение, потом отвел трубку от уха и посмотрел на нее, как бы пытаясь принять решение. II тот момент, когда он опускал ее на рычаг, еще был слышен голос сержанта, где-то страшно далеко, в черной пластмассе, снова повторяющий: «Вы хотите сообщить о…». Щелчок, он повесил трубку.

«Нет, — подумал он. — Я ни о чем не сообщу. Уеду из города, подальше от всех телефонов, потому что я не хочу говорить с полицейскими. Ну, и что? Не желаю обсуждать такое дело ни с кем, тем более, с полицией, ну, и что?»

Все правильно, подумал он, открыл дверь будки и вышел из нее в зал аптеки. За кассой все еще была та цветная девушка, Эмилия. Она улыбнулась ему, когда он подошел.

— Это вы? — спросила она. — Я не видела, как вы вошли.

— Да, — ответил он. — Монета негодная.

— Отправили свои открытки?

— Ага. '

— Нашли своего приятеля рядом с полицией?

— Нет.

— Почему?

— Я подумал, какой у меня может быть приятель рядом с полицией!

— Вот уж верно сказали, — сказала Эмилия, засмеявшись.

— Вы в какое время кончаете?

— Что?

— Я спрашиваю, в какое время кончаете работу?

— А что?

— Хочу из города выбраться.

— Как из города?

— Куда-нибудь, подальше.

— Домой, вы хотите сказать?

— Нет, нет, не домой. Это ведь все одно и то же, верно? Как в привычном старом ящике. Город — большой ящик, Кэри — крохотный ящичек, но разницы ведь мало, правда?

Эмилия улыбнулась, с любопытством глядя на него.

— Я не знаю, — сказала она.

— Снимите-ка ваш халат, — медленно попросил он, — и повесьте его вон на тот крючок, видите, вон тот?

— Вижу.

— Повесьте его вон на тот крючок и скажите вашему начальству, что у вас жуткая головная боль…

— У меня нет жуткой головной боли…

— Есть, есть, просто ужасная, и вы никак не может* сейчас работать.

Эмилия пристально поглядела на него.

— Зачем? — спросила она.

— Мы сейчас поедем за город.

— Куда?

— Я еще не знаю.

— И когда мы туда попадем, тогда что?

— Сами увидим. Сейчас главное сделать, что собираемся, правда? А мы собираемся выбраться из этого города и поскорее.

— Вас не выслеживают полицейские? — вдруг спросила она.

— Нет, — засмеялся Роджер. — Ей-богу, вот умереть мне на месте. За мной полицейские не гонятся. Ну, так как? Заболела уже головка? Вешайте халат и едем.

Эмилия пожала плечами:

— Я не знаю.

— А когда вы узнаете?

— Как только вы мне скажете, что вам от меня нужно.

— От вас? Да кому от вас что-то нужно?

— Когда ты цветной — всем!

— Не мне, — сказал Роджер.

— В самом деле?

— В самом деле.

Эмилия продолжала пытливо вглядываться в него.

— Не знаю, что и думать о вас, — произнесла она.

— Халат, — прошептал он.

— М-мм… ,

— Крючок, — сказал он.

— М-мм…

— Голова болит.

— М-мм…

— Не в состоянии работать.

— М-мм…

— Буду ждать вас на улице. Пять минут. На углу.

— Зачем? — снова спросила она.

— Отдохнем и повеселимся, — сказал он, повернулся и пошел к выходу.

Через пять минут она не вышла. Не вышла и через десять минут. Когда истекли пятнадцать минут, только гут он понял, что она и не собирается идти с ним. Он стал заглядывать в аптеку через выставленные в витрине товары и увидел Эмилию за кассой, отнюдь не собиравшуюся снимать халат или говорить начальству о том, что у нее ужасно болит голова. Вот, значит, как. Он пошел по улице прочь, думая, как неудачно все сложилось — ведь она и в самом деле хорошенькая; да еще он никогда не был с цветной девушкой, а это казалось заманчивым. Сейчас он решил не обращаться в полицию со своими делами, но мысль о возвращении домой в Кэри даже не приходила ему в голову. Он уже пытался объяснить Эмилии, что и Кэри, и этот огромный город, и этот полицейский участок около парка — все это, в общем, одно и то же. Отличаются друг от друга лишь степенью, когда вы их сравниваете друг с другом. Полицейский участок — ящичек, городок Кэри — ящик чуть побольше, город — конечно, громадный ящик, больше всех них, но все равно, везде у них один закон — загнать человека в клеточку, да чтобы ему было потеснее. А человеку и всего-то надо, это чтобы время от времени расправиться и отдохнуть, как душа просит. Как раз об этом, как он думал вчера вечером, они будут говорить с Молли, когда они станут делиться друг с другом насчет одиночества и тому подобного. А она вместо этого возьми да и начни толковать о мужчине из Сакраменто.

У него в самом деле ни разу в жизни не было еще хорошей девушки, а Молли была все-таки уродина до двух часов ночи, что ли, — в это время все было, кажется? — ну да, неважно. А эта цветная девушка за кассой была хорошенькая, первым делом — вот, наверное, поэ- тому-то она и не вышла к нему. Да он мог и заранее сказать, что она не выйдет. Хорошенькие никогда не шли к нему. Ну, может, оно и к лучшему. Вдруг кто-нибудь из городка встретил бы его здесь, с цветной девушкой под ручку — ну, пусть и наполовину испанкой. Ох, не дай Бог, до мамы что-нибудь дойдет. Совсем не в том дело, что мнение матери для него главное. Если бы это было так, он бы мигом отправился назад в Кэри, а не оставался здесь и не строил бы всяких планов, как развлечься.

Он начал думать, куда же ему теперь отправиться, раз все его планы насчет цветной девушки расстроились. Собственно говоря, у него не было никаких планов, даже когда он еще надеялся, что она выйдет. Но с ней можно было бы посмеяться и поговорить и немножко похоро- хориться перед ней, а там бы он что-нибудь и придумал, он не сомневался в этом. Например, могли бы пойти а кино, где перед фильмом варьете выступает. Как в прошлый раз, что он был в городе, ему тогда здорово все понравилось.

— Эй, — услышал он голос за собой. — Стойте!

Он с удивлением узнал голос и, оглянувшись, увидел Эмилию, подбегающую к нему. На ней было светло-голубое пальто с воротником, поднятым до подбородка, и яркий серебристо-синий платок на голове. Она подбежала к нему, запыхавшись, с паром, валившим изо рта. Отдышавшись, она сказала:

— Ну, вы прямо скороход какой-то.

— Я думал, вы уж не придете.

— Хозяин другую девушку вызывал вместо меня, вот поэтому так долго.

— Я рад, что вы пришли, — сказал Роджер.

— А я еще не знаю, — откровенно призналась Эмилия и засмеялась. Лицо было матовое, нежного коричневого цвета, глаза чуть-чуть потемнее, а волосы под синим платком черные, черные, как ночь. Когда она смеялась, впереди виднелся косой зубик. Иногда она прикрывала рот рукой, но чаще забывала. Ноги у нее были красивые, и на ней были темно-синие лакированные туфли без каблуков. Она все еще учащенно дышала, но поспевала, не отставая, * когда они стали переходить улицу, она импульсивно взяла его под руку.

— Какого черта, — сказала она. — Делать, так делать.

— О чем вы?

— Да о том, что если уж я пошла с вами, так пошла. А раз так, то пойду с вами под руку, как и с цветным парнем, точно так же. Верно?

— Верно, — ответил Роджер.

— Я еще ни разу не была с белым.

— Ия тоже ни разу, — сказал Роджер и засмеялся, — io есть с цветной девушкой.

— Вот и славно, — пропела Эмилия.

— А почему?

— Ну, не знаю. Но я бы не хотела про вас думать, что вы из тех белых, которым нужно, чтобы только цветная была. Вынь да положь им цветную. Мне это неприятно.

— Да во всем Кэри ни одной цветной девушки не сыщешь, — сказал Роджер.

— Все уже женаты? — наивно спросила Эмилия, а потом зашлась в смехе. — В самом деле, почему?

— Да вообще их у нас нет, — сказал Роджер. — Ни одной.

— Совсем плохо, — сказала Эмилия. — Как же тогда устраивать расовые беспорядки?

— А мы на евреев кидаемся, — ответил Роджер, и ему показалось, что он удачно сострил, особенно когда Эмилия залилась смехом в ответ. Он и сам не знал, что такого смешного было в его словах — разве только, что его земляки не кидались ни на каких евреев. Да во всем Кэри и был всего-то один еврей — Самюэль Сильверстейн, у которого была скобяная лавка и который так страдал от артрита, бедняга. И зачем и кому бы понадобилось нападать на него? Он знал, что никогда бы не стал говорить об этом ни с матерью, ни с Бадди, а вот с Эмилией ему было легко, хотелось шутить, поэтому ои и отпускал всякие шуточки. Вдруг он почувствовал радость, что она все-таки пошла с ним.

— А вы всегда выходите к незнакомым молодым лю «дям? — лукаво спросил он.

— Конечно. А вы всегда приказываете незнакомым девушкам снять халат и притвориться больной и…

— Г олова болит — это не болезнь, — сказал Роджер. — … и выйти на угол, а там вас и нет, вы исчезли?

— Исчез, пропал, растворился! — согласился он.

— Волшебная палочка! ’

— А, вот вы как?

— Да, я чародей и волшебник, — Роджер весь лучился от смеха.

— Ходит по аптеке и напускает колдовство на бедны* маленьких цветных девушек!

— Вы бедная! — удивился Роджер.

— Я очень бедная.

— Нет, правда?

— Эй, мистер, думаете, я шучу, что я бедная? — сказал* Эмилия. — Хорошенькая шуточка! Я вправду очень бедна* На самом деле! Я — очень бедная.

— А я очень богатый, — сказал Роджер.