Фантазёр - покоритель горных вершин

— В чём дело, Лали?

— Я из библиотеки, — строго насупившись, ответила она. — Что ты за человек, Каха! Как с тобой ни говори, ничего не понимаешь. — Она сказала это с такой горечью, что, ей-богу, мне захотелось сделать для неё что-нибудь хорошее. — Ты не знаешь, как меня прорабатывают на совете отряда? Я уже получила строгий выговор за то, что даю тебе списывать домашнее задание. Из-за тебя всё наше звено ходит в отстающих. А теперь ещё библиотечная книга. Куда ты её дел? Почему не вернул до сих пор?

— Погоди, дай и мне слово сказать.

— А что ты можешь сказать? Ответь лучше, когда сдашь книгу?

Что мне оставалось делать? Пообещал, что завтра же книга будет в библиотеке.

Наутро в школе она ничего не сказала. Видно, думала, книга уже сдана.

Первый урок у нас был письменный. Я списал часть из учебника, часть из тетради Лали и, закончив, протянул тетрадь Лали. Хотел, чтобы она просмотрела, проверила ошибки. Но она недовольно оглянулась на меня и вернула тетрадь.

— У тебя, — говорит, — тоже глаза есть…

Я воспользовался поводом и говорю:

— Глаза, — говорю, — глазам рознь. Глаза бывают чёрные и карие, голубые и серые. Бывают глаза, которые косят или плохо видят. Глазами люди подмигивают, сверкают, вращают. Их иногда выкатывают на лоб…

Она оглянулась и в сердцах вырвала у меня тетрадь из рук.

Прочитала задание, исправила ошибки и вернула.

— Не мог аккуратнее писать? Что теперь с этой грязью делать?

— Тут ничего не поделаешь, Лали. Твои глаза — совсем особенные, ни на какие другие не похожи.

Она опять взглянула на меня. Видит бог, я никогда не говорил такой правды.

— Девдариани! — слышу я тут голос учителя; меня точно холодной водой облили.

Вот так моя судьба издевается надо мной. Попробуй объясни учителю, что ты нашёл самые удивительные глаза на всём свете!

Вторым уроком была математика. Тут я, не сопротивляясь, согласился на двойку. Даже к доске не стал выходить.

— Ты бы хоть к доске пошёл… — Лали взглянула на меня, и теперь её глаза не были так уж хороши.

— Да нет, тут и твои знания не помогут, — хитро польстил я, чем обеспечил себе поддержку на следующем уроке.

— Лали! — ласково обратился я к ней на большой перемене и присел за её парту.

— Чего тебе? Отстань! — огрызнулась она, но подвинулась, освобождая мне место.

— Я вот что: ты ведь очень хочешь вывести своё звено в передовые?..

— Это не твоё дело!

— Почему? Ведь это я виноват в отставании твоего звена. Если мы сейчас же не примем меры, потом всех двоек сразу не исправить, ты сама должна это понять.

— О чём ты до сих пор думал?

— Да разве ж я знал, что всё звено из-за меня одного ходит в отстающих…

— Ну…

— Я вот что предлагаю: когда учитель задаст мне вопрос, ты раскроешь учебник на нужной странице и незаметно подставишь его мне — за спиной, так, чтобы никто не видел.

— Ещё чего! — возмутилась Лали.

— Погоди! А зимой, во время каникул, я всё повторю. Обещаю.

— Опять врёшь! Что ты можешь повторить, если не учил ничего?.. — И опять её глаза были совсем не так хороши, как на первом уроке.

Зазвенел звонок.

Я наклонился к Лали, чтобы сказать ей, что непременно всё повторю на каникулах, и тут в класс вошёл учитель.

Конечно — такое уж моё везение! — он вызвал меня.

Я встал, вроде бы готовлюсь отвечать. Но если Лали мне не поможет…

Учитель назвал одну из пройденных тем. Смотрю на Лали — она как будто не слышит ничего.

Я несколько раз, запинаясь, повторил название темы. Тут обрывок какой-то начальной фразы просочился мне в ухо — сзади кто-то подбросил.

Я по-своему закруглил эту фразу и повторил её раза два, вроде бы присматриваясь к ней со всех сторон.

А что дальше?

И тут из-за спины у Лали медленно выполз учебник, раскрытый как раз на нужной странице.

Вот это да!

Нет, что ни говорите, а Лали замечательная девочка. Другой такой во всей школе не сыскать!

Теперь только зрение поднапрячь, глаз не жалеть — и дело в шляпе! А глаза у меня в порядке. Конечно, не то что у Лали, но на зрение я не жалуюсь.

ВНУК КУЗНЕЦА

Вы, конечно, помните, что дедушка у Гиви кузнец. Наверное, думаете, что он огромный мужчина, косая сажень в плечах… Ничего подобного: сухонький, поджарый старичок. Но он с такой лёгкостью бьёт огромным молотом по наковальне, с такой лёгкостью валит с ног могучих волов, когда приходится менять им подковы, что от удивления только рот разеваешь. Непонятно, в кого только Гиви такой уродился?..

В это утро я ни свет ни заря зашёл в кузницу. Там не было ни души.

Я направился к Гиви домой. Звал, звал — никто не откликается.

Где-то за домом залилась лаем собака. Наверное, мамаша моего Ломгулы. Вот и между ними тоже не больше сходства, чем между Гиви и его дедушкой- кузнецом.

— Кто там? — слышу наконец из-за калитки.

— Это я, Кахабер Девдариани!

— Тебе Гиви, что ли? Его нету дома!

По голосу узнаю младшего брата Гиви — Гаджи.

— А где он? — бросаю в калитку, потому что хитрюгу Гаджи всё ещё не видно.

— С дедом ушёл… До вечера не вернутся.

— Покажись, если тебе не очень трудно. Дело у меня есть… — Я просунул нос в щель в калитке.

Неподалёку от калитки прислонены снопы сухой кукурузы. И вот оттуда-то вылезает маленький чертёнок— ну вылитый его дед: шустрый, жилистый. В руках у него садовый нож и длинный тонкий кол. Этот на год младше Гиви и ростом не вышел, но если такого потеряешь в непролазном лесу, он раньше тебя домой вернётся да ещё заблудившегося чёрта домой приведёт.

— Что за дело? — спрашивает, а сам продолжает палку свою стругать.

— Твой дед больше не работает кузнецом? Или как понимать?

— Кто тебе сказал?

— Кто сказал? — обозлился я. — А чего говорить? Вон на кузнице пудовый замок висит.

— А сегодня выходной. Забыл?

Чёрт возьми! Я и в самом деле забыл.

— Значит, отдыхает?

— А что? Не на тебя же ему любоваться.

— Это верно, чего на меня любоваться. Рабочий человек, ему и отдохнуть не грех, — согласился я.

С таким чертёнком лучше добром дело вести. Иначе его не уговорить.

— А что это ты мастеришь?

— Силки для птиц.

— Силки?! — решил я возмутиться. — Ты, как видно, собираешься уничтожать ни в чём не виновных и полезных птиц.

— А ты что, не ловил никогда птиц, что ли? — Похоже, он немного растерялся от моего вопроса.

— Кто? Я ловил птиц? Да я им дома и скворечники строю. Как по-твоему, если птицы в наших лесах переведутся, я за них щёлкать и заливаться буду и жуков-червяков уничтожать? А?

Гаджи пожал плечами и хотел что-то возразить, но я не дал ему и слова вымолвить.

— Ты, я вижу, птах несчастных не жалеешь. Небось и ласточкины гнёзда из-под крыш сбиваешь и неоперившихся птенцов живьём глотаешь?

Это я здорово придумал! От такого страшного обвинения даже он вздрогнул — перепугался. Но сбить с ног противника — половина дела, надо положить его на лопатки, припечатать к ковру.

— Я это пока что тебе говорю… Но не только тебе— я всем скажу, на всю деревню растрезвоню! — повысил я голос. — Ты разбойник и хулиган, и недолго тебе ещё безобразничать! Я с твоим вожатым поговорю, с классным руководителем. До директора школы дойду!..

— На что тебе сдался мой брат! — прервал он меня и хитро так прищурился.

— «На что, на что»! Соскучился я по нему, вот на что…

— Соскучился, говоришь? — И в сощуренных глазах у него чертенята запрыгали.

— Да, соскучился. Я ведь не такой бессердечный, как ты.

— И по дедушке тоже соскучился?

— Чего по нему скучать. Он мне не ровня… — слегка опешил я от его вопроса. — У меня дело, понимаешь?

— Что же ты Гиви ищешь? Разве он кузнечное дело знает? Ему дашь чего-нибудь от кузницы до дому донести, так он по дороге потеряет.

«Да-а, этот чертёнок почище меня вырастет!» — с уважением подумал я.

— Тут мне выковать кое-что надо, твоя помощь требуется, — сознался я наконец, решив, что с этим пострелёнком лучше действовать в открытую. — Я тут санки новые придумал.

— Санки есть санки. Что можно нового придумать? Летать-то они у тебя всё равно не станут.

— Полететь, конечно, не полетят, но техника сам знаешь, как вперёд шагнула, а санки какие были, такие и остались. Хорошо бы, подумалось мне, хоть чуточку их усовершенствовать…

— Ну и что ты придумал?

— Да пока решил хотя бы тормоз им приделать. Не то иной раз так разгонишься, что сам видишь — не к добру дело идёт, а никак не притормозить.

— Подожди тут! — сказал он мне и пошёл к дому. Пока он ходил, мне столько отличных выражений

в голову пришло, какими я мог бы отчитать-отругать его. Я раздумывал, выпалить ли ему всё, но он вдруг появился с ключом от кузницы в руках.

Мы развели огонь в горниле. Потом две полные

лопаты мокрого угля сверху насыпали. Я говорю ему: мол, угли- то мокрые, погасят огонь, а он уверяет, что мокрый уголь лучше горит.

Поставил меня к мехам:

— Качай!

Пфф! — зашипело под кучей угля.

Дым повалил такой чёрный, что нам друг друга не разглядеть.

— А говорил — погаснет!..

— Ещё немного… Ещё немного — и из-под горки угля пробились тонкие язычки пламени. Ещё немного, и запылал костёр.

Дым рассеялся. Я отыскал железку нужного мне размера и протянул её Гаджи:

— Надо бы её вот тут вот согнуть слегка и заточить.

Я взял железку длинными щипцами и сунул головкой в горн. Гаджи достал с полки молоток, а мне кивнул на молот и пояснил:

— Когда я положу раскалённое железо на наковальню и пристукну его молотком, ты следом за мной лупи молотом. Потом опять я, и опять ты. Так друг за дружкой и будем стучать: пам-бам, пам-бам. Понял?

— Оказывается, это плёвое дело! — воскликнул я и собрался было вынуть из горнила кусок железа, но… но я вытащил только щипцы. Изумлённый, я оглянулся, отложил щипцы и попытался заглянуть в сердцевину огня.

Гаджи засмеялся:

— Ты него ищешь?

— Как чего?

— Железку свою, что ли?

— А чего ещё, балда? — Я стал ворошить в огне ломиком.

— Брось, она же расплавилась. Лучше найди новую.

— Как это расплавилась?

— Так. Разве ты не знаешь, что сталь плавят.

Во второй раз мы уже не дали железу утечь из рук. Но долго колотили невпопад. Я то бил мимо, то по молотку Гаджи, а то и по пустой наковальне. А раз я так неловко хватил, что сломал молоток Гаджи.

— Заснул ты, что ли! — кричу ему. — Чего молоток не убираешь?

Но такого не очень-то окриком возьмёшь.

— Не шуми, — говорит. — Лучше разуй глаза.

Наконец, когда изогнутая серповидная железка была прикреплена к будущей рукоятке тормоза, я сказал «кузнецу», что собираюсь отвезти эти санки на выставку.

Он покачал головой.

— Чего ты? — возмутился я.

— Испытай их сперва здесь…

— Чего испытывать? Да на них если с крыши поедешь, они в воздухе притормозить сумеют!