Фантазёр - покоритель горных вершин

И тут что-то в моей голове перевернулось (это, как вы знаете, со мной часто случается) и представил я себе, как мой подросший Ломгула встретится с этой собакой.

«Здравствуй, пёс Филипе!» — скажет Ломгула.

Как я его воспитал, а? Первым здоровается. К тому же пёс Филипе ведь старше. Значит, Ломгула знает правила хорошего тона.

«Здравствуй и ты, собака Кахи!»

Собакой воспитанный пёс даже собаку не должен бы называть.

«Ну, как ты там поживаешь?»

«Как ты там!» — это слишком пренебрежительно. Но когда тебя назовут собакой, ты вправе и разозлиться. Ломгуле надлежало бы быть почтительнее со старшим.

«А тебе что за дело?» — дерзко бросит пёс Филипе.

«Смотри-ка на него!» — хмыкнет Ломгула.

Как тут не хмыкнуть! Ты у него о здоровье справляешься, а он даже толком ответить не может.

«Старик ты, — махнёт хвостом Ломгула, — сердит стал не в меру».

«Сам ты старик! — окончательно теряя самообладание, прорычит пёс Филипе. — Убирайся отсюда!»

Тут, разумеется, Ломгула не выдерживает, кидается во двор к Филипе и рвёт в клочья шкуру его пса. Потом все набрасываются на меня:

«Что у тебя за пёс, почему он задрал пса Филипе, ведь тот его даже пе тронул!..»

Но посудите сами, разве я виноват? Просто такая уж у меня судьба.

…К калитке подошёл дедушка Филипе со своей жиденькой, как неуродившая нива, бородкой. И, чтобы никто не подумал, что он жадный, дал мне саженцы груш и яблок, а вдобавок ещё и слив, и абрикосов. И нож одолжил, и научил, как им работать.

Когда я с саженцами подходил к школьному участку, меня окликнул Зура:

— Обожди, у меня к тебе важное дело. — Нагнал и говорит — Сегодня Джимшер мне грозился: мол, это я во всём виноват. Он узнал, что Коки и Саргис хотят вроде бы к тебе в отряд.

— Передай Коки и Саргису, что люди они вольные и могут поступать, как хотят.

— Я-то им скажу, но если Джимшер поймает меня одного?..

— Да, с тобой он смелый — нашёл низкий плетень. Но я-то вам показал, чего он стоит на самом деле? Ладно, о нём сегодня поговорим… А ребятам скажи, что, если хотят поступить в наш отряд, пусть подают заявление.

— Заявление?! — поразился Зура.

— Да, заявление, а как же иначе.

— На имя директора школы или председателя? — вылупил глаза Зура.

— На моё имя! И по полной форме! — гаркнул я так зычно, что мы с Зурой оба разинули рты от удивления.

Ничего не поделаешь — начальство говорит.

Я понёс свои саженцы дальше, обрезая по пути слишком длинные ветви граната, кизила и прочего кустарника, растущего по обе стороны дороги.

На пришкольном участке ещё никого не было.

Когда наконец появились звеньевые Лали и Заури, я хмуро приветствовал их. Стоит мне увидеть рядом с этой девчонкой какого-нибудь мальчика, как у меня сразу же портится настроение. Казалось бы, что мне с того, кто идёт рядом с ней, а настроение портится, и ничего я не могу поделать.

— Пожаловали наконец! — прорычал я вроде собаки Филипе.

— Сейчас половина двенадцатого, — уточнила Лали.

— Тут вот одна корова времени не уточняла, с утра пораньше проломила забор.

— Да ну! — поразилась Лали.

— А вы думали, что она будет ждать вас до двенадцати? Слава богу, что есть хоть один человек, кто заботится об этом участке!

— А чья корова-то?

— И сам не застал. Коровы, как известно, паспортов не носят.

— Надо было поймать её, — не унималась Лали.

— «Поймать»! Так она и ждала, пока её поймают. Я кричу ей: «Стой, Лали по тебе соскучилась!»

— Не паясничай.

Я не ответил Лали, только глазами зыркнул на неё. И в сердцах сказал Заури:

— На тебе секач, наруби веток с этой акации и залатай ограду.

— Я один? — заволновался Заури.

— Ты один очень хорошо гуляешь с девочками. Теперь давай делом займись.

— Где я гуляю? Я же здесь. Сейчас и остальные подойдут, вот и…

— А ты… — я обернулся к Лали, — много не разговаривай. Бери саженцы и ступай за мной.

Лали молча взглянула на меня.

— Хорошенькое дело! — ворчал я. — На участок явись спозаранок, не забудь секач, захвати саженцы, нож для прививки… А благодарность кому? Звеньевой. Хорошо устроились, ничего не скажешь…

— Почему же звеньевой? Кто заслужил, тому и благодарность, — прервала меня Лали.

— Дело, в общем-то, не в этом. Не за благодарность же, в самом деле, стараюсь. Просто надо понять человека. Не только вы одни болеете душой за участок.

— Каждый получит по заслугам, — нахмурилась Лали.

Хм, посмотрите-ка вы на неё! Видно, всё ещё не отказалась от желания обсуждать меня на сборе звена.

Наконец подошли все остальные пионеры звена.

— Ну-ка сюда, ко мне! — крикнул я, чтобы никто не вздумал помогать Заури. Ничего, пусть помучается. Может, тогда отучится с девчонками бегать.

Пора было приступать к делу. Я оглядел ребят — ни у одного из них нет лопаты.

— Ну на что похоже это, неужели и лопаты должен был я притащить?

— О лопатах нам никто ничего не говорил.

Я сурово посмотрел на ребят:

— Сами должны были догадаться. Кстати, начальники и командиры должны бы позаботиться…

— Кончай! — оборвала меня Лали. — К чему лишние разговоры. Нужны лопаты? Сейчас принесём. А начальников среди нас нет. Мы все равны. Сегодня ты затеял сажать саженцы, вот и командуй. Когда мы сажали, у нас всё было — и лопаты и мотыги.

— Что вы сажали — дички яблонь?

— Ну и что ж, что дички! Мы их привьём и…

— Привьёте. Как же! А кто умеет прививать?..

Ребята примолкли.

— Придётся мне самому с вашими дичками повозиться. Такая уж у меня судьба. Ну-ка живо тащите лопаты и мотыги! — рявкнул я и разогнал всех, кроме Лали.

Ворча и кряхтя, я принялся за дело. Отобрал у Заури секач, вырезал колышки и вручил их Лали.

— На что нам они? — удивилась звеньевая.

— Надо же заранее распланировать, где будем сажать.

— А мы так сажали, на глазок…

— То-то ваши саженцы разбрелись, как стадо без вожака! — строго сказал я.

С ними надо построже, не то как накинутся на собрании…

Мы втыкаем колышки.

— Левее, левее! Теперь чуть правее! — командую я.

Появились ребята с лопатами и мотыгами. Я расхаживаю по участку как агроном, черчу вокруг над колышками круги в воздухе и командую, какой глубины ямки рыть, затем Лали опускает в них саженцы, и я приказываю засыпать ямку… Все заискивающе мне улыбаются, но я строг: стоит улыбнуться им в ответ, как тебе тут же всучат лопату.

Ребят на работу набежало много, скоро все саженцы были высажены. Лали отряхнула подол. Я вдруг подумал, что она, того и гляди, затеет прямо здесь своё собрание, и, чтобы не дать ребятам передышки, взялся за нож для прививки. Срежу веточку с саженца и минут десять разглядываю свою работу, теребя над губой несуществующие усы.

— Что он столько времени разглядывает? — шепчут ребята, но мне ни слова не смеют сказать.

Вот все лишние ветки обрезаны, а до вечера ещё далеко. И я решил: дай-ка привью к их дичкам эти ветки.

— Ножовку! Живо ножовку! — приказываю я.

Ребята — врассыпную. Лали тоже кинулась было

за ножовкой, но я решительным жестом остановил её.

Заури к тому времени кончил возиться с забором, и я велел ему залезть на акацию и срубить ветку почище.

Ошкурив ветку, дал конец белой полосы Лали в руки.

— И что с этим делать?

— Это тебе не задачки решать! И не стишки зубрить!.. Держи и не думай, что всё-то ты знаешь.

— А я и не думаю… Но может, ты всё-таки объяснишь?

— Смотри, и поймёшь сама.

Я порезал ошкуренную полосу на части, отпилил верхушку дикой груши, рассек её ножом и вставил в надрез заточенную веточку из своих саженцев. Затем затянул рану шкуркой акации. И только тут вспомнил, что всё это надо обмазать глиной и ещё крепко обмотать.

— Глину, живо! — крикнул я Лали.

— Ой, ну про глину-то ты же ничего не говорил! — перепугалась она.

— Где вы только пребываете? Не иначе как на луне! Глину живо! Стоит помешкать, черенки засохнут.

— Черенки засохнут! — повторила Лали, порываясь бежать.

— Погоди, пусть эти бездельники сбегают! — остановил я её.

— А где нам взять глину?

— Хм, без меня ни на что не способны. Ладно, так уж и быть: лезьте через забор и копайте на дне канавы.

Вот и глиной уже обмазана рана. Чем же её обмотать?

— А вы что стоите разинув рты? — кричу я.

— Мы не умеем прививать деревья, — смущённо говорит Лали.

— А разве сейчас время для прививок? — удивляется Заури.

— Ах, молодой человек, видно, устал? — обрываю я его. — А с девчонками гулять сейчас самое время, да?

Я опять приступаю к работе. Скоро ни у кого из ребят не остаётся платка. Тогда я оборачиваюсь к Лали.

— Что это ты вроде моей бабки повязалась платком? Ну-ка живо давай его сюда!

— Я голову мыла, мне его бабушка силой повязала.

— За столько времени не только волосы, мозги могут высохнуть. Давай-давай, живо!

Лали сняла с головы свою цветную косынку и молча протянула мне.

— К чему всё это? Сейчас не время прививать деревья, — тянул своё Заури.

Мне показалось, что он заступается за Лали и за её косынку, и я вовсе вышел из себя:

— Если вы сейчас не уберёте отсюда этого кавалера, я перестану работать.

— Помолчи, Заури!

— Заткнись, хватит.

— Если ты устал, уходи вовсе.

Я заканчивал работу, когда прибежал Зура и шепнул мне на ухо, что все ребята в сборе.

— Словом, — сказал я Лали, — сегодняшний сбор звена прошёл успешно.

— Результаты хорошие, — согласилась Лали, но,

судя по всему, она ещё не отказалась ставить «мой вопрос» на обсуждение, и я прервал её.

— Ребята, — сказал я, обращаясь к пионерам звена, — мы не только высадили новые саженцы, но даже привили старые. Мы проделали работу за весь наш отряд, за три его звена, то есть выполнили норму на триста процентов. Посмотрите на дело наших рук, и вы убедитесь, что я не люблю пустопорожнюю болтовню.

Закончив речь, я поспешно ретировался вместе с Зурой, Вахтангом и Гиви, поспешил к месту нового сбора.

Когда мы бежали через поле, Вахтанг вдруг остановился и дёрнул меня за рукав.

— Чего тебе?

— А того… Разве сейчас можно прививать деревья?

— Почему бы и нет?.. — Язык увяз у меня во рту.

Зура растерянно покачал головой, а Гиви разинул рот.

— Не мог у Филипе спросить?

— Я спросил, как надо прививать деревья, — пробормотал я, чувствуя себя утопающим, хватающимся за соломинку.

— А когда следует прививать?

— Этого… Этого я не спросил… Почему вы сразу не сказали?

— Заури несколько раз пытался остановить тебя.

— О Заури я не желаю слышать.

— Ты никому не дал сказать ни слова. Как же мы могли предупредить или остановить тебя…

Пропал! Всё насмарку! Если б мне хоть изредка везло, разве сейчас нельзя было бы прививать груши и яблони? Раз в жизни хотел сделать доброе дело — и на тебе: опять всё не так вышло. Осенью деревья прививал. Нечего сказать, умник! И смех и грех!