Ксения

* * *

Князь Пожарский сидел в своих хоромах. Руками он разглаживал плотный бумажный лист, разглядывал. Рядом с ним, коленками на лавке, опершись локтями о стол, устроился отрок пятнадцати лет. Он тоже с любопытством смотрел на лист со множеством линий, знаков, иноземных букв.

— Разбираешь? — спросил Пожарский.

— «Ад архитипум Федор Борисович», — прочел отрок. — То значит: «По чертежу Федора Борисовича».

— А делал-то чертеж Туренев, — сказал Пожарский. — Царствие ему небесное, ладный был человек, всезнай и воин. Я тебя, Ваня, тоже в ученье пошлю. Думаю, батюшка твой Нечай противиться не станет.

— Я сам себе голова, — важно ответствовал отрок. — Нынче я пушку измыслил на колесе. Чтобы кругом палить.

— Батюшке отписал?

— Отписал, отписал. Все мысли поведал.

— Батюшка твой воевода славный, не сегодня завтра на Москву его царь позовет.

В дверь просунулась голова кормилицы.

— Батюшка Дмитрий Михалыч, дочушку-то нынче смотреть будете?

— Неси, — сказал Пожарский.

Принесли обхваченную подушкой маленькую девочку. Она спала, посапывая.

— Вот, Иван, — сказал князь, — коль станешь ученым, как Туренев, да отважным, как твой отец, в жены тебе отдам. Я за высоким родом не гонюсь, был бы человек Славный.

— И-и, батюшка, — возразила кормилица, — какие не весты? Ей бы имя пора придумать. Какой день живет, а имени нету.

— Чего мне думать, — сказал князь, — имя давно готово.

— Какое ж? — полюбопытствовала кормилица.

— А такое… — Пожарский взял на руки дочь. — Все вам бы знать наперед. То имя светлое, имя святое… — Он приблизил лицо к малому личику дочери и прошептал: — Живи, Ксенюшка, Ксения… Живи, милая моя Акся. Нынче самое время жить. Возьми себе счастья полные горсти. Возьми и за ту, какой его не досталось. Поживи за нее. Счастлива будь, дочь моя Ксения…