Дикие груши

— Это правда! — подхватила Мина.

— Асварова! — Сарат Магомедовна хлопнула по столу ладонью. — Еще одно слово — и тебе придется покинуть класс…

Джейран с завистью посмотрела на Мину.

— Это как раз тот случай, мне кажется, — продолжала Хамис Хадисовна, — когда не следует сгущать краски. Надо понять, почему Сабур так поступил. И объяснить ему, в чем он неправ. Я бы посоветовала Сабуру не спешить с выводами. Не видеть кругом судей и врагов. И оглянуться на себя самого. Кто позволил ему так неуважительно и недоброжелательно относиться к старшим? А ведь мы все хотим помочь и ему, и Али…

— У вас все? — спросил завуч.

— Пожалуй, да.

— Спасибо! — сказал завуч и встал из-за стола.

Ахмед Мамедович подумал, что ему следует сказать, что всепрощенчество Хамис Хадисовны ни к чему хорошему привести не может, что все и так ясно, что Сабур и Али не уйдут от справедливого наказания. Он бы должен был подчеркнуть антиобщественный характер поведения Али и Сабура, особо отметив, что ложь всегда бывает неизменной спутницей преступлений. Он подумал, что ему следовало бы напомнить об обязанностях учащихся и зачитать подготовленный Сарат Магомедовной проект приказа о строгом выговоре Али и Сабуру…

Но прежде чем начать говорить, он еще раз внимательно обвел класс глазами и вдруг совершенно отчетливо почувствовал настроение сидящих перед ним ребят. Он знал за собой эту способность — понимать состояние своих учеников, как бы сливаться с ними. Он мог улавливать малейшие оттенки их настроения. Обычно это возникало на уроках. Он рассказывал ребятам об их родной истории, а они слушали его затаив дыхание. Он мог бы поклясться, что в эти минуты они видели, думали и представляли себе все точно так же, как и он…

А вот на собраниях такого с ним еще не случалось. Четкая дистанция была между ним и учениками. Он их воспитывал. Они слушали. Соглашались. Даже обещали. Но все происходило как-то механически. Теперь же, несколько минут назад, они слушали Хамис Хадисовну, загоревшись. Не равнодушно!.. А ведь она и в самом деле говорила важные вещи. И они ее поняли. Ахмед Мамедович вдруг спохватился, что он слишком долго молчит, ребята уже начали недоуменно перешептываться. А ведь они не ждут от него ничего интересного. Ну да, он обычно говорит на собраниях как завуч, как администратор, за которым последнее слово. И он каждый раз не упускает возможность напомнить ребятам об их обязанностях. А толку-то? Сколько же сил затрачено впустую?! Да не сейчас, нет. А с тех пор, как стал завучем.

Ахмед Мамедович неожиданно улыбнулся: он подумал, что сейчас ребята услышат от него совсем не то, чего ждут.

— Давайте, товарищи, подведем итоги нашим разговорам. Вы, конечно, сами заметили, как терпеливо и доброжелательно вела собрание Сарат Магомедовна. Ее требовательность и принципиальность кажутся нам совершенно справедливыми. Верно? Об очень важных вещах говорила здесь и Хамис Хадисовна. Но не надо спешить с выводами. Лучше еще раз все хорошо подумаем, как быть дальше. И мы, и Сабур, и Али, и Мина…

Ахмед Мамедович сделал паузу, с удовольствием про себя отметив, как внимательно ловит класс каждое его слово. И, повернувшись к Сарат Магомедовне, сказал:

— Думаю, сегодня на этом надо закончить. Давайте думать!