Рыцарь мечты. Легенды средневековой Европы в пересказе для детей

Тангейзер

Звон и лязг скрещенных мечей и сабель, грохот, ржание лошадей перекрыли вой басурманских [24] труб и гортанные крики сарацин. [25]

Все смешалось. Рыцарь Тангейзер Баварский чувствовал, как пот из-под раскаленного солнцем шлема струей льется по его лицу. Плащ с нашитым на нем белым крестом [26] был рассечен, а кольчуга забрызгана кровью.

Удар, еще удар! Сарацин рухнул под копыта его коня. Тангейзер поднял руку, и кровь, стекая с меча, наполнила железную перчатку рыцаря. Круглые щиты сарацин не выдерживали могучих ударов его меча с рукоятью в виде креста.

Бок о бок с Тангейзером бился его преданный друг — Экхарт Верный.

Каждый рыцарь и его слуга должны были сплести за ночь надежную лестницу из гибких ветвей деревьев, росших внизу, в долинах Самарии.

Напрасно сарацины пытались сбросить лестницы со стен, окружавших город. Крестоносцы один за другим поднимались по шатким ступеням. Теперь уже схватка продолжалась и внутри города, и снаружи, перед воротами, разбитыми тяжелыми бревнами.

Рука Тангейзера не знала усталости. Вокруг него грудами лежали поверженные враги.

В короткий миг передышки рыцарь оглянулся и увидел у стены своего крестного брата, барона Раймонда. Его окружили красные щиты сарацин. Мелькали пестрые повязки, закрученные поверх шлемов и скрывающие лица.

Сверкал меч Раймонда, но вдруг сияние его померкло. Барон рухнул на землю.

— Вперед, мой Экхарт Верный! — крикнул Тангейзер. — Беда! На помощь барону Раймонду!

Он направил коня к воротам. В бешенстве и отчаянии пробивался Тангейзер вперед, словно прорубая просеку в густом лесу. Со спины его защищал Экхарт Верный. Сарацины рядами валились от ударов рыцаря.

Воин соскочил с коня. Сарацины, прикрываясь щитами, отступили. Тангейзер увидел лежащего на окровавленном песке Раймонда. Рука раненого еще сжимала меч.

Тангейзер встал над другом, широко расставив ноги и защищая его. Напрягая все силы, он отражал удары сарацин. Ноги скользили по песку, пропитанному кровью Раймонда.

Сарацины кольцом окружили рыцарей. Внезапный удар обрушился на плечо Тангейзера. Он пошатнулся и рухнул прямо на тело поверженного Раймонда.

Могучий сарацин размахнулся, чтобы добить раненого Тангейзера. Но Экхарт Верный одним ударом снес ему голову.

Из-за городской стены послышались торжествующие голоса:

— Deus vult! [27] Бог приветствует!

Высоко взметнулись знамена и стяги, украшенные крестами.

Со скрипом и грохотом распахнулись Яффские ворота. Из города хлынул густой поток крови. Сталкиваясь, плыли в кровавой реке круглые щиты сарацин.

Когда растеклась и стала иссякать кровавая река, на высоком тонконогом коне в сопровождении воинов и свиты из ворот выехал император Фридрих Воинственный. [28] Торжество и радость победы светились в его глазах. Рядом с ним — герцог Лимбургский, с расшитым золотом знаменем в руке.

Восторженные крики огласили поле боя. Раненые приподнимались, чтобы хоть издали увидеть своего императора.

— Победа, победа!

— Иерусалим свободен!

— Султан Алькалил позорно бежал!

— Вифлеем, Назарет, все святые места освобождены!

— Слава крестоносцам!

Император подъехал к двум рыцарям в рассеченных кольчугах, лежащих крестом друг на друге.

— Цвет моего воинства! — Лицо императора омрачилось. — От этого тускнеет блеск моей победы. Я знаю их обоих. Печать смерти на лице барона Раймонда. А второй — немецкий рыцарь Тангейзер, бесстрашный воитель и певец.

Из толпы вышел седой человек в длинной темной одежде.

— Я — монах из обители Святого Стефана. Мне знакомо лекарское искусство. Для начала отнесите их в тень. Пусть их овеет прохлада ручья. Они оба живы, хотя молодой барон Раймонд ранен тяжело и опасно. Я осмотрю их и перевяжу раны.

— Лучшие повозки сюда! — приказал император. — Самых свежих и сильных лошадей! В Акре [29] нас ждут на причале корабли. Мы отвезем рыцарей в их родовые замки. Родные стены вернут им силы…

Знатные бароны переглянулись. Они знали, что рыцарь Тангейзер давно обнищал и замок его лежит в руинах. Но его воинская слава не померкла. Песни его перелетают из страны в страну. Они превыше всех богатств.

Тяжек путь до гавани Акры. Голые раскаленные скалы сменяются мертвыми песками.

Вот бьет из-под скалы прохладный ключ. Беспощадное солнце уходит за горы, тень от скалы удлиняется. Здесь можно устроить привал. Тангейзер с трудом встает на ноги, опираясь о плечо Экхарта Верного.

С глубокой печалью глядит он на молодого барона Раймонда. Глаза рыцаря закрыты, и застывшее лицо словно выточено из серого мрамора. Неужели он привезет в замок старого барона Анхольта похолодевшее тело его сына, завернутое в погребальный покров?

Сердце Тангейзера сжимается, словно кто-то сдавил его железной рукой. Потерять любимого друга!

Лекарь из монастыря Святого Стефана не отходит от раненого. Он то и дело подносит к его губам кубок с целебным напитком из трав и кореньев, прикладывает к ранам повязки, пропитанные живительным настоем.

Наконец глаза Раймонда открываются. Туманным, еще не видящим взглядом он смотрит вокруг. Несколько глотков из кубка — и вдруг он тихо произносит: «Тангейзер, брат мой!»

— Он будет жить! — радостно восклицает старый монах.

До Акры было уже не так далеко. Переждав дневной зной, все двинулись в путь.

На корабле поставили просторный шатер и перенесли туда раненого барона Раймонда. Тангейзер сидел рядом с его ложем и тихо наигрывал на лютне. Услышав знакомый напев, Раймонд в первый раз улыбнулся.

Плавание выдалось не из легких. Море было неспокойно. Из глубины Африки налетел сухой и жаркий ветер сирокко.

Но вот мертвые, пустынные берега скрылись вдали. Корабль взял курс на Триест. [30] Эгейское море встретило их бурей и штормом. Ветер сгибал мачты, весла ломались в руках гребцов.

Наконец ветер утих, и благодатные порывы мистраля [31] наполнили паруса. Благополучен был переход через Адриатическое море. Прозрачные зеленоватые волны словно ласкали корабль.

Вскоре показались знакомые берега, заросшие цветущими деревьями. Листья не разглядишь — так густо ветви усыпаны белыми и розовыми цветами.

Нельзя передать, с какой радостью и сердечным волнением ступили на берег рыцари. Их уже ждали присланные отцом Раймонда, знатным бароном Анхольтом, слуги, кони и повозки. Ведь добрые вести летят, опережая ветер.

Раймонд сошел с корабля, опираясь на плечо Тангейзера.

Он пожелал ехать верхом. До замка Ингерн путь был недолгий. И скоро путники увидели на зеленом холме высокий замок с острыми шпилями.

Ворота замка были распахнуты, подъемный мост над бурливым рвом опущен. Сам владетельный барон Анхольт, окруженный свитой и слугами, стоял на верхней ступени мраморной лестницы. От счастливых слез все двоилось у него в глазах.

Раймонд сошел с коня, и отец, не стыдясь слез, обнял сына старческими, но еще крепкими руками. Раймонд вскрикнул: рана давала о себе знать.

— Благородный, истинный друг! — Барон Анхольт обнял Тангейзера. — Знай, если бы кто трижды спас меня от неминуемой смерти, он не сделал бы для меня большего, чем сделал ты. Отныне ты мой сын, и все, чем я владею, — твое!

Тангейзер вежливо, как подобает рыцарю, поблагодарил хозяина замка.

Из распахнутых дверей уже неслись звуки музыки. В праздничном зале за широкими столами сидели друзья Раймонда со своими женами. Те, кто убелен сединой, привезли своих прелестных дочерей, сияющих молодостью и красотой.

Барон Анхольт посадил любимого сына по правую руку, по левую — Тангейзера. Напротив Тангейзера, улыбаясь ему, сидел Экхарт Верный.

Слуги поспешно вносили все новые и новые блюда. Отборные яства благоухали ароматами Востока. Пажи наливали в кубки драгоценные заморские вина.

Наконец встал барон Анхольт и обвел взглядом своих гостей, призывая к молчанию.

— Я хочу поднять этот кубок за достославного рыцаря Тангейзера, бесстрашного воина и прославленного певца! Но для меня Тангейзер больше, чем певец и воин. Он спас моего сына, когда смерть была к нему ближе, чем ко мне эта жарко горящая свеча!

Послышались голоса и звон кубков.

— Пьем за Тангейзера!

— Слава Тангейзеру!

— Его песни останутся жить в веках!

— Спой нам! Мы так давно не слышали твоих чудесных песен!

Юный паж подал Тангейзеру лютню. Рыцарь встал и почтительно поклонился хозяину и гостям. Все замерли в ожидании. Раздался прекрасный голос Тангейзера:

Под рукой певца струна запела.

Посмотри в глаза любимой смело,

Посмотри в глаза любимой смело.

На ее руке твое кольцо!

Лилиями пахнет ее тело,

Розами — прекрасное лицо!

И рыцари, сидевшие за столом, все, как один, подхватили слова песни:

Лилиями пахнет ее тело,

Розами — прекрасное лицо!

В этот миг в окна просочился прозрачный, чуть розоватый туман. Многим померещились тонкие, невесомые, как дымка, одежды и еле различимое пленительное лицо.

Свечи затрещали от налетевших капелек влаги. Мгновение — и туман развеялся.

— Это сумерки нас морочат! — воскликнул хозяин замка. — Эй, слуги! Еще свечей!

Пиршественный зал озарился трепещущим светом. На красавицах засверкали драгоценные украшения. Их было больше, чем росинок на весеннем лугу ранним утром. Все взоры прекрасных дам были устремлены на Тангейзера.

— Я еще раз поднимаю кубок в честь рыцаря Тангейзера! — громко произнес барон Анхольт. — Что может быть благородней соединения безмерной отваги и священного дара поэта? Слава и честь Тангейзеру, воину и певцу! Оставайся у меня в замке Ингерн навсегда, бесстрашный рыцарь! Веселые пирушки будут сменяться охотой на вепря, рыцарский поединок — свиданием в беседке с томной красавицей. О, я вижу, сколько нежных взоров устремлено на тебя!

— Остаться в замке Ингерн? О, это выгодное предложение! — завистливо прошептал рыцарь, разодетый в шелка и бархат, на ушко юной красавице Ирос, сидевшей с ним рядом. — К тому же Тангейзер нищ как церковная крыса. Отцовский замок пуст и заброшен. Вороны свили гнезда в каминных трубах, истлел родовой герб над воротами… Везет же бродягам! Надо думать, он не откажется. У него же нет ни гроша. А что завоюет в походах — все раздает неимущим и убогим.

— Щедрость — достойное качество рыцаря, — ответила красавица Ирос и презрительно отвернулась.

— Останься со мной, мой брат и друг, — еще слабым голосом проговорил Раймонд.

Тангейзер встал, держа кубок в руке. Его взор затуманился, будто он смотрел сквозь стены замка куда-то вдаль.

— Нет таких слов, чтобы достойно выразить благодарность вам, великодушные хозяева! Но душа моя уже давно выбрала себе иной путь. Я — нищий певец-миннезингер. [32] Если долг не зовет меня в бой, то влекут к себе вечные странствия. Налетевший ветер торопит меня и нашептывает, что в каждом уголке земли сокрыто свое чудо. Какие только диковинки не встречал я на своем пути!

— Если уж говорить о диковинках, — помолчав, заговорил старый барон, — то тут неподалеку, один день езды отсюда, высится неприступная гора. Говорят, скрыты в ней глубокие подземелья, а там…