Рыцарь мечты. Легенды средневековой Европы в пересказе для детей

Однажды, лежа в полусне и еще не открыв глаза, Тангейзер услышал, как Венера сказала своему сыну:

— Шалун и проказник, мой милый Амур, я должна отлучиться. Я поднимусь в мир простых смертных и убью все сны Тангейзера. Его сны полны воспоминаний и зовут его назад. Надо, чтобы он навсегда забыл людей с их радостями и невзгодами. Когда я сотру воспоминания рыцаря, они исчезнут из его памяти. Побудь здесь, пока я не вернусь. Следи за Тангейзером. Никуда не отлучайся. Понял, мой мальчик?

Амур кивнул своей златокудрой головкой. Венера вдруг начала исчезать, таять, как облачко на рассвете, согретое солнечными лучами.

Оставшись один, Амур несколько раз натянул свой лук, выстрелил, осмотрел свой колчан и вдруг капризно вскрикнул:

— У меня кончились стрелы! — Он всхлипнул, как маленький мальчик, лишенный любимой игрушки. — Клянусь, я здесь умру со скуки! Слетаю-ка я раздобуду новые стрелы — и тут же назад.

Он взглянул на Тангейзера, но тот не шевельнулся. Когда рыцарь открыл глаза, Амура в волшебном гроте уже не было.

Умолкли поющие стены. Остановились звезды и планеты, совершающие свой привычный круг под высоким потолком.

Послышался шелест одежд. В зал, осторожно оглядываясь, вошла тоненькая девушка в серебристо-сером платье. Она не могла сравниться красотой с королевой Венерой. Но Тангейзер никогда не видел таких прекрасных, кротких и печальных глаз.

Девушка положила узкую прохладную ладонь ему на лоб.

— Очнись, Тангейзер, очнись! — проговорила она. — Мы — одни! Очнись, пока не вернулась королева.

Тангейзер с изумлением смотрел на девушку, еще не понимая, кто перед ним.

— Ты живая? — спросил он дрогнувшим голосом. — Кто ты?

— Я — Элиза. Я жила в маленьком городке, там, на холме, — проговорила девушка. Голос ее был певуч и нежен. — Теперь я такая же пленница королевы Венеры, как и ты.

— Да, мы пленники, это ты верно сказала! — воскликнул Тангейзер. — Не знаю, сколько дней я пробыл в этом прекрасном гроте. Но я всей душой стремлюсь вернуться в мир простых людей, таких, как я, близких моему сердцу.

— Я — тоже. Бежать отсюда! Скорее, пока не вернулась наша прекрасная повелительница! — торопливо проговорила Элиза. — Как давно я здесь, мне тоже неведомо. Время остановилось. Но тоска по живому миру губит меня. Мне страшно. Я забыла все молитвы, имена святых. Если я хочу перекреститься, рука наливается каменной тяжестью, и я не могу ее поднять. Бежим отсюда, бежим!

Девушка прислушалась к чему-то и вдруг горестно воскликнула:

— Поздно, поздно! Стены грота запели. Значит, королева близко!

В тот же миг посреди зала появилась Венера во всем блеске своей красоты.

Элиза в ужасе прижалась к Тангейзеру.

— A-а, мои людишки, мои милые гости! — ласково проговорила Венера. Но скрытый гнев, как отдаленный гром, слышался в ее голосе. — Жалкие твари! Вот что вы задумали! Как будто из моего царства так просто убежать!

Тангейзер схватился за меч.

— Опомнись, рыцарь! Ты забыл: я бессмертна! — рассмеялась Венера. Ее смех превратился в цветы, и они рассыпались по всему полу. — Твой меч пройдет сквозь меня, как сквозь облачко, не причинив мне ни малейшего вреда. И это твоя благодарность за то, что ты пробыл у меня в гостях целых семь лет?

— Семь лет?! — в ужасе воскликнул Тангейзер. — Быть не может!

— Да, это так. Сейчас я поцелую тебя, и ты навсегда забудешь тот ничтожный мир, куда ты сейчас стремишься. Сны больше не будут мучать тебя, потому что я стерла твои воспоминания о людях.

Венера сделала шаг к Тангейзеру, губы ее налились жидким огнем. Но Тангейзер отступил, закрывая собой Элизу.

Венера презрительно оглядела девушку.

— А ты, моя крошка, видно, совсем потеряла голову? Похоже, что ты забыла, где жила до того, как попала в мой прекрасный грот. Ты была служанкой на грязном постоялом дворе. Изможденная, еле живая, вся пропахшая гусиным жиром, ты разносила глиняные миски с похлебкой. Пьяные мужланы хватали тебя липкими руками, стараясь затащить в темный уголок, да еще бранились, что ты тощая как щепка. Я обещала тебе сладкую жизнь без забот и страха. И главное, главное, я подарила тебе вечную молодость и сдержала свое слово. Знаешь ли ты, что прожила здесь, у меня в гроте, триста лет?

— Триста лет?! — в отчаянии вскрикнула Элиза.

Она смертельно побледнела.

— Ну что, маленькая дурочка с кроткими глазами, останешься у меня? — уже уверенно усмехнулась Венера. — Здесь время покорно спит на пороге моего грота. А там… Люди умирают, как трава под косой.

— О боже! — Голос Элизы зазвенел. — Пусть так… Я согласна на все, лишь бы снова услышать звон церковных колоколов!

Лицо королевы Венеры вспыхнуло, но что-то ужасное и жестокое было теперь в ее красоте.

— Бежим! — в нетерпении воскликнул Тангейзер, хватая Элизу за руку. — Сейчас она не властна над нами.

Они бросились к железной двери.

— Жалкие людишки! Вы пришли сюда добровольно, и потому я не могу удержать вас. Но вы еще пожалеете! — гневно крикнула вслед Венера.

Однако Тангейзер уже не слышал ее. Какое счастье: железная дверь открыта! Держась за руки, рыцарь и девушка успели проскользнуть, пока дверь не захлопнулась.

Они вбежали в пустой Погибельный зал. Нестерпимый ужас охватил Тангейзера. Элиза вскрикнула и, не выдержав, без чувств упала на холодный пол. Тангейзер подхватил ее на руки и бросился к открытой двери грота.

Ветер засвистел и завыл. Прижимая к груди легкую, хрупкую Элизу, борясь с порывами ветра, которые грозили сбить его с ног, Тангейзер миновал и этот грот.

Стая волков преградила им путь. Но это были только призраки, и Тангейзер без труда проходил через их воздушные тела, слыша за собой тоскливый вой и щелканье зубов.

Наконец в высоком проеме Тангейзер увидел цветущую поляну. Еще никогда с такой радостью он не смотрел на шелковистую траву и рассыпанные по ней мелкие цветы.

Стоило рыцарю перешагнуть мраморный порог, как каменный Экхарт Верный ожил и бросился ему навстречу.

— Я снова жив! — вне себя от радости крикнул он. — Потрогай меня, я снова живой и теплый!

Его конь тряхнул гривой и в три прыжка догнал хозяина.

Тангейзер бережно положил Элизу на мягкую траву и обнял Экхарта Верного.

Элиза открыла глаза и в первый раз улыбнулась. Она, не отрываясь, глядела в бездонное голубое небо, а ее рука с нежностью гладила свежую траву.

Откуда-то издалека донеслись звучные удары церковного колокола.

Элиза перекрестилась. Казалось, свет потоками льется с ее лица.

— О Боже, благодарю Тебя за эти мгновения! Я — готова… — проговорила она голосом, казалось идущим из самого сердца. — Тангейзер, воды… Принеси мне земной воды.

— Но у меня нет ни кувшина, ни кубка, — в растерянности оглянулся Тангейзер.

Ему показалось, что лицо Элизы бледнеет с каждой секундой.

— Принеси мне воды в ладонях, рыцарь Тангейзер. Мне хватит нескольких капель. Помнится мне, вон за той скалой бьет хрустальный ключ… — Элиза улыбнулась светло и печально, будто прощаясь с ним.

Тангейзер торопливо обогнул скалу. Он не сразу нашел ключ, бьющий тонкой струей у корней могучего дуба.

Рыцарь набрал полную пригоршню воды и, чувствуя, как она сочится сквозь пальцы, поспешил на зеленую поляну.

Там он с изумлением огляделся. Элизы не было. Посреди поляны стоял Экхарт Верный, и Тангейзера поразило его потрясенное лицо.

— Триста лет… Она не хотела, чтобы ты это видел… Это было слишком страшно…

— Постой, где она? Где Элиза? — в недоумении, уже предчувствуя недоброе, произнес Тангейзер.

— Она умерла счастливой… Пока она могла, она читала молитвы, одну за другой. Волосы ее поседели. Лицо покрылось морщинами, платье истлело… Нет, я больше не могу говорить…

Слезы текли по щекам Экхарта Верного.

Тангейзер наклонился и увидел рассыпанную по траве горсть серого пепла. Трава зазеленела живым изумрудом, земля втягивала пепел вглубь. Он исчезал. Остатки воды из ладоней Тангейзера пролились на траву.

Вдали празднично и светло звонили колокола.

— Господь милосердный простил Элизу. — Тангейзер набожно перекрестился. — Ведь Элиза была измученной, запуганной девчонкой, когда ее соблазнила Венера. А я… Эти пиры и сладость ее объятий… Я великий грешник! Мой Экхарт Верный, я поеду в Рим, к папе Урбану Четвертому. [37] Когда-то он благословил мой меч на борьбу с сарацинами. Только он может отпустить мои прегрешения, иначе тяжесть их раздавит меня.

— Я поеду с тобой, — не колеблясь, сказал Экхарт Верный.

Из густой березовой рощи, услыхав голос хозяина, выбежал конь Тангейзера, белый Альтар.

— Ты постарел, мой преданный друг! — Тангейзер обнял за шею любимого коня. — Еще бы — семь лет! Но ты еще полон сил.

Они спустились с горы.

Тангейзер с грустью проехал мимо своего родового замка. От замка осталась бесформенная груда камней. В разрушенном холодном очаге пристроилась зайчиха с выводком пушистых зайчат. Пруд, где раньше плавали белые лебеди, превратился в болото. На гнилых кочках сидели пятнистые жабы.

Вдали показался замок Ингерн.

«Жив ли старый добрый барон Анхольт? Мой крестный брат Раймонд, наверное, уже обзавелся семьей. С какой сердечной радостью я бы обнял его. Но я так отягощен грехами, покрыт ими, как черной корой! Только папа Урбан наделен высшей властью очистить меня от скверны. И тогда я вернусь в родные края с легким сердцем и чистой душой…» — думал Тангейзер.

Путь по Баварии прошел благополучно, словно кто-то помогал рыцарям в дороге.

У Экхарта Верного нашлось несколько золотых монет. Они ночевали в придорожных постоялых дворах, а иногда в теплые ночи спали прямо на земле, подстилая под себя плащи.

Альпы встретили рыцарей суровым холодом. Но Тангейзер, который не раз пробирался по обледенелым перевалам, уверенно находил дорогу.

С Адриатического моря повеяло влажным теплом.

Тангейзер и Экхарт Верный проезжали маленькие города. Жители дружески приветствовали рыцарей в изношенных плащах, на которых еще можно было различить изображение креста.

Женщины выносили им свежее виноградное вино в кувшинах и хлеб. Они улыбались усталым рыцарям в пропыленной одежде.

Тангейзера охватило нетерпение и доброе предчувствие, что еще немного — и он освободится от каменной тяжести, сковавшей его душу.

С волнением и сердечным трепетом рыцарь наконец въехал через городские ворота в царственный Рим. Он ехал широкими улицами мимо дворцов римских вельмож. С балконов спускались гирлянды цветов. На площадях били фонтаны, украшенные статуями.

Какие длинные улицы! Грудь Тангейзера вздымалась от еле сдерживаемых рыданий, он задыхался. [38]

Рыцарь не помнил, как поднялся по широкой мраморной лестнице и вошел во дворец папы Урбана. Тангейзер проходил один богато убранный зал за другим, не замечая ни великолепных сводов, блистающих золотом и лазурью, ни мраморных колонн.

Стражники пропускали его. Им было приказано пропускать крестоносцев — защитников истинной веры и святого города.

Наконец рыцарь вошел в высокий зал, стены которого были расписаны фресками великих художников, изображавшими Христа и Его учеников. Но все как бы тонуло в тумане перед взором Тангейзера.