Рыцарь мечты. Легенды средневековой Европы в пересказе для детей

Рыцарь мечты

Мягкие весенние сумерки окутали высокие башни замка Блайи.

С озера потянулись длинные ленты тумана. В саду, среди темной зелени, слабо светились белые розы и лилии.

Хозяин замка, принц Джауфре Рюдель, стоял у окна. Снизу, из сада, поднимался густой аромат ночных цветов. Дрожащие звезды казались серебряным песком, рассыпанным по небосклону.

— Жаль зажигать свечи, — промолвил принц Джауфре, вглядываясь в сумеречную глубину сада. — Исчезнет вся эта красота… И все же пора. Эй, зажгите свечи, внесите факелы!

Слуги засуетились. Яркий свет озарил богато убранный зал, сверкнул на мраморе колонн, на драгоценной утвари. Гости, сидящие за столом, еще молчали, зачарованные тишиной наступающей ночи.

Здесь собрались знаменитые трубадуры — певцы и поэты. Одни были одеты в атлас и бархат, у многих на груди сверкали золотые цепи с древним гербом их рода. Другие больше походили на нищих бродяг: суровые обветренные лица, видавшие непогоду плащи. Но слава каждого из них, как птица, не зная границ, перелетала из страны в страну.

— Клянусь, весна всего прекрасней в нашем Провансе! — воскликнул рыцарь Бертран Аламенон и звонко стукнул кубком по столу. — В замке Блайи она упоительно-хороша! Здесь сплелись воедино весна и поэзия, а значит, и любовь — владычица песен.

Послышались одобрительные возгласы. Паж поспешил наполнить кубок вином.

— Мои дорогие гости! — промолвил принц Джауфре. — Я собрал нынче на пиршество тех, кто всего ближе моему сердцу. Но тише, тише! Запел самый малый и самый великий трубадур — соловей. Как лелеет он каждый звук, как сплетает их в кружево!

Все примолкли. Только журчал ручей среди роз, а невидимый в темноте соловей рассыпа́л переливчатые трели.

Джауфре Рюдель заговорил снова:

— Знайте, друзья мои, завтра я отправляюсь в Крестовый поход. Со мной едут доблестный Маркабрюн и мой друг и соратник, рыцарь Бертран Аламенон. Наш пир прощальный. На одежды уже нашиты нагрудные кресты. Но здесь, за накрытыми столами, пусть звучат песни и беседы о весне и любви. Пускай звенят кубки, пенится вино.

— Для начала дозволь спросить тебя, принц, — сказал Маркабрюн, — избрал ли ты владычицу сердца — Прекрасную Даму, чтобы посвятить ей свои победы и заслужить благосклонную улыбку? Ты долго медлил…

— Я всегда хотел, чтобы в моей избраннице красота и высокие чувства слились воедино. В ранней юности меня постигли горькие разочарования. Я готов, говорил я себе, полюбить красавицу любой страны, белую, как лилия, или черноокую смуглянку. Лишь бы она была моей воплощенной мечтой. Долго искал я и наконец нашел ее — Прекрасную Даму, радость и любовь моего сердца.

— Кто же она? — хором вскричали гости.

— Прекрасная Мелисанда, принцесса дальнего Триполи.

— Так ты побывал в Триполи, за морем?

— Нет, я никогда не видел чудесной девы, никогда. Она — моя принцесса Мечта, моя принцесса Грёза. Все обольщения мира меркнут перед ней. Мечта не изменит, не поблекнет, но вечно будет моей путеводной звездой. Я даже не ищу встречи с принцессой Мелисандой. Но образ ее всегда передо мной.

— Нет, такая прихоть поэта не по мне! — усмехнулся Маркабрюн. — Я должен усладить свой взор красотой, тогда, быть может, полюблю. Но не с чужих слов.

— А я так славлю любовь-молнию, с первого взгляда! — воскликнул Бертран.

— Верно, верно, дяденька, — поддакнул шут, брякнув бубенцами. — Взглянешь еще разок — ан кривобока!

Все засмеялись. Вечерело. Джауфре Рюдель запел тихо-тихо, словно про себя:

Там за морем, в стране Востока,

Как солнце, светит красота.

Далекую не видит око,

Но лишь о ней поют уста.

Я изнемог в тоске жестокой,

Принцесса — дальняя мечта,

И розы леденят жестоко,

И день постыл, и ночь пуста.

— Не продолжаю… Эта песня слишком грустна для дружеского пира.

Тут встал один бродячий трубадур в изношенной рясе пилигрима. [39]

— Дозвольте вам поведать, я посетил святые места [40] и много бродил по приморскому побережью во владениях крестоносцев. И в Антиохии побывал, и в Эдессе. Не миновал и Триполи. Видел не раз принцессу Мелисанду. Она царит там совсем юная, но разумная не по лета́м. Сердечна, добра, привечает странников. Щедрость принцессы беспримерна… Пел я для нее о дальней любви принца Джауфре Рюделя, о его заветной мечте, она же, внимая песням, перебирала струны лютни. И повелела записать стихи принца золочеными буквами.

— Неужели?! — просиял от радости Джауфре Рюдель.

— О, принцесса так чутко воспринимает песню и музыку! И речь ее, словно музыка, ласкает слух.

— Но какова она собой? — нетерпеливо воскликнул один из трубадуров.

— Поведай о ее красоте, как умеешь, — потребовали гости.

— Золотые кудри облаком вьются вокруг ее дивного лица, лазоревые очи сияют, как весеннее небо, а уста — пурпурные розы. Я не встречал девы прекрасней.

— Она — венец красоты, — возгласил другой странствующий певец.

— Погорели все ваши избранницы, дорогие гости! — захихикал шут. — Да мне-то что? Моя милашка так и останется милашкой. — И он опять зазвенел колокольчиками.

Красавица Клотильда посмотрела на принца и насмешливо улыбнулась.

— Чудесная сказка, не спорю. Но ведь это только сказка, мой принц! Не слаще ли тайное пожатие маленькой ручки и клятвы в вечной верности, скрепленные поцелуем на рассвете?

— О моя прелесть! — воскликнул Бертран Аламенон и рассмеялся. — Не эти ли самые слова ты говорила мне два года назад, когда я отправлялся в первый Крестовый поход?

Клотильда вспыхнула и обиженно отвернулась.

— Я подарил тебе тогда кольцо с бесценным алмазом. — Бертран, улыбаясь, взял Клотильду за руку. — Но что это? Я вижу еще одно кольцо — с великолепным изумрудом. Откуда оно?

— Вы не очень-то любезны, рыцарь! — нахмурилась Клотильда, вырывая руку.

— Разве ты не знал, дядюшка, что колечки размножаются, как кролики, на нежных ручках красавиц? — захихикал шут, бренча колокольчиками.

Он запел, кривляясь и нарочно путая мотив:

Любовь прелестницы подчас,

Слова любви, ее улыбка,

Мерцание чудесных глаз

Порой обманывают нас

И ускользают, словно рыбка…

— Замолчи, шут, довольно! — прервал его Бертран Аламенон.

Долго еще пели и спорили трубадуры о любви. Каждый требовал первенства для своей Прекрасной Дамы.

Наконец все в замке стихло, но ненадолго. Занялась заря, и громко запели трубы. На дороге строились ряды крестоносцев. Развевались знамена с гербами, сверкали доспехи. Во главе каждого отряда — знатные рыцари. Впереди всех — принц Джауфре Рюдель, за ним его верный друг, Бертран Аламенон.

— В путь, друзья мои, соратники! — воззвал к воинам Джауфре Рюдель, привстав на стременах. — Настало время нам, воинам Прованса, показать нашу доблесть во имя благой цели. Первый крестовый поход принес много побед и славы, да будет столь же счастлив наш ратный труд. Вперед, и только вперед!

И шествие торжественно тронулось.

В толпе провожающих зарыдали женщины. Даже егоза шут размазывал слезы по щекам, громко всхлипывая. Но все заглушил хор добрых пожеланий.

В последний раз оглянулся принц Джауфре на зубчатые стены родного замка. И в тот же миг, как легкое дуновение, пронеслась перед ним его мечта, его дальняя любовь.

Воины скрылись из виду. И медленно, словно нехотя, затворились ворота.

Долог был путь. Истомленные, запыленные крестоносцы ехали рядами. Армия далеко растянулась по дороге. Вскоре дорога превратилась в еле заметную тропинку. Дальше еще трудней: путь преградили обломки упавшей скалы.

Спешились воины, взяли под уздцы усталых коней, осторожно повели их вверх между разбросанными камнями, все выше и выше. Кажется, гора упирается в небо.

Но вот — о радость! — впереди поляна, покрытая шелковистой травой, и ее пересекает прозрачный ручей. Лучше не найти места для привала!

Заслуженный отдых в пути. Лошади щиплют свежую траву.

Скоро затрещали костры, заманчиво запахло поджаренным на огне кабаньим мясом.

— Но все же идти нам вверх, — сказал Джауфре Рюдель. — Где-то должен быть перевал через эту гору. Поищу его.

Принц Джауфре свистнул своего коня и, миновав каменистые обломки, спустился к бурливой реке, зажатой между голыми скалами.

На другом берегу реки возвышалась неприступная гора, вся увитая сырыми туманами.

Сам не зная почему, словно впав в забытье, неотрывно смотрел принц Джауфре на скалистую гору.

Вдруг начали таять летучие туманы, и на вершине горы открылся чудесный замок, весь из розового мрамора. Двенадцать сияющих башен поднимались ввысь. Веяли в воздухе шелковые стяги, и на каждом выткана золотая чаша.

Послышался цокот копыт, скрип колес. Переваливаясь на неровной дороге, ехала телега, полная глиняной посуды. Постукивали друг о друга грубо слепленные кувшины. На козлах сидел возчик в низко надвинутой на лицо шапке.

— Скажи мне, добрый человек, — с волнением спросил принц Джауфре, — чей это замок?

— Замок? Какой замок? — грубо ответил возчик и стегнул кнутом свою замученную клячу.

В это время облака опустились в густой лес, покрывший доверху высокую гору. И сверкающий замок открылся во всем своем блеске и великолепии.

— Ну вот этот замок, на том берегу реки, на горе! — нетерпеливо воскликнул принц Джауфре. — Ты что, слепой?

— Я-то не слепой, — проворчал возчик. — А вот ты, рыцарь, сдается мне, видишь то, чего и вовсе нет. Нет там никакого замка. Похоже, ты рехнулся, сошел с ума, хоть и вырядился, как знатный барон…

Но Джауфре Рюдель уже не слушал его. Он не заметил, как телега скрылась в облаке пыли. Потрясенный, забыв обо всем на свете, он не сводил глаз с сияющего замка.

С тихим звоном вдруг изогнулся хрустальный мост над бурными волнами реки.

«Неужели это замок Монсальват? — Волнение стеснило грудь принца. — Неужели я, грешный человек, удостоился чести увидеть его, а может быть, даже мне будет дарована милость войти под его своды! Ведь здесь, говорят, хранится святая чаша Грааль с кровью Господа нашего Иисуса Христа. Самые славные, благородные рыцари охраняют замок Монсальват…»

Принц даже не заметил, как конь проскакал через хрустальный мост.

Ворота распахнулись сами собой. Джауфре Рюдель въехал на широкий двор. Рыцари в голубых мантиях, опушенных горностаем, взяли коня под уздцы и открыли перед ним высокие узорные двери.

«Похоже, здесь нет слуг, здесь все равны», — подумал принц.

Никогда, ни в одном королевском дворце не видел Джауфре таких высоких покоев, украшенных живыми, движущимися звездами. Наконец его ввели в зал, сверкающий золотом и лазуритом.

На троне, украшенном драгоценными камнями, сидел человек в богатых одеждах, с короной на голове.

Где найти слова, чтобы описать его лицо? Было что-то покоряющее и величественное во всем его облике. Свет потоками лился из его глаз, и казалось, он весь светится.

— Это Парсифаль, король Монсальвата! Хранитель святой чаши Грааль! — послышались голоса.

Но принц Джауфре уже догадался, кто перед ним, и с трепетом преклонил колено перед Парсифалем.

Послышалась дивная, неземная музыка. Четыре рыцаря, медленно ступая, торжественно внесли чашу под белым покрывалом.