Рыцарь мечты. Легенды средневековой Европы в пересказе для детей

Парсифаль приблизился к святой чаше и благоговейно снял с нее покрывало. Ярче солнца засияла лучезарная чаша.

Принц Джауфре подошел к чаше, молитвенно сложил руки и поцеловал ее. Волны небесного света окружили его. В этот миг в его душе не осталось ни одной темной тени.

— Ты чист сердцем, отважен и высок духом, — услышал принц голос короля Парсифаля как бы издалека. — Поэтому тебе была дарована милость лицезреть святую чашу Грааль. Я вижу твою судьбу до последнего часа. Но не дозволено смертному знать свое будущее. Прощай, благородный рыцарь! Вернись к своим воинам. Идите на юго-восток, скоро вы минуете перевал и через несколько дней наконец достигнете моря.

Принц Джауфре не помнил, как он вышел из замка. Сияющая чаша словно ослепила его. Будто сквозь шум волн слышал он, как звенят копыта его коня по хрустальному мосту.

Он оглянулся… И что же? Где прекрасный замок Монсальват? Длинные ленты тумана выплыли из-за леса и, словно густые покрывала, сплошь укрыли вершину горы. Исчез, скрылся чудесный замок.

«Вперед, только вперед!» — вспомнил принц, что написано на его щите. Он вздохнул и, уже не оглядываясь, поскакал к зеленой поляне, где ждали с нетерпением его воины.

Через три дня крестоносцы спустились крутой дорогой к морю. О, как обрадовал их свежий морской ветер!

У принца Джауфре был свой корабль. Опытный кормчий собрал бывалых моряков и сильных гребцов. Посреди корабля поставили шатер для принца.

Джауфре Рюдель с юным оруженосцем, рыцарь Бертран и еще двадцать воинов вступили на корабль и осенили себя крестным знамением. Теперь осталось ждать сигнала.

— А что там плавает, возле берега? — спросил один из воинов. — Всех цветов радуги, просто залюбуешься. Я схватил было одну диковину, а она меня как обожжет! Ух ты!

Все моряки покатились со смеху.

— Это медуза, — наставительно сказал кормчий. — У нас в море не все хватай, что увидишь. Эй, эй, слышите, трубят: «Поднять якорь!» За дело! Да поживей, раззявы!

Загремели якорные цепи, ветер надул паруса.

Плавание в Палестину удалось на славу. За все время путешествия только одна буря налетела, но ненадолго. Принц Джауфре стоял на носу корабля и смотрел вдаль.

— Где же святые места? — спросил он кормчего.

— Вот гляди, принц! — Кормчий описал рукой широкую дугу.

— Все приморье покорилось крестоносцам, зато вглубь, подальше — сарацины, противники христианской веры. Так что держи ухо востро! А вот, изволь повернуть голову, милостивый принц, в той стороне большие христианские города: Антиохия, Триполи…

— Триполи! — вздрогнул принц.

— Да, я там по дешевке накупил пряностей: перец, корицу… И еще мускус [41] для аромата.

— Постой, кормчий, что-то блеснуло там впереди! Молния или…

Кормчий прищурился.

— Крест храма на горе. Приближаемся к святым местам. Гавань близко. Эй, право руля!

У причала — шум и сумятица. Торговцы зазывают покупателей, дерутся хмельные гуляки, стража грозными окликами наводит порядок.

Короткий отдых в монастырской гостинице, и принц Джауфре вместе со своими воинами поспешил в Иерусалим поклониться Гробу Господню. Солнце палило так нещадно, что пришлось низко-низко опустить широкие капюшоны.

— А еще недавно, весной, — со вздохом сказал провожатый, — здесь цвели белые лилии. Не равнина — сад благовонный. Теперь-то солнце все выжгло.

По дороге, изнемогая, обливаясь потом, брели пилигримы.

— Достославные рыцари, не покидайте нас! — жалобно взмолились они. — Говорят, там, за пригорком, притаились бедуины.

— Бедуины-кочевники — страсть божия! — охнул провожатый. — Схватят и продадут в рабство. Сжальтесь над беднягами, рыцари!

— Что же нам, шагом плестись по такой жаре? — сердито проворчал один из всадников.

Принц Джауфре сдвинул брови.

— Воины мои! — крикнул он. — Защитите паломников, а мы с рыцарем Бертраном поскачем вперед и отгоним бедуинов.

И принц Джауфре с Бертраном пустили коней вскачь, наклонив копья остриями вперед. Бедуины словно вынырнули откуда-то и вдруг отпрянули и рассеялись как туман…

И наконец наступило великое мгновение. Воины Прованса зажгли свечи у Гроба Господня. Здесь, в пещере, в каменном гробу, лежало когда-то обвитое пеленами тело распятого Иисуса Христа.

— И на третий день Он воскрес, — нараспев повествовал монах. — Остались только пелены, лежащие во гробе… Ныне крестоносцы освободили святые места. Да сойдет Божье благословение на вас, вновь прибывших защитников Гроба Господня! Да горит благостный огонь в сердце у каждого, кто держит свечу. И пусть никогда не погаснет, озаряя все пути его жизни. Аминь!

Воины пламенно молились, позабыв все земное. Церковный хор показался им ангельским хором.

А всего через три дня получили высочайший приказ: всем новоприбывшим выйти на передний рубеж обороны и грудью встретить врага. Отряд Джауфре Рюделя должен был загородить выход из горных теснин.

Вечерело. Тихо переговаривались между собой рыцари.

— Говорят, сарацины послали против нас цвет своего войска.

— Пусть только сунутся в нашу долину! Усеем землю их круглыми щитами, вот тебе и пышный цвет.

Короток отдых в ночь перед боем. Расседланы кони. Положив головы на седла, чутко дремлют воины.

— О чем ты задумался, друг мой, глядя вдаль? — спросил Бертран у Джауфре Рюделя.

— Не о битве, нет! Всему свой час. Я думаю о моей далекой любви. Увижу ли когда-нибудь прекрасную Мелисанду? Ты знаешь, как я жажду этой встречи. И в то же время страшусь ее. Пусть мечта остается мечтой, недостижимой и вечно прекрасной. Но прислушайся! Ты слышишь этот шум? Мой оруженосец бежит ко мне со шлемом и копьем.

— Враги! Прорвались через обходные тропы! — задыхаясь, крикнул юный Робер.

Сарацины густой тучей двинулись на крестоносцев.

— Вперед, только вперед! — прокричал принц Джауфре и врезался в толпу сарацин.

Он выделялся среди всех своих воинов гордой осанкой, силой и быстротой. Меч его сверкал как молния. Ни один щит не мог выдержать его могучего удара.

Видит принц: окружила толпа сарацин его друга Бертрана Аламенона. Слышны их звериные крики. С трудом отбивается Бертран, прижавшись спиной к скале.

Яростно бросился принц на выручку другу. Свистит в воздухе его меч. Словно просеку в лесу, прорубает он себе путь сквозь ряды сарацин. Вот он уже около Бертрана. Вдвоем их не так-то легко одолеть. Отступают сарацины, унося убитых и раненых.

Принц Джауфре один на один сошелся с прославленным воином султана. Могуч сарацин и опытен в бою. Удар, еще удар… Утомлен долгой битвой принц Джауфре. О горе! Ранен принц, и, обессиленный, упал он лицом на гриву своего коня. Темно-красной стала белоснежная грива коня от хлынувшей крови. Но Бертран и другие рыцари подоспели на помощь.

Принца унесли. А Бертран продолжал поединок в таком гневе и отчаянии, что меч его, казалось, мог бы рассечь каменную скалу. Сарацин тяжело рухнул на землю.

В ближайшем монастыре ученый монах Бонифаций осмотрел и бережно перевязал рану принца, приготовил целебный напиток.

— Что скажешь, святой отец? — с тревогой спросил Бертран.

— Скажу, рана глубока, но надеюсь, не смертельна, сын мой! Подумай… Здесь вокруг наших стен шумит воинский лагерь. Не ровен час, прорвутся враги… Принцу паче [42] всего нужен покой. Отнести бы его на носилках к морю. Там дышится легче.

— У принца свой собственный корабль стоит на причале. Но ты не покинешь его, отец Бонифаций?

— Оставить страдальца без помощи? Никогда!

И вот приготовили носилки, над ними — навес от палящего солнца. Оруженосец Робер, глотая слезы, машет опахалом над головой своего бессильно распростертого господина. Бертран и двадцать провансальских воинов следуют за принцем Джауфре.

Как печален обратный путь к кораблю! Стараются скрыть свою скорбь моряки и воины при виде бледного, израненного принца. А он приветствовал их только еле заметным взмахом руки.

На корабле спешно постелили мягкое ложе. Бертран сообщил принцу:

— Отец Бонифаций, мудрый целитель, советует нам отвезти тебя домой, принц, в замок Блайи, для полного исцеления. Прованс, родной Прованс, быстро поднимет тебя с ложа болезни.

— Я согласен отплыть на корабле, друг мой, но не к родным берегам. В Триполи, только в Триполи… Видишь, я с каждым часом слабею. Подержи мою руку — она горит, как в огне.

— Неужели принц заболел лихорадкой?! — испуганно воскликнул Бертран.

— Это рана. Клинок был отравлен. — Монах поник головой.

— Теперь ты понял? — прошептал Джауфре. — Жизнь во мне гаснет. Мне суждено умереть. Но теперь, когда смерть близка, я хотел бы хоть на миг увидеть мою далекую любовь, мою мечту — принцессу Мелисанду. Не откажи мне в последнем утешении.

И корабль поплыл в Триполи.

На море — полное безветрие. Обливаясь потом, из последних сил налегают на весла гребцы. Неподвижно повис белый парус.

Наступила тихая ночь. Звезды на небе такие крупные, что кажется, они, как птицы, готовы опуститься на мачту.

Вдруг после полуночи, освещенный бледной луной, мелькнул темный парус. Послышались хриплые гортанные голоса:

— Эй, молодцы! Торговый корабль! На абордаж, готовьте крючья!

— Морские разбойники! — воскликнул кормчий. — Думают, что у нас на корабле золото и дорогие товары.

— Мы достойно их встретим! — схватились за мечи провансальцы.

— Постойте! Бой на корабле будет тягостен для больного принца. Скорее, братцы моряки, несите горящие стрелы! У меня они всегда в запасе. Воины, берите луки, натягивайте тетиву, а мы, моряки, будем поджигать стрелы. К каждой привязана просмоленная пакля. Быстро, быстро цельтесь в разбойничий корабль! А вы, гребцы, глядите в оба! Может случиться, пучок пакли со стрелы отлетит и на наш борт, подпалит парус.

— Я первый! — рванулся вперед юный Робер. — Я меткий стрелок. Вот смотрите: моя стрела мчится словно молния!

Одна за другой летят горящие стрелы, рассыпая вокруг огненные искры. На разбойничьем корабле смятение. Гасят, затаптывают огонь. Забыли о крючьях и абордаже. Но где-то проворонили: вот один язычок пламени, вот другой…

— Занялось! — закричал неугомонный Робер. — Давайте изрубим разбойников на куски!

— Плывем дальше, — решил кормчий. — Подул попутный ветер… А разбойников оставим на память морю, огню и акулам.

Все воспрянули духом. Ветер свежим дыханием наполнил парус. А Робер уже складывает песню про полет «горящих стрел».

Вскоре кормчий порадовал принца доброй вестью:

— Похоже, утром мы прибудем в Триполи.

А Бертран тихо перебирает струны и поет песню принца Джауфре. Над волнами летит напев:

Там за морем, в стране Востока,

Как солнце, светит красота…

Внезапно позади кормы, во мраке безлунной ночи, прозвучал голос:

Далекую не видит око,

Но лишь о ней поют уста…

— Кто ты, невидимый? — позвал Бертран. — На каком корабле следуешь за нами? Поёшь на нашем языке, но слышу — ты чужеземец. Почему плывешь за нами в глубокой темноте?

— Я тоже поэт и певец, — послышалось в ответ. — Знай же, я — араб из Андалусии, страны в испанских землях. Но не раз бывал я в Провансе и знаю наизусть все песни Джауфре Рюделя.