Фиаско «Победителя»

Операция в тридцать минут

Вечерело.

В сквере было уютно и тепло. Сюда почти не доносился разноголосый шум автостанции. Густая зелень заглушала скрип тормозов, людской гомон и рокот автобусных дизелей. Сквозь кусты и деревья прорывался лишь основательно искаженный надоедливый голос дежурного диспетчера: «С четвертой площадки отправляется рейсовый автобус номер 87—23, следующий по маршруту «Нальчик — Минеральные Воды»! Производится посадка на проходящий автобус до Орджоникидзе! Пассажиров прошу занять свои места!..» Он говорил и говорил, почти не умолкая, срывая с насиженных мест десятки людей.

На одной из радиальных аллей, ведущих к обелиску Матерям, в кружевной тени густого клена сидели в это время на скамейке четверо ребят и оживленно спорили о профессиях.

В последнее время они все чаще говорили именно об этом.

Люда Васильева и Казбек Сонов вместе заканчивали в этом году среднюю школу. Оставалось выдержать только по два выпускных экзамена, пока они шли без «троек». Витя Бозиев, чернявый восемнадцатилетний крепыш и давний друг Казбека, все это уже пережил год назад и тогда же поступил на работу учеником токаря в инструментальный цех завода. Он-то знал теперь, какая профессия самая лучшая. Во всяком случае, для него. Зарплата, аккуратно приносимая матери, уважение в семье к новому кормильцу постепенно обросли неторопливой уверенностью в походке и степенностью в разговоре.

Хоть и завидовали ему ребята, но как интересно было слушать, когда Витя начинал говорить своим неустойчивым еще баритоном о работе, о заводе, о тамошних порядках: «...а у нас вот в цехе» или «нашему заводу вручили Знамя...» «Вот бы и мне, — думалось каждому, — попасть в хороший коллектив, научиться чему-то как следует, видеть результаты своего труда, переживать, радоваться...»

Четвертый собеседник — Асият, худенькая девочка, соседка Казбека, училась в профтехучилище и готовилась стать швеей. Ей нравилось кроить и вышивать, а особенно делать яркие модные блузки. Она любила, когда все вокруг красиво одеты, ну как в кино. Асият уже не мучила так сильно проблема, над которой задумались и пока не решили Люда с Казбеком. Застенчивая от природы, она лишь внимательно следила за разговором, мечтая в душе о том времени, когда все будут знать ее, Асият, как хорошего модельера, художника, способного всегда радовать людей своим творчеством.

Неподалеку от ребят разлегся огромный английский дог, верный спутник Асият. Дог вел себя спокойно. Ведь на Асият никто не кричал, ее не обижали — значит все было в порядке. Гладкая, блестящая черная шерсть, грациозные сильные ноги делали дога похожим на пантеру из городского зоопарка. Еще неуклюжим щенком попал он к Асият, и та ласкала его, растила, купала, выгуливала. Она назвала дога Другом, и пес будто понимал смысл своей клички.

Внезапно со стороны уже закрытого пневматического тира ясно донеслось:

— За что-о?! Ой!..

До тира было метров пятьдесят, а через газоны — напрямую — и того ближе. Ребята вскочили и переглянулись.

— Там кого-то бьют! Побежали! — крикнул Витя Казбеку, и они бросились на крик. За ними поспешили и девушки. Сорвался с места и Друг, своим собачьим чутьем понимая ребячью тревогу...

Сенька жил в пригороде, но ему там не нравилось. Один кинотеатр, один магазин, одна пивная при бане. Все остальное — учреждения, жилые дома да разные базы. И люди все одни и те же: кого ты знаешь, кто тебя, считай, как облупленного знает. Никак не развернуться, чтобы не заметили. Чуть только высунешь нос, выпьешь с кем или матом загнешь, тут же «доброхот» найдется, мигом до отца донесет свои ехидные выводы: «Сын-то твой, Алексеич, опять пьяненький по улице шатался, нехорошие слова прохожим раздаривал. Подучил бы ты его малость уму-разуму, чтоб имя твое честное не позорил».

А у отца рука-то — сожмет кулачище свой шоферский, так больше Сенькиной головы получается. И глаза у него в это время тяжелые, угрюмые становятся. «Хорошо, — думает Сенька, — что хоть редко видимся».

Только приедет отец из рейса, выспится, помоется и опять в дальнюю поездку на своей «Колхиде». Пристроил он своего непутевого сына на работу в автоколонну подручным к хорошему слесарю, а на большее и времени не хватает. Ну, да там Сенька — тише воды, ниже травы. При рабочих не особенно-то и покуражишься. Мигом приструнят.

А в городе Сеньке вольготно. Выпьют втроем, вчетвером, смотря сколько дружков встретится. Потом уже осмелевшие и задиристые топают на танцы, а когда тепло — на озера. Когда дружки рядом, Сеньке вроде ничего и не страшно.

Сегодня Сенька был не в духе. Да и с чего радоваться, если с аванса за прогулы вычли. Денег на руках осталось — кот наплакал. Да и те мать забрала. А без денег муторно как-то Сеньке. Он так и не знал, что можно предпринять. День-то был субботний — значит и дружки встретятся обязательно. А на что пить-гулять?

Часа два он бесцельно бродил по проспекту, пока не встретился за овощным ларьком с одним знакомым парнем, выпивавшим с ним и частенько игравшим летом в карты на пляже. Где он живет и работает ли — Сенька не знал. Помнил только, что зовут его Хачимом и без денег в кармане тот не бывает.

Хачим в это время о чем-то шептался с двумя мужчинами и протягивал им новый шерстяной пуловер. «И где он такой красивый достал, наверное, импортный», — подумал Сенька, но подходить к ним не стал и уже собрался пройти мимо в поисках более близких «корешей». Но Хачим быстро распрощался с мужчинами и сам догнал Сеньку. В руках у него вместо пуловера были зажаты четыре десятирублевки и затейливая японская зажигалка.

— А пуловер где же? — удивился Сенька.

— Вот! — И Хачим повертел деньгами перед его носом. — А ты что, купить хотел?

— Да не-ет, — растерянно протянул Сенька, боясь выдать, что у него и на пачку сигарет сейчас не найдется денег.

Отчаявшись встретить своих постоянных приятелей, Сенька сразу же согласился на предложение Хачима обмыть встречу и только что совершенную им сделку. Сеньке пришлось-таки сказать, что он сегодня без денег, но Хачим пренебрежительно махнул рукой, говоря, что на двоих им хватить должно.

Они вместе спустились к кафе у речки, обошли его, поглядывая по сторонам. Редкие посетители и прохожие не привлекли их внимания, и Хачим подошел к буфетчику. Он взял двойные хинкали, бутылку воды со стаканами и передал их Сеньке. Они поплелись рядом и сели под кустами у берега. Во взятом по пути в магазине свертке были две бутылки водки, одну из которых Хачим открыл сразу же. Первые двести граммов выпили торопясь и молча, словно боясь, что кто-то может сейчас помешать им. Чуть перекусив, Хачим налил снова и только тогда спросил, лениво и небрежно растягивая слова:

— Ты-ы сейчас чем занимаешься? Где промышляешь?

Сенька в тон ему произнес:

— Да, так себе... Старик мой заставил слесарить в автобазе, вот я и кручусь там. Скучища!

— А как с бабками? Если твой авточин на бабки переложить, сколько же ты стоишь?

— Я-то? A-а... Когда сильно пахать заставляют, да если без прогулов, то бывает и полторы сотни. А что?

— Что? Дурак ты, вот что! Это же ты, выходит, за пятерку в день рога мочишь? Полтора столешника за целый месяц? Да если ты деловой, за час можно организовать такие гроши, если не больше намного. И потеть не придется. Ну, что скажешь? Да не сиди, как остолоп. Думать — думай, да наливать не забывай. Тут тебе не ресторан с официанткой.

«Деньги! Деньги! — закружилось в опьяневшем сознании Сеньки. — Еще бы, — подумал он, — конечно же они нужны! Что за тупой вопрос? Всем нужны деньги, и он ни разу не видел, не слышал, чтобы кто-то от них отказывался. Разве что псих какой найдется, но он-то не из таких. О-о, если бы я был бабковитым», — размечтался Сенька, и эта шальная мысль кольнула сквозь пьяный гул в голове.

Между тем Хачим ждал ответа, насмешливо глядя на слегка осоловевшего Сеньку.

— Ну что, пацан, сдрейфил? Водку сосать за чужой счет намного легче, правда?

Сенька никому еще не позволял считать себя слабаком. Глаза его прищурились, заиграли желваки. Он недобро уставился на нагло улыбающегося Хачима.

— Ты что хочешь сказать? Договаривай, ну!

Видя его настроение, Хачим дружески похлопал его по плечу и добавил:

— Да мне кое-кто из ребят говорил, что ты вроде шустрый парень, вот я и решил проверить. Врут или нет?

Сеньку обидело такое пренебрежительное отношение, и он зло ответил, поморщившись от горькой отрыжки:

— Следующая выпивка за мной, так что можешь не упрекать. А дрейфить я и не собираюсь. Хоть сейчас пошли, куда надо. Хвост не покажу, не думай.

— Вот это уже другой разговор, если тюльку не гонишь! — одобрительно воскликнул Хачим. — Вот давай по этому поводу и выпьем.

Солнце уже склонилось к закату. Подувший с гор свежий ветерок приятно холодил их вспотевшие, разгоряченные лица. Выпив водку до конца и только потом запив минеральной, они забросили бутылки в кусты. Тяжело встав, поддерживая друг друга и стараясь не шататься на глазах у прохожих, Хачим с Сенькой тихо побрели к одной из главных улиц города.

Когда они подошли к автобусной остановке, солнце уже спряталось за нависшими над изломом горного хребта облаками. Они закурили, и Хачим стал присматриваться к ожидающим. Вскоре его внимание привлек полноватый, интеллигентного вида человек в элегантном плаще и очках в золоченой тонкой оправе. В руке он держал чемодан. Мужчина нервничал, поглядывал на дорогу, переминаясь с ноги на ногу.

Видя его нетерпение, стоящая рядом пожилая женщина участливо заметила:

— Видно, спешите тоже? И я как тороплюсь, обязательно ждать приходится. Как нарочно, ей-богу! А до дому чуть не час ехать...

— А я на самолет спешу, вот и беспокоюсь, видите ли, — смущенно улыбнулся ей мужчина, вновь машинально глянув на часы.

— Как раз этот-то нам и подойдет, — шепнул Хачим Сеньке, показывая на мужчину. — Видал, какие у него котлы-то мировые? Дороже твоей получки. Да и в чемодане найдется что-нибудь стоящее. На самолет спешит, значит, нездешний. Вот мы его и разгрузим, чтобы он быстрей долетел, — недобро ухмыльнулся Хачим. — Он через сквер должен будет идти, а к тому времени и темнеть начнет. Там мы его и притормозим, лады? А пока давай пристроимся за ним, не будем терять из виду. Не мохай, все будет в ажуре...

Автобус остановился и со скрипом растворил перед ними двери. Сенька равнодушно шагнул в него вслед за Хачимом.

Весь долгий путь мучился он, уцепившись за поручень, уставившись в заднее окно, стараясь никого и ничего не видеть. Все тело было охвачено предательской мелкой дрожью. Еще бы! Сенька и представить не мог себе раньше, что придется согласиться на такое. И отказаться не мог, Хачим и так косо поглядывал на него.

— Ты чего это? — шептал он в ухо. — Струсил, что ли? Дрожишь, как мокрый цуцик. А?

— Нет, — огрызался Сенька. — Просто как предстартовый мандраж у спортсменов, легкое волнение.

Хачим не поверил ни одному его слову, но удовлетворенно закивал головой.

Наконец автобус плавно прижался к остановке напротив сквера и, словно выдохнув, с шипеньем открыл двери. Увидев, что кроме них и этого элегантного курортника никто из автобуса не вышел, да и на остановке не оказалось людей, Сенька чертыхнулся в сердцах. «Значит, судьба...» — обреченно подумал он. Когда они втроем дошли до тира, мимо которого аллея вела к автостанции, Хачим быстро обошел мужчину, резко развернулся и грубо схватил его за рукав: