Детектив и политика 1991 №2

Бад Кармоди

Как только поезд покидает станцию, кондуктор должен выйти из своей кабинки и быть готовым предложить помощь тем из пассажиров, которые могут в ней нуждаться. Однако уж кому-кому, а Баду Кармоди было преотлично известно, что лишь очень немногие из его коллег соблюдают этот параграф инструкции. Большинство из них торчит в своих закутках и пялится в окно на бегущие мимо бесцветные стены туннеля. Но сам он работал совершенно иначе. Он неукоснительно следовал правилам, и, более того, ему нравилось проходить по вагонам в аккуратном мундире, отвечая с любезной улыбкой на самые тупые вопросы. Короче, он любил свою работу.

Бад Кармоди считал свою привязанность к железнодорожному транспорту наследственной. Его дядя был машинистом. Он совсем недавно вышел на пенсию после тридцати лет безупречной службы. Еще мальчишкой Бад гордился своим дядей чрезвычайно. Несколько раз по воскресеньям, когда выдавались рейсы поспокойнее, дядя брал его с собой в кабину и даже позволял трогать ручки пульта управления. Так вот и случилось, что с самого детства он твердо решил стать машинистом. Сразу после окончания школы он устроился на курсы кондукторов и водителей автобусов, и, хотя водителям платили значительно лучше, он устоял перед соблазном — его интересовала железная дорога. Теперь, отработав шесть месяцев кондуктором, он всего через сорок дней должен был держать экзамен на машиниста.

А пока он получал истинное удовольствие от своей работы. Даже период учебы был для него приятным воспоминанием: двадцать восемь дней теоретических занятий, а затем недельная стажировка под руководством опытного кондуктора. Мэтсон, который обучал его, был настоящим ветераном, которому оставался всего год до пенсии. Учил он хорошо, однако сам явно тяготился работой и был полон черного пессимизма относительно будущего железнодорожного транспорта и подземки в частности. Он предсказывал, что не пройдет и пяти лет, как подземка станет вотчиной черномазых и цветных. Мэтсон был ходячей энциклопедией всяких ужасов. Послушать его — работать кондуктором было немногим безопаснее, чем воевать во Вьетнаме. Каждый день и каждый час, утверждал Мэтсон, кондуктор подвергается риску получить серьезное ранение или даже погибнуть. Если день прошел без происшествий, считай — тебе повезло.

Многие опытные кондукторы любили рассказывать страшные истории, и хотя нельзя было сказать, чтобы Бад Кармоди во все это совсем не верил, лично у него никаких проблем пока не возникало. Нет, конечно, несколько раз пассажиры набрасывались на него с бранью, ну так это неизбежно. Кондуктор у всех на виду и виноват во всем, что бы ни приключилось. Но кроме злых взглядов да нескольких грязных словечек в свой адрес ему не пришлось пережить ничего из той серии ужасов, которые рассказывали старшие коллеги: плевков в лицо, избиений, ограблений и прочего. Их особенно возмущал подлый трюк, когда высунувшийся из своего окошка кондуктор получал по физиономии в момент отправления поезда. Таких рассказов было множество. Говорили, например, что одному кондуктору таким манером выбили глаз, другому — сломали переносицу, третьего ухватили за волосы и чуть не вытащили на ходу из поезда…

"Пятьдесят первая улица". Станция "Пятьдесят первая улица"!"

Он произносил эту фразу в микрофон ровным приветливым голосом, и ему приятно было сознавать, что его слышат во всех десяти вагонах сразу. Когда поезд влетел на станцию, он достал специальный ключ и, повернув его, подготовил к работе систему, открывающую двери. Он высунулся из окна и проследил за высадкой и посадкой пассажиров, затем закрыл двери сначала в хвостовой части состава, затем — в головной, проверил по световым индикаторам, все ли двери закрыты и блокированы. Когда поезд тронулся, он снова высунулся из окна на несколько секунд (как велела инструкция), чтобы убедиться, что все в порядке. Это было как раз то, чего не делали большинство ветеранов, боявшихся получить удар по лицу.

"Гранд Сентрал"! Следующая остановка "Гранд Сентрал"!"

Он вышел из своей кабинки и облокотился о дверь аварийного выхода. Он стоял со скрещенными на груди руками и разглядывал пассажиров. Это было его излюбленное развлечение. Он устраивал себе игру, стараясь угадать по внешности и манерам пассажиров, как они живут, где и кем работают, сколько получают, куда направляются. Иногда это было легко — мальчишки-рассыльные, домашние хозяйки или секретарши, пенсионеры. Но с другими, особенно с теми, что классом повыше, задача была куда сложнее. Хорошо одетый мужчина мог быть и преподавателем, и адвокатом, и коммивояжером, и бизнесменом. Вообще-то, за исключением часов пик в его поезде редко попадались представители обеспеченных слоев общества. Компания, в которой он служил, была самой бедной из трех, обслуживающих нью-йоркскую подземку. Ему трудно было понять почему. Может быть, все дело в том, через какие кварталы пролегает линия? Однако проверить это предположение не представлялось возможным.

Вагон раскачивало, и ему приходилось балансировать, чтобы сохранять равновесие, что, честно говоря, ему тоже нравилось. Он чувствовал себя моряком на палубе корабля. Широко расставив ноги, он стал разглядывать мужчину, сидевшего прямо против его кабины. Внушительная фигура. Потрясающе широкая, хотя особенно высоким его не назовешь. Седые волосы… Вполне прилично одет, на нем темный плащ и новая шляпа, ботинки тщательно начищены, и он, конечно же, не какой-нибудь рассыльный, хотя и везет с собой здоровенную цветочную коробку. Видимо, просто купил кому-то цветы и решил вручить их лично. Впрочем, судя по внешности, никак не скажешь, что такому часто приходится покупать цветы. Ну да разве можно узнать содержание книги по цвету обложки? Этим жизнь и интересна. Он может оказаться кем угодно: профессором колледжа, поэтом…

Поезд начал замедлять ход, и Бад, отложив решение интересной загадки, вернулся в свою кабинку.

"Станция "Гранд Сентрал", пересадка! Станция "Гранд Сентрал"!"