Связанные

Между отдыхом и плотными приемами пищи, Гермиона училась у Антонина магии без палочки. Она пылко вытягивала руку, произнося заклинание, а Долохов лишь подтрунивал над ней и бил по пальцам, говоря, что она работает с магией как маггл. И показывал изящное шевеление пальцев, аккуратный поворот кисти.

— Веди рукой почти так же, как если бы держала палочку, а не маши, словно отгоняешь комаров.

— Я и не машу, — огрызнулась Гермиона, которую задевал поучительный тон Долохова, его издевки и снисходительный взгляд.

Ее, вообще-то, никто никогда не поучал, потому что она была лучшей на курсе. Всегда была. И все у нее получалось достаточно быстро, при должных усилиях. А здесь… все было так сложно. И то и дело, поглядывая на Долохова, который, зажав в зубах травинку и чуть откинув голову, с язвительной улыбочкой на губах наблюдал за ее действиями, она раздражалась еще сильнее и переставала совсем чувствовать магию.

Антонин жутко ее бесил, но был тем огнем, к которому она летела, как мотылек. Он выводил ее из себя, но по-своему оберегал. Держал на расстоянии, но был тем, кто будил ее ночью от жутких снов и прижимал к себе, согревая.

Сны очень беспокоили Гермиону, и хоть Хозяина леса она в них больше не видела, но белый туман и тихий, темный лес пугали не меньше. Она бродила и плутала в чаще, не в силах из-за тумана разглядеть тропу. И Гермиона явно ощущала чужое присутствие, кто-то наблюдал за ней и страх сильнее закрадывался в сердце, и, казалось, что ее спина не защищена, и некому было прикрыть ее. И каждая нечисть могла напасть сзади и застать врасплох.

А однажды она увидела его. Антонина. По крайней мере, ей казалось, что это Антонин. Его лицо постоянно смазывалось, но она могла уловить знакомые черты. Он стоял поодаль и протягивал ей руку, а она не могла до него дойти. Он был совсем близко, но в то же время, как бы она ни пыталась догнать и схватить его руку, каждый раз ей мешал Долохов из реальности, что будил ее, когда она совсем холодела.

Он бесцеремонно хлопал ее по щекам, заставляя прийти в себя, растирал ее руки, которые Гермиона почти не чувствовала, а потом отпаивал чаем на травах, обнимал и долго не давал уснуть. А Гермиона только и мечтала о сне, но он был короткий, нестабильный и затягивающий в свои кошмары. И полноценно отдохнуть не получалось.

— Что тебе снится? — однажды спросил Долохов, когда ему в очередной раз сложно было ее разбудить. И когда Гермиона подробно описала свой сон, он кивнул и добавил: — Знаешь, что ищешь?

— Не знаю, — покачала головой, — но, мне кажется, если я добегу до тебя, то все станет хорошо.

Он вскинул бровь, и его губы дрогнули.

— До меня?

— Я плохо помню это после пробуждения, но почему уверена, что это ты. По крайней мере, я просыпаюсь с таким ощущением.

Антонин встал с постели и, открыв дверь, прикурил и прислонился к косяку, глядя на залитую солнцем поляну. Выдохнув дым, немного прищурился и после недолгого молчания, как-то тяжело вздохнул. Гермиону это насторожило, и она подошла к Антонину, положила ладошку на плечо и заглянула в глаза.

— Что тебя беспокоит?

Долохов усмехнулся и покачал головой:

— С чего бы начать, Грейнджер, — язвительно протянул он, и Гермиона хотела было обнять его, поддержать, но вдруг вспомнила, что вся эта идея изначально принадлежала ему. Он больше чем она предполагал, что их ждет, и все равно притащил сюда обоих. Ну, честно, она притащила, но заварил все это Долохов. И она себя остановила. Нет, не заслуживает он поддержки, а у нее все мысли перепутались в этом месте. И Гермиона сделала шаг назад, отпустив его, но Антонин обвил широкой ладонью ее талию и притянул к себе. Наклонил голову и зарылся носом в ее торчащие во все стороны кудри, провел кончиком носа по щеке, дотронулся губами до лба и цокнул раздраженно: — Ты опять холодная.

Он выпустил ее и, выбросив сигарету, принялся натягивать штаны.

— Ты куда? — встревоженно спросила Гермиона, раздумывая, то ли ей тоже одеваться. Если Долохов пойдет в лес, здесь она одна не останется.

— Выпей пока чаю, маленькая, и ложись в постель. Я знаю, что тебе поможет, — бросил Антонин, не глядя на нее и, не удосужившись надеть рубашку, вышел из дома.

Через пару часов Гермиона с легкой паникой смотрела, как из открытой двери бани валит густой черный дым. Она хотела было уже броситься внутрь, чтобы вытащить Долохова, но морщась от дыма, он и сам вышел и выглядел при этом очень довольным.

— Мерлин, ты решил спалить баню Сварога? — встревоженно поинтересовалась она, размышляя, то ли бежать за ведром воды, то ли полюбоваться.

Долохов фыркнул и, с легкой улыбкой походя к ней, ответил:

— Не сегодня, — он приложил пальцы к ее лбу, и легкая тень пробежала по его лицу, но он больше ничего не сказал и отправил ее домой.

Как бы Гермиона не отнекивалась и не отбрыкивалась от бани, Долохов утащил ее на руках и был настолько неумолим, что ей пришлось подчиниться, скрипя зубами. Голова кружилась от жара, дышалось тяжело, но, казалось, что он проникал под кожу, в самую глубину ее ослабленной души. А горячий воздух, который был пронизан смолистым ароматом сосны, по мере привыкания заставлял все более жадно вдыхать полной грудью.

Но самым волнующим опытом оказалась порка. Точнее, Антонин называл это лечением, но Гермиона склонялась к мысли, что он просто ее путает. Долохов заставил упереться руками в полок, чуть опустив голову, а сам достал запаренный в горячей воде невероятно ароматный березовый веник и, стряхнув с него горячую воду, сначала ласково похлопывал им, поглаживал, а когда Гермиона расслабилась, так огрел им ее нежную спину, что она возмущенно вскрикнула и сделала попытку прекратить подобную экзекуцию, но, впрочем, безуспешно.

— Это полезно, Грейнджер, — заверял он ее, но таким ехидным голосом, что Гермиона очень сомневалась в какой-то пользе для себя, зато точно могла сказать, что удовольствие он от этого получает просто колоссальное.

А потом, отбросив чертов веник, которым Гермиона планировала так же его «полечить», он обхватил ее за талию, заставил прогнуться в пояснице и резко вошел на всю длину, вырывая низкий грудной стон.

И вот сейчас, ближе к вечеру, уставшая, прогретая до костей и разморенная удовольствием, она лежала, с трудом шевелясь. Антонин перебирал ее мокрые кудряшки, пуская волну мурашек по шее и позвоночнику и, закрыв глаза, она с легкой улыбкой запоминала этот момент.

— Если хочешь поспать, то у тебя есть пара часов, — заметил он, склоняя голову и целуя ее голое плечо. Борода щекотала нежную кожу, и Гермиона невольно дернулась.

— Расскажи, кто это, Тони… — прошептала она и, повернувшись, заглянула в глаза. Его взгляд едва заметно потемнел, когда она назвала его сокращенным именем, Гермиона знала, что ему нравится. Ей и самой нравилось, но она старалась избегать этого, ведь так легко можно было забыть все за этим желанием. — Лучше знать, чем…

— Все тебе неймется, — скривился Долохов и, запустив ладонь в ее волосы, оттянул назад голову, накрывая ее собой и зарываясь носом в место под ушком. Втянув ее запах, он прикусил нежную кожу, а потом, зависнув на локтях над ней, посмотрел в лицо. — Покойника к нам с тобой прислали…

По телу Гермионы прошла холодная дрожь и, глубоко вздохнув, она постаралась собрать всю свою волю в кулак, чтобы не начать паниковать от ужаса и неверия.

— Ты имеешь в виду инфернала? — сдавленно спросила она, не замечая, как сильно сжимает руки Антонина.

— Нет, маленькая, — Долохов задумчиво поглаживал ее щеки, разглядывая веснушки. — Это заложный. Тот, кто умер не своей смертью раньше положенного срока. И нет ему покоя ни там, ни здесь.

— И говоря: «прислали», ты имеешь в виду, что это Сварог? Разве ими можно управлять?

— От долга Сварогу не избавит даже смерть. Пока не отслужит положенный срок, не будет ему покоя.

— Господи, — прошептала она, закрывая глаза. — И что он может сделать? На что он способен?

— Сделает тебя заложной, если доберется, — небрежно ответил Антонин, а заметив, как расширились ее глаза, добавил: — Главное, не дай коснуться себя. Они и так сводят людей с ума, приходя к ним каждую ночь, а если коснутся, то не будет шанса вырваться. Но они боятся солнечного света и огня. Так что, как только встает солнце, они уходят.

— Тони… — Гермиона, сдвинув брови, посмотрела на него. — Но неужели Сварог хочет нашей смерти? Столько тяжелых испытаний, в которых мы чудом остались в живых. И теперь этот заложный…

— Я не знаю, Гермиона, — поднявшись на руках, Долохов встал и прошел к столу, чтобы взять сигареты. — Его не было здесь до определенного момента. Это не случайно. А зачем именно он приходит, я проверять не хочу… Хочет ли Сварог смерти нашей до обряда или это какой-то допуск к обряду, черт его знает.

Гермиона резко вскочила, так пронзила ее ужасная мысль. Она с таким испугом посмотрела на Антонина, что он напряженно замер с сигаретой во рту, не донеся до рта зажигалку.

— Откуда он узнал голос Гарри и Рона? — севшим голосом произнесла она, часто заморгав.

Долохов заметно расслабился и прикурил, а потом, выдохнув дым, жестко сказал:

— Не надо здесь сырость разводить, маленькая. Три дня осталось. Эти три дня ты будешь думать только о том, чтобы дожить до обряда, поняла меня? — он дождался неуверенного кивка, а потом продолжил: — А вот когда выберешься, тогда и будешь переживать о своих идиотах… или оплакивать.

Он вышел из дома, оставив ее наедине со своими мыслями и бушующими эмоциями. Страх поглощал все рациональные мысли, толкал на необдуманные поступки, но где-то краем своей разумной части, она понимала, что Долохов прав — осталось три дня. И в эти три дня они не имеют права ошибиться. Гермиона быстро вытерла пару сбежавших слезинок и глубоко вздохнула, беря себя в руки.

Три дня.

Надо потерпеть.

* * *

Гермиона не знала, помогла ли ей баня или «лечение» березовым веником, но на следующий день она проснулась, чувствуя себя почти здоровой. Ночь была, как и всегда беспокойной, но к утру все стихло, вся нечисть попряталась, и они с Долоховым уснули, вымотанные за последние дни беспорядочным сном.

Снова идти в лес Гермионе не хотелось от слова совсем, но она понимала, что не готова остаться одна, а Антонин рвался увидеть обрядовое место. Для него было важно исследовать его, чтобы не было потом сюрпризов. И вот снова уже такой знакомый путь по каменистой тропе с выступающими корнями деревьев с постоянным набором высоты. В этот раз Гермиона не позволяла себе витать в облаках, тупо следуя за Долоховы, теперь она была начеку. И когда они сделали привал, потому что у Гермионы дрожали ноги, и присели на камни, она осмотрелась и заметила:

— А что будет, если мы не найдем цвет папоротника? Это ведь легенда, нет ни одного доказательства, что он существует…

Долохов хмыкнул, отпивая воду из бутылки.

— О, он очень даже существует.

Гермиона скептически выгнула бровь и протянула руку, чтобы взять у него воду. Сделав несколько глотков, она снисходительно добавила:

— Хорошо. Допустим, он существует. Но как мы его найдем? Куда бы мы ни пошли, в этом лесу — папоротник повсюду. А у нас в распоряжении самая короткая ночь.