Связанные

ЧАСТЬ 6. Страшен гость, в его теле жизни нет

— Идем со мной!

Он снова тянул к ней руки, обволакивал холодом, путал мысли и касался. Обжигающе-холодные пальцы делали больно. А отовсюду, словно эхо, ему вторило множество голосов:

— Идем со мной! Идем со мной!

И она бежала. Сквозь туман и лес. Прочь. Да только убежать не получалось.

— Нет!

Гермиона закричала и резко проснулась. Нервно дернулась, крепко сжав в кулачке край одеяла и пытаясь восстановить дыхание. Сердце бешено долбило в грудь, словно она только что пробежала стометровку.

Порывисто сев, Гермиона придержала одеяло на груди и осмотрелась. Свечи не горели, а сумрачная темнота расползалась от углов, погрузив комнату в густую темноту. Антонин стоял у окна и, обернувшись через плечо, бросил на нее испытывающий взгляд. Гермиона не могла рассмотреть, что написано на его лице, но поза говорила о напряжении.

— Оденься, — грубо приказал он и отвернулся.

Гермиона моргнула пару раз и поджала губы. Конечно, «оденься» — это все, что он может ей сказать после того, что между ними было. Какой же этот Долохов… невыносимый. Она скривилась, когда, спустив ноги, почувствовала тянущую боль внизу живота. Что ж, не так она себе представляла свой первый раз, но жаловаться точно не собиралась. Гермиона растерянно всмотрелась в темноту, пытаясь понять, куда Антонин мог зашвырнуть ее белье и платье, но, так и не найдя их очертаний на полу, вытянула руку и сделала попытку призвать вещи:

— Акцио платье.

Ничего не произошло ни с первого раза, ни с пятого. Долохов у окна только раздраженно цокнул, а потом вытянул руку и в нее скользнула ее одежда.

«Выпендрежник», — подумала Гермиона, удивившись и почувствовав невольное восхищение, что ему даже не потребовалось произносить заклинание, а когда он швырнул платье в нее, в мыслях добавила: — «Козел».

Стоило ей встать, а половицам под ногами скрипнуть, как рядом с домом кто-то пробежал. Гермиона испуганно замерла. Это было жутко. Бег словно начался и закончился за пару шагов, словно кто-то резко появился, а потом растворился в воздухе. Как… призрак.

Она испуганно взглянула на Антонина и увидела, что он медленно достал кинжал, мимоходом поиграв с ним пальцами, словно его забавляло ощущение опасности, которая над ними нависала. Не теряя больше ни минуты, Гермиона торопливо оделась и, осторожно ступая по половицам, которые они с Антонином отметили, как безопасные, приблизилась к нему.

— Гермиона!

Послышалось прямо за дверью, и ее прошибла холодная дрожь.

Опять Гарри!

Сердце бешено заколотилось. И голос такой настоящий, не искаженный, словно это и правда Гарри.

Нет-нет, конечно, это был не Гарри. Точно не Гарри.

И кто бы это ни был, их от него отделяла только тонкая деревяшка.

Она замерла и похолодела, неотрывно глядя в темноту, когда услышала, что кто-то вплотную подошел к двери. Хриплое дыхание нарушало тишину, а волоски на затылке зашевелились. Она дернулась и едва не закричала от ужаса, услышав, зловещее шкрябанье. Словно одним острым когтем кто-то пытался сделать засечку. Медленно, пугающе. Она закрыла рот обоими ладошками, чтобы не издать ни звука, но дыхание перехватило, и от всепоглощающего кошмара подкатили слезы. Расширившимися от страха глазами она смотрела на Долохова, который стоял перед дверью, готовый драться, а она стояла за его спиной и была совершенно безоружна. Даже акцио не смогла исполнить без палочки. И кинжал потеряла.

Чувствуя, как ее трясет от страха, она сделала шаг к Антонину и схватилась за его рубашку. Он обхватил ее сзади за шею под затылком и склонился, губами касаясь волос.

— Маленькая, сейчас не время мешать мне, — прошептал он, дыханием щекоча ее ушко, — если страшно — забейся в угол.

Снова шаги. Они напряженно замерли. Гермиона прислушалась. Это один человек… или не человек. Шаги всегда звучали так, как будто кто-то один ходит вокруг их дома.

Но их с Антонином двое!

Они точно могут справиться с ним, кто бы это ни был.

Наступила тишина, а потом в ночной тиши послышался противный скоблящий звук, но теперь уже по стеклу. Дрожь прошла по всему ее телу, и рука Долохова скользнула по спине в знак поддержки. Это нечто резко метнулось в сторону, топая нечеловечески тяжело, а потом с силой ударилось в дверь, отчего она пошатнулась, а петли жалобно скрипнули.

— Гермиона! Гермиона! Гермиона! Гермиона!

Истошно завопило оно за дверью. Голос Гарри, истерически орущий ее имя, постепенно превращался во что-то тягучее, рычащее, ненормальное, а в дверь снова ударилось что-то тяжелое.

Гермиона задрожала, отступая назад, но Долохова не отпустила и потянула за собой. Уверенность, что они справятся, сразу испарилась. Антонин выругался. Перехватил ее руки, взяв в свои, чтобы убрать их от себя, оттолкнуть Грейнджер и не пропустить момент, если оно ворвется к ним. Их ладони соприкоснулись. Через тело, словно ток, прошла мощная энергетическая волна. Оба замерли, когда магия разноцветной вспышкой закружила вокруг них.

— Ты тоже это видишь? — шепотом выдохнула Гермиона, оглядывая их и от потрясения даже позабыв про страшного гостя.

Долохов выглядел не менее удивленным. Но без лишних слов взял ее вторую руку и вспышки усилились. А потом он закрыл глаза, и Гермиона почувствовала, как шевельнулись его пальцы, усилилось давление магии, и вдруг в окнах она увидела пламя, окружившее хижину и яростный визг, резко оборвавшийся через несколько секунд.

И все стихло, но Долохов не отпускал ее руки, держа их в своих, и не открывал глаз. Его пальцы иногда шевелились, словно рисуя какой-то узор на ее коже, и Гермиона завороженно смотрела в его лицо, следила за эмоциями и понимала, что он колдует. Это пламя — его магия.

Прошло несколько минут, прежде чем он открыл глаза. Его радужки подсвечивались внутренним светом и выглядели неестественно. Он посмотрел на нее, а потом на их руки.

— Мы никогда не держались за руки? — невзначай спросил он, словно вспоминая.

— Нет, — прошептала Гермиона, все еще ошарашенная происходящим.

Страх уступил место удивлению. Стало понятно, что огонь прогнал незваного гостя, кем бы он ни был. И то, что происходило сейчас между ними, было чем-то поистине волшебным.

Долохов разжал пальцы и выпустил ее ладони, и магия словно потухла. Она стала обычной, той, что Гермиона видела вокруг себя и Антонина постоянно. Наблюдая, он снова взял ее руки в свои, и вернулись яркие всполохи. Это напоминало самую первую их встречу, когда магия потянулась друг к другу в зале суда.

— Ничего себе, — пролепетала Гермиона и восторженно осмотрела светящиеся линии. — Ты знал об этом?

Долохов фыркнул и выпустил ее руки из своих, отвернувшись и наклонившись к окну:

— Если бы знал, держался бы с тобой за ручки чаще, — издевательски протянул он, оглядывая территорию, где медленно угасал магический огонь.

Гермиона, снова вспомнив о тех минутах ужаса, что довелось им пережить совсем недавно, передернула плечами и тихо спросила:

— Он ушел?

— Пока что ушел.

— Кто это, Антонин?

— Не знаю.

— Но у тебя есть догадки?

— Есть. И они тебе не понравятся, — Долохов снова обернулся к ней и, взяв под локоть, подвел к двери. Гермиона удивленно посмотрела на него, но он был сосредоточен. — Положи руки на дверь, — скомандовал он, и Гермиона послушалась и приложила ладони к прохладному дереву. — Вот тебе деревяшка, Грейнджер, — хмыкнул он, став сзади совсем близко и шевеля дыханием ее кудряшки на висках, — а теперь, направь в нее свою магию…

Гермиона закатила глаза.

— Но дело не только в деревяшке, самое важное…

— Тс-с, тихо, — прошептал он и положил свои руки поверх ее, и мысли Гермионы совсем не к месту понесли ее в другом направлении. — Магия в тебе. Помнишь?

— Но магический поток направляется благодаря…

— Молчи, — снова тихо, но настойчиво повторил он ей на ухо, провел носом по щеке и прикусил мочку, — выключи свой мозг, Гермиона.

О, это было нетрудно, когда он прижимался к ней всем телом и шептал на ухо, пуская мурашки по телу. Думать, определенно, становилось тяжелее.

— Магия бывает разная, и черпать ее можно отовсюду, — продолжил Долохов, касаясь губами нежной кожи на щеке. Он переплел с ней пальцы, крепко сжав ее руки в своих кулаках. — И выражаться она может в чем угодно, — Гермиона снова почувствовала дрожь от объединения их магии и прикрыла глаза, а Антонин продолжал, словно змей искуситель, шептать ей о волшебстве: — Можно обратиться к стихиям, ведь магия — продолжение сил природы. Огонь получить легче всего. Это ты можешь и без палочки, если захочешь. Даже дети справляются с этим. Но сейчас, — он сильнее сжал руки, — закрой глаза. — Гермиона подчинилась, но мысли о магии упорно ускользали, уступая место приятным и будоражащим сознание прикосновениям Антонина — теперь, когда опасность отступила, она слишком расслабилась. — Говори со мной. Протего максима.

— Протего максима.

Она повторяла и повторяла за Долоховым защитное заклинание и чувствовала магию, она словно колыхалась на ее призыв, но в отличие от того, в какой поток она превращалась, когда у Гермионы было древко, сейчас это было похоже на попытку собрать воду в ладошки. Она чувствовала ее, вбирала, но не могла удержать и направить.

Через несколько мгновений пространство всколыхнулось, и дом оказался под полупрозрачным куполом защитных чар, а Гермиона почувствовала себя невероятно уставшей, хотя понимала, что наколдовал его Антонин, а не она. Она разочарованно выдохнула и опустила голову, прижавшись лбом к двери.

Долохов выпустил ее руки и обвил талию, крепко сжав.

— Пошли, — сказал он и потянул ее к кровати.

— Подожди, Антонин, спать нельзя. Он может вернуться.

Долохов громко фыркнул и чуть сильнее толкнул ее вперед.

— Кто сказал, что мы будем спать, маленькая?

* * *

Теперь их подъемы стали позже, потому что до самого рассвета никто из них не спал. И совсем не по той причине, по какой хотела бы Гермиона. Ночью стало неспокойно. Даже с защитным куполом, который не внушал большого доверия из-за всего лишь одного охранного заклинания, она слышала треск ветвей, доносившийся шепот сквозь шелест листвы и боялась в очередной раз услышать голос Гарри или Рона. Это было страшнее, чем все, что с ней здесь приключилось. Потому что боялась представить, откуда этому существу известны голоса друзей. И гнала эти мысли прочь.

Так прошли несколько дней и седьмое июля неумолимо приближалось. Долохов терпеливо давал ей время отдохнуть, потому что видел, что это необходимо. Становилось все более понятно, что встреча с Хозяином леса не прошла бесследно. Что-то в ней сбилось, болело, требовало какого-то лечения. Но лечения не было, она была бессильна без нужных ингредиентов и без палочки. И помогал лишь постоянный отдых, горячие травяные чаи и объятия Антонина, на которые он был, в силу своего скупого характера, не слишком щедр.

Ее светлая и чистая душа, над которой так часто издевался Долохов, теперь превратилась в холодный безжизненный камешек, который согревался, только если его подогреть извне. И Гермионе это не нравилось. Она еще никогда в жизни не нуждалась в тепле настолько, насколько требовалось оно ей сейчас. Простое физическое тепло.