Связанные

Да и его тело, к которому он прижимал ее, дарило неожиданное тепло внутри, что приводило Гермиону в легкое замешательство. Видя ее растерянность, Долохов потянул ее к столу.

— Пошли.

Не говоря ни слова, Гермиона двинулась за ним и села на стул, вдруг почувствовав себя голодной, что было совсем неудивительно — она не ела с утра. Да и утром едва перекусила, взволнованная их совместным тесным пробуждением. Это казалось таким давним, тогда все было иначе.

Антонин вернулся к кровати и, захватив одеяло, накинул его ей на плечи. Потом поставил закопченный чайник на печь, предварительно убрав камфорный кружок, достал еду, разложил ее и поставил на стол какую-то бутылку с прозрачной жидкостью. Гермиона наблюдала за ним отрешенно. После эмоционального взрыва пришло опустошение.

— Ты должен был меня предупредить, — негромко, но решительно сказала она, глядя на веселое пламя сквозь плохо затворенную дверцу печи. — Что заметил, как мы пришли в ловушку. Ты должен был это сказать мне.

— Да, — небрежно согласился он, продолжая нарезать хлеб крупными кусками. — Но ты бы начала паниковать, а я наблюдал за лесом. Не подумал, что ему нужна только ты.

— А когда понял, решил, что это допустимая плата, — грустно усмехнулась Гермиона и покачала головой. — Так вот что ты имел в виду тогда, Антонин, говоря про жертву и возможность жить для другого? Теперь я увидела, как это работает. И давно ты решил меня принести в жертву?

Ее голос снова задрожал, когда она посмотрела на него, задавая вопрос. Долохов вздохнул.

— Ты такая наивная, Грейнджер, — он пододвинул к ней хлеб, овощи, сало, запеченные грибы и сыр, потом достал две рюмки и, откупорив бутылку, разлил в них жидкость. — Пей.

— Что это?

— Водка, — ответил он и сел рядом с ней, пронзая ее темным взглядом.

— Я не пью, — отмахнулась Гермиона, но Антонин настойчиво придвинул к ней рюмку.

— Пей, — повторил тоном, не терпящим возражений.

Гермиона поднесла рюмку к носу — пахло отвратительно с непривычки. Но она сделала большой глоток, и тут же горло обожгло, дыхание перехватило, а на глазах выступили слезы. Она закашлялась. Антонин заботливо подсунул ей под нос кусок сыра, и девушка скорее закусила, пытаясь снова дышать.

— Мерлин, — сипло проговорила Гермиона и услышала его тихий смех.

Она хотела было уже начать возмущаться тем, что он поит ее какой-то гадостью, но в груди неожиданно так потеплело, что Гермиона прикусила язык, но недопитую рюмку пока отставила. Молча наблюдала, как Антонин одним махом опрокинул в себя ядреную жидкость и даже не поморщился.

— Твоя проблема, маленькая, в том, что ты думаешь, что я похож на кого-то из твоих дружков, — вдруг начал Долохов, прямо посмотрев на нее, без тени насмешки или веселья в голосе. — Наделила меня качествами рыцаря или чертового спасителя, хотя я не сделал ничего, что заставило бы тебя так думать…

— Ты обещал вытащить меня, — слабо напомнила она, но он чуть улыбнулся уголком губ.

— Если ты доживешь до обряда, — парировал он, а потом поморщился: — Я не собирался приносить тебя в жертву, что за бред, но я и не обещал, что буду бездумно рисковать своей жизнью ради тебя. Ты видела его? Хозяина. Ты всерьез думаешь, что любой человек в здравом уме побежал бы в его сторону просто, чтобы спасти кого-то?

— Я бы побежала… — горячо заявила она.

— Потому что ты дура, — перебил он ее жестко, и желваки напряженно двинулись под кожей. — Ради кого бы ты побежала? Ради меня? Тогда ты еще более глупа, чем я думал.

Гермиона вспыхнула. От смущения и от злости на Долохова за то, что он всего парой слов может обесценить все ее благородные порывы, высмеять их и отмахнуться, как от надоедливого жужжания.

— Я не привыкла разбрасываться людьми, и пусть ты лишь незнакомец, с которым меня связала чертова магия, видимо, решив поглумиться, я бы приложила все усилия, чтобы спасти тебя, Антонин, что я собственно и сделала. Потому что это правильно! — яростно заявила Гермиона и, схватив рюмку, допила оставшуюся жидкость, сразу же заедая салом с хлебом. Прожевав, она снова посмотрела на него и выплюнула, скривившись: — И да, пожалуйста, Долохов. Была рада поплавать с русалками, вытаскивая твою похотливую задницу с того света.

Антонин раскатисто рассмеялся, откинув голову. А Гермиона лишь крепче сжала челюсти, чтобы не сказать ничего лишнего, потому что, видит Мерлин, у нее было совсем не то настроение, чтобы поддерживать это безудержное веселье. Она с мрачным спокойствием наблюдала за тем, как он смеется над ней, а потом снова наполняет их рюмки водкой.

— Грейнджер, мне на это даже сказать нечего, — Антонин пододвинул к ней рюмку и чуть подался вперед, так что их колени соприкоснулись, а его глаза стали так близко, что она снова рассмотрела в их хвойной зелени золотые вкрапления. — Ну разве что… больше так не делай.

Гермиона сверкнула острым взглядом и отвернулась, разрывая зрительный контакт. Взяла стакан с водой и отхлебнула.

— Да уж не буду. Пусть тебя хоть кто утащит… хоть кто.

Она говорила это, не глядя на него, а гипнотизируя взглядом стену. Ей было неприятно признавать, что ее так сильно задела вся эта ситуация с Антонином. Она совсем запуталась. Здесь все было иным, даже ее отношение к миру изменилось. Если бы кто-то сказал ей раньше, что человек может измениться за неделю, она бы посмеялась ему в лицо. А теперь, она чувствовала это в себе. Изменение, которое селило смятение внутри.

Гермиона вздрогнула, почувствовав прикосновение теплых пальцев к здоровой щеке. Антонин убрал ее волосы, заправив прядь за ухо. Они теперь беспорядочно падали на лицо, потому что ее волнистые локоны, обрезанные по плечи, делали из нее смешного одуванчика и контролю совершенно не поддавались. Гермиона медленно повернула голову, встречаясь взглядом с его темными глазами.

— Правильно, маленькая, — негромко произнес он с легкой хрипотцой в голосе, которая против воли пустила мурашки по ее телу, и она порадовалась, что укутана в одеяло, и он не видит этого. — Думай о себе.

Большим пальцем он поглаживал ее щеку, задумчиво скользя взглядом по заострившимся чертам лица, после сегодняшних испытаний и скудного аппетита последних дней. Он гладил именно ту щеку, по которой ударил ее. И это Гермиона тоже не могла забыть. Она дернула головой, уходя от прикосновения.

— Я имела глупость забыть, кто ты, Долохов. Больше такого не повторится. Я до сих пор чувствую свою ошибку тут, — она указала на щеку, но раскаяния в глазах Антонина не увидела. Он чуть улыбнулся, одним уголком, а потом осушил стоявшую на столе рюмку.

— Ты не могла успокоиться, а нам надо было убраться из леса до темноты. Или ты хотела еще несколько незабываемых встреч?

Гермиона не желала слушать его, не желала оправдывать.

— И бить женщин — это, по-твоему, лучший способ их успокоить?

— Если женщина истерящая дура…

Да сколько можно зазывать ее дурой? Гермиона пыталась сдержаться, но его слова так задели ее, что она вскочила, расплескав воду из бокала и, громко поставив его на стол, хотела было уйти, но Долохов преградил ей путь.

— Сядь.

— Еще раз назовешь меня дурой…

— Сядь, — повторил он и толкнул ее назад.

Гермиона тяжело дышала, одолеваемая гневом. Но села, и он заботливо укрыл ее спавшим на пол одеялом.

— Если мне придется ударить тебя еще раз, чтобы спасти твою жизнь, я сделаю это, — спокойно проговорил он, наблюдая, как дрожащей рукой Гермиона берет рюмку и делает большой глоток, морщась. — Несмотря на свое довольно эмоциональное поведение, ты сегодня держалась отлично, не каждый мужчина бы смог преодолеть то, что ты сегодня преодолела.

Гермиону возмущал тот факт, что он не поблагодарил ее, не извинился ни разу за содеянное, но услышать из его уст такую похвалу оказалось неожиданно приятно. Глаза снова заслезились от водки, но Гермиона заела обжигающую горечь запеченным грибом и, не глядя на него, протянула руку к бутылке и налила себе еще жгучего напитка. Ей понравился жар, растекающийся в груди, и чуть полегчавшая голова. Напряжение немного спадало. Она посмотрела на него и хмыкнула.

— Не утруждайся, Долохов, я знаю, что ты делаешь…

Он вскинул бровь, ехидно улыбнувшись.

— Удиви меня, — сказал он и осушил свою рюмку.

— Ты испугался того, что сегодня почувствовал. Ты спас меня только потому, что испугался за свою жизнь. Но знаешь, чего не сказал тебе Сварог? То, что ты чувствовал… то болезненное ощущение — лишь предвестник разрыва. С тобой бы ничего не случилось, — Гермиона победоносно вскинула подбородок, с превосходством глядя на него, — а я спасла тебя, даже зная это, даже зная, что я буду свободна, когда тебя не станет.

Долохов задумчиво посмотрел на нее, чуть склонив голову. В его взгляде что-то неуловимо изменилось. В темных радужках Гермиона больше не видела насмешки.

— Это были испытания, — вдруг сказал он. — Те, о которых он говорил.

Гермиона вмиг посерьезнела и прищурилась. Ее плавающий в хмельной неге мозг заработал.

— Если это так, — медленно произнесла она, размышляя, — каков результат? Можно считать, что мы прошли их? Ты, конечно, едва не завалил, но в общем и целом…

— Я думаю, это еще не конец.

Повисла тишина, в который явственно слышался треск деревьев и звук начавшегося дождя, бьющего по старому шиферу, которым была накрыта хижина.

— И мне так кажется, — наконец задумчиво произнесла Гермиона, откидываясь на спинку стула и убирая одеяло, потому что уже согрелась. — Даже боюсь представить, что нас может поджидать еще.

— Он пытался нас разделить, — протянул Антонин, наблюдая, как Гермиона расслабленно вытягивает ноги и аккуратно кладет их на край его лавочки, стоящей напротив, не задевая его.

— Подсунул тебе записку, зная, что для тебя этой информации будет достаточно, чтобы бросить меня, но не рассчитал, что ты слишком сильно печешься о собственной шкуре, — Гермиона презрительно хмыкнула, а потом продолжила: — А мне показал твои гадкие мысли, чтобы я увидела, что ты не стоишь спасения. Так что у него почти получилось разделить нас.

Антонин чуть наклонил голову, испытывающе скользя взглядом по ее лицу.

— Почти?

— Почти, — нехотя подтвердила Гермиона.

Как бы она ни злилась и сколько бы обида ни бурлила в ее душе, она понимала, что ей придется держаться Долохова. Конечно, она не будет такой глупой, чтобы так безоглядно доверять ему снова, но выбраться отсюда можно только вместе.

— Но это лишь доказало мне, что у тебя своя игра и у Сварога своя. Вы играете друг с другом. А я просто оказалась втянута в это, верно? Ты подстроил наш приезд сюда, да?

Долохов хищно улыбался, не отрывая пристального прямого взгляда от ее лица.

— Небрежно брошенная книга о языческой магии, случайно оброненное имя, доводы против, которые лишь убеждали тебя в силе колдуна и от которых твоя вера в него лишь росла, немного актерского мастерства и сопротивления, чтобы было больше похоже на правду, и вот мы здесь, Грейнджер.

Гермиона ошарашенно молчала, пытаясь осознать своим уже нетрезвым мозгом весь масштаб растянутой для нее сети.

— Почему? — хрипло выдохнула она, снова ощущая себя глупенькой маленькой девочкой.