Пустой дом

Тот пожал плечами и сделал глоток виски.

— Ты ведь понимаешь, что это весьма условное разделение? — Уилсон кивнул на стакан в его руке.

Хаус только усмехнулся. Но стоило Джемсу отвернуть голову, как его взгляд снова с дотошным вниманием ощупал впалую грудь, беспокойные, шершавые руки, бледное, с алыми пятнами румянца, лицо. Хаус знал, что это не первый такой осмотр. Помнил, что не в первый раз ему на ум приходило: «Неделя, максимум две». Но это не уменьшало страх. Может быть, даже наоборот. Поначалу предсказуемость и неизбежность были союзниками. То, на что нельзя повлиять, стоило просто вычеркнуть из повестки, сосредоточившись на остальном. Сделать так, чтобы поездка в рай стала по-настоящему запоминающейся. Так, чтобы живым и здоровым стало мучительно завидно и обидно.

Им это удавалось. Они с Уилсоном оттягивались, как умели. В меню были даже откровенные разговоры и трогательные признания. Когда еще щекотать себе нервы по-настоящему, как не перед смертью? Но вот загвоздка: каждое новое ухудшение сменялось улучшением, снова и снова. Состояние Уилсона не возвращалось к прежнему, но выравнивалось. Спринт все больше напоминал марафон, и до боли знакомое «Мы что-то упускаем» все настойчивее долбилось в висок. Заселяясь в этот дом, Хаус думал о стабильности и спокойствии, которые были до тошноты скучными, если речь шла о неизлечимой болезни. Но являлись необходимым условием, если бы она перестала быть таковой. И да, он злился на Кадди за ее вопросы. Но лишь потому, что все чаще задавался ими сам.

И вот им удалось договориться. Каких-то несколько дней… Хватит ли их? Не слишком ли долго он решался и ждал? Да, Уилсон умел быть упрямым. Но какого черта он его вообще слушал? Когда его останавливало чье-то упрямство или желания, если уж на то пошло?

— Хаус, — позвал Уилсон, их взгляды встретились. — Прекрати терзаться. Ты уже ничего не можешь изменить. И никогда не мог, — он помолчал. — Знаешь, раньше я иногда думал, на кой черт мне вообще сдалась эта наша дружба...

— И что? У тебя случилось прозрение?

Джеймс покачал головой.

— Нет. Но последнее время я все чаще думаю, на кой черт она сдалась тебе.

Хаус хмыкнул.

— Кажется, мы недавно выяснили, что это любовь, — напомнил он. — А у любви нет причин. Она бессмысленная и беспощадна.

Но Уилсон не поддался. Он протянул руку. Хаус помедлил, с сомнением ее разглядывая, а потом все-таки ненадолго сжал.

— Как бы там ни было… и чем бы все ни закончилось, — сказал Джеймс, устраивая голову на подголовнике кресла и смежив веки, — это было классно. И стоило каждый потраченный на тебя цент.

Хаус хрипло рассмеялся и тоже откинулся в кресле. Уилсон сделал очередную затяжку. Инструментальная музыка медленно плыла в сизых клубах дыма. От камина шел ощутимый жар.

— Так ты уверен, что нашел очередную вторую половинку? — спросил Хаус, меняя тему. Уилсон лишь мягко улыбнулся, не открывая глаз. — Между прочим, я интересуюсь из корыстных соображений. Вдруг у нее есть симпатичная сестра или подружка…

— Хаус. Во-первых, заткнись и дай мне расслабиться. Во-вторых, ты свою уже давно нашел, вам просто нужно перестать маяться дурью и повзрослеть. Обоим.

Он хотел было возразить, но не стал. Какой смысл напоминать о том, что именно говорил Уилсон четыре месяца назад, когда он впервые предложил обратиться к Кадди за помощью.

«Да она выскочит отсюда, как ошпаренная, едва завидев тебя. И заметь, я сейчас вовсе не о том, что она считает тебя мертвым… Хотя и об этом тоже».

Кажется, это было одно из самых невинных предположений. Хаус лишь закатывал глаза и парировал их одно за другим с нарочитой небрежностью.

«Ну, если она до сих пор злится так, как ты говоришь, значит по-прежнему меня хочет. Других объяснений нет».

«Ну, конечно, — фыркнул Уилсон. — И не может заснуть без спиритического сеанса».

Хаус сделал новый глоток и лениво улыбнулся. Кадди действительно злилась. Но не ушла — это было предсказуемо, и не ограничилась помощью на расстоянии — а вот это уже не было.

— Хаус, — позвал Уилсон, хихикнув, — а о чем бы ты попросил Санту на это Рождество? Только, пожалуйста, без банальностей, — поморщился он.

— Ха, — он фыркнул, — всерьез думаешь, что я стал бы тратить на тебя свое желание? А вообще-то… я бы не отказался от хорошей сигары. Ну, или, на крайний случай, от средней руки проститутки.

— Сделаю вид, что поверил, — усмехнулся Джеймс. — Ты ведь все равно не скажешь правду. Если, конечно, сам ее знаешь.

Хаус не стал отвечать. Но на этот раз он знал. И желания эти на самом деле были банальны до безобразия: чтобы его друг жил, а Кадди бросила бы свою дурацкую семью и встречала Рождество с ними.

Тридцать первого декабря стало казаться, что Санта действительно существует. У Джеймса наметились улучшения, а Лиза сама предложила накрыть небольшой стол внизу и отметить втроем.

И это был хороший вечер. Вечер воспоминаний. Скромных подарков. Отличных шуток — иногда на грани пристойности, но, в конце концов, они же не могли выставить Хауса за дверь. Легкая, постная, но ароматная еда.

— Ты мог бы стать шефом, — сказала Кадди, смакуя нежнейший кусочек тушеного мяса.

— Поддерживаю, — кивнул Уилсон, осторожно отправляя в рот ложку запеченных овощей.

У него уже давно появилась эта привычка договариваться с едой. Словно, если он будет относиться к ней с достаточным уважением, та не встанет поперек горла и не будет проситься наружу.

Хаус ненадолго прикрыл веки, а потом без улыбки посмотрел на Лизу.

— Шеф из меня, прямо скажем, так себе, — сказал он. — В любой области. Но, полагаю, я мог бы быть полезен в качестве консультанта.

Уилсон взглянул на него с интересом и толикой удивления. Взгляд Кадди тоже заострился, но она промолчала.

Их разговоры с Хаусом становились все длиннее, обстоятельнее и, пожалуй, теплее. Но речь о будущем в них не заходила ни разу. Этот дом, его неожиданное спокойствие и даже уют словно были укрыты от внешнего мира особыми чарами. Время тут замедлялось, кружило на месте, пряталось меж страниц медицинских журналов — одна из немногих слабостей, которые по-прежнему позволял себе Хаус, или раскачивалось на маятнике часов, словно маленькая девочка на качелях в парке...

— Как тебе удалось? — спросила Лиза, подходя к Хаусу со спины.

Тот вышел «подышать воздухом», что на деле означало ту самую сигару, которую он так хотел и которую она для него нашла.

— Уточни, — он глянул на нее через плечо. — Мне много чего удалось в этой жизни. Конечно, оно едва ли сравнится с тем, что мне не…

— Викодин, — прервала она его пространные рассуждения, догадываясь, что на самом деле он все прекрасно понял.

Хаус пожал плечами и выпустил в заиндевевшее небо густое облако дыма.

— Это было легко.

— Хаус…

— Я не шучу. В какой-то момент мои возможности обеспечивать обезболивающим нас обоих иссякли. Уилсону было нужнее.

Кадди какое-то время переваривала эту мысль. Это такое простое, но чертовски сложное решение. Интересно, если бы это она умирала, Хаус бы тоже бросил или сторчался окончательно?

— То есть мы были правы, — не удержалась она. — И все это не более чем психологическая…

Хаус резко обернулся, так что они оказались вплотную друг к другу, и Кадди поперхнулась собственными словами.

— Это приносит тебе чувство морального удовлетворения?

Он склонился к ее лицу, и Лиза могла разглядеть свой силуэт в почти затопивших радужку зрачках. Она медленно покачала головой.

— Нет… не приносит.

— Вот и мне тоже.

Он поднял руку и коснулся костяшками пальцев ее щеки. Лиза накрыла его ладонь своей и замерла в нерешительности. Все в ней отзывалось на это прикосновение, словно по занемевшему телу наконец побежала горячая, беспокойная кровь.

— Хаус…

Он положил большой палец ей на губы.

— Останься сегодня.

В его голосе звучала неуверенность. Волнение. Просьба. И это всегда было ее слабым местом. Она прекрасно справлялась, когда он давил, хамил, язвил и говорил мерзости. Почти всегда. Но его боль, его открытость снова и снова вынимали из нее душу…

Когда они вернулись, Уилсон почти сразу ушел к себе. Он смотрел на них тепло, весело, с пониманием, которого Кадди смущалась, а Хаус словно бы не замечал.

Они перемыли посуду вместе, передавая друг другу тарелки, едва соприкасаясь бедрами и пальцами. Когда они поднимались наверх, у Лизы подкашивались колени. Сфокусировать взгляд было почти невозможно. Она не хотела и не могла видеть. Только чувствовать…

* * *

Утро выдалось солнечным. Пробиваясь сквозь тонкий тюль, солнце золотило витые ручки комода и вытертые половицы паркета. Аккуратно задернув шторы, Лиза нырнула обратно под одеяло и осторожно прижалась к теплому боку. Она и не знала, что можно скучать вот так — всем телом.

Она поняла, что Хаус не спит за пару мгновений до того, как его рука легла ей на поясницу. Они позволили себе несколько минут тишины. Почти бездумных, почти счастливых. Без неловких фраз и вопросов. Без страха, потому что Уилсон коротко закашлялся, но почти сразу перестал.

Сердце Хауса стучалось в ладонь Лизы, и она считала эти удары, словно они были ее собственные.

— Знаешь, я кое-чему научился за последние месяцы, — первым заговорил он.

— Да, и чему же? — она провела кончиками пальцев по его руке, не в силах перестать касаться.

Наверное, какая-то часть нее только сейчас до конца уверилась, что он жив.

— Подставлять плечо. Может быть, я даже пожизненно его вывихнул. Раньше мне казалось, что потом только бездна отчаяния и боли и…

— Это не так?

— Конечно, так. Но это еще и проживание вместе, это дурацкая, необъяснимая вера и… это близость. Да, теперь можешь издеваться, сколько влезет: я познал близость с Уилсоном.

— Неужели только сейчас? — она сощурилась, взглянув на него снизу вверх, тепло и насмешливо улыбаясь, а потом посерьезнела. — Я рада слышать это. Я думала…

— …что я не подлежу починке.

— Вроде того, — тихо согласилась она.

Он задумчиво кивнул, затем потянулся и прижался ненадолго губами к ее макушке.

— Еще одно мое открытие. Точнее я всегда знал это, но никогда не примерял к себе... Люди не меняются. Но их можно обучить новым трюкам. В редких случаях — если они этого захотят, и гораздо чаще — когда заставляет жизнь.

— Что ж, — усмехнулась она, — не скажу, что это самая позитивная концепция на свете, но, с другой стороны, это гораздо больше, чем я когда-либо надеялась от тебя услышать.

— Радует, что ты в принципе на что-то надеялась.

— Ну, как ты всегда и говорил, я — идиотка.

Лиза приподнялась на локтях, заглянула в улыбающиеся глаза и прижалась губами к его губам, как бы говоря, что разговоров уже достаточно. Его ладонь покинула облюбованное место, опускаясь ниже. Вторая легла между лопаток, и по спине потек жар. Что-что, а намеки Грегори Хаус всегда ловил на лету.