Пустой дом

Сентябрь

— О чем вы разговариваете? — спросил Хаус, кидая быстрый взгляд на монитор.

Состояние Уилсона оставалось стабильным. Пусть даже стабильно хреновым, но все же. Почти месяц прошел с тех пор, как Кадди появилась в их жизни со своими лекарствами и регулярными осмотрами. И если первое очевидно шло на пользу — у Джеймса появился намек на аппетит и он мог передвигаться по дому, не вцепляясь в каждый угол непослушными пальцами, то второе вызывало призрак былого любопытства. О чем эти двое могли так долго беседовать?

С самим Хаусом Лиза придерживалась своего воинственного нейтралитета. Разговаривала колко, коротко и по существу, никак не реагируя на вялые попытки вывести ее из себя, а чаще всего обходилась вообще без слов.

— Да… ни о чем таком, — Уилсон показал глазами на сестру Дэвис, которую Хаус привычно игнорировал.

Миниатюрная, с темными блестящими волосами и высокой грудью, которой очевидно гордилась, она ассоциировалась скорее с нагретыми солнцем улицами Сен-Тропе и туфлями на неприлично высоких каблуках, чем с больничными стенами и капельницами. Но она прекрасно справлялась со своими обязанностями, и Хаус почти не находил, к чему придраться.

— Ой, да брось, — закатил глаза Хаус, — младший медперсонал обожает сплетни. Поэтому поднапрягись и дай уже нам обоим хороший повод.

Уилсон закатил глаза, а сестра Дэвис поднялась и вышла в коридор, сообщив, что ей нужно в уборную. В общении с Хаусом она придерживалась, по его же словам, генеральной линии партии. Не отвечала на провокации, не заводила посторонних бесед и ничем не выдавала своего неодобрения, кроме поджатых губ. Тоже довольно привлекательных, если бы кто-то спросил его мнения. Но никто не спрашивал. Впрочем, когда это его останавливало?

— Симпатичная штучка, — в который раз заметил он, удовлетворенно хмыкнув, — и с перчинкой. Все, как ты любишь. Кадди определенно умеет проявлять заботу.

— Прекрати, — поморщился Уилсон. — Я вообще не обращаю на это внимания.

— Ха-ха, — Хаус насмешливо сморщился. — Давай просто сделаем вид, что ты ничего не говорил. Уверен, что ты даже на своих похоронах сумеешь выделить симпатичную мордашку. Ну, или что пониже.

— В отличие от тебя у меня не будет такой возможности, — напомнил Уилсон.

— Верно… Ну так что? О чем вы секретничаете?

Не то чтобы ему действительно было дело. Более того, он мог предположить возможные темы с точностью до девяноста девяти с половиной процентов. Но самое интересной порой крылось в оставшихся ноль пяти. К тому же появление Кадди растревожило нечто, казавшееся за ненадобностью давно сдохшим и глубоко зарытым. Некий отголосок азарта, призрак прошлой во всех смыслах жизни.

— Если хочешь знать, спрашивала ли она о тебе, так и скажи, — хмыкнул Уилсон, поправляя сбившийся катетер.

В бугрящихся венах не так-то просто было найти нетронутое место. Хотя Уилсон отказался от новых обследований, ему пришлось пойти на уступки и позволить Кадди контролировать показатели крови.

— Не хочу.

— Ну, хорошо, — глянув на него, сказал Джеймс, откидывая тяжелую голову на подушку. — Мы говорим о моем самочувствии — раз. О ее работе — два. А еще обо всякой ерунде вроде погоды, последних новостей, медицинских иссл…

— Так она спрашивала? — перебил Хаус.

Уилсон усмехнулся. Посмотрел на него своим фирменным долгим взглядом и осторожно, словно боялся расплескать что-то внутри, покачал головой.

— Нет, Хаус. Я рассказал ей в общих чертах историю наших с тобой приключений, но не заметил, чтобы это ее слишком интересовало.

Хаус кивнул. Вполне ожидаемый ответ.

Он приблизился к окну. Пустынная пыльная улица, изредка оживляемая проезжающими авто, но куда чаще — подростками на велосипедах и досках. Высокие, неухоженные тополя с густой кроной, спасающей комнату Уилсона от прямых солнечных лучей даже в самые жаркие дни. Заброшенный двор и терраса.

— О чем думаешь? — спросил Уилсон.

Хаус обернулся.

— О том, что тебе бы не повредило хотя бы изредка выходить на воздух.

* * *

Припарковавшись на обочине, Кадди бросила взгляд на наручные часы — скорее привычка, чем необходимость, и допила остывший кофе в пару коротких глотков. На языке осела горечь. Теперь ее воскресенья начинались и заканчивались одинаково. Впрочем, только ли теперь? Кадди нахмурилась, не желая признавать, что ее личная жизнь давно впала в состояние близкое к коме. Просто много работы, просто усталость, просто нежелание узнавать кого-то и предпринимать неискренние попытки к сближению… ничего необычного. Или нового. Она смяла стаканчик и вышла из машины, оглядываясь в поисках мусорки, но была вынуждена признать поражение. Все еще комкая пальцами картон, она подняла глаза, которые раздражал бледный утренний свет, равномерно заливший улицы и дворы спящего пригорода.

Каждый раз, оказываясь напротив дома на Делрей-авеню, Кадди чувствовала, словно за ней следят. Словно дом по-прежнему присматривается к ней, не доверяет и определенно — недолюбливает. Она прекрасно понимала, в чем, а точнее, в ком тут дело, но избавиться от иррационального ощущения чужеродности не могла. Как будто здесь жил не сам Хаус, а его дух, впитавшийся в старые перегородки и скрипучие полы, слившийся с клубившимся по углам пыльным и мрачным сумраком. А вдруг так оно и есть, проносится в голове саркастичная мысль. Слишком едкая, чтобы принадлежать ей одной. Может ты свихнулась, а, доктор Кадди? И общаешься с мертвецами.

Слегка передернув плечами, Лиза зашагала по расчищенной от опавшей листвы дорожке, поднялась по ступенькам и без раздумий толкнула дверь. Некому и незачем было стучать.

Стоило ступить за порог, как полумрак привычно проглотил Лизу, давая отдых глазам. В воздухе стоял запах кофе и горячих тостов. И, пожалуй, чего-то еще, чуть терпкого, пряного. Корицы? Да, но не только.

Кадди сглотнула. Когда-то очень давно, в прошлой или даже позапрошлой жизни, она иногда просыпалась от этого запаха. Боль в ноге могла поднять Хауса и среди ночи, но чаще — вместе с рассветом. И тогда поутру ее сердце сначала сжималось от жалости и смутного страха. Но потом они сидели вдвоем на кухне, стараясь не разбудить Рейчел, пили сваренный Хаусом кофе и ели тосты. И Хаус смотрел. Просто смотрел на нее.

«Что? — спросила она как-то с тихим смешком. — Прекрати. Я могу подавиться».

«На самом деле ты ведь этого не хочешь?» — светлые глаза блеснули.

«Нет», — она покачала головой.

Только не прекращай смотреть на меня.

Кадди вздрогнула, и плащ, который она пыталась приладить на хлипкую вешалку, с тихим шелестом упал к ногам.

— Проклятье.

Она вдохнула, выдохнула и только потом подняла его. Определенно, сейчас было не самое подходящее время для воспоминаний. Для этих воспоминаний вообще не было подходящего времени. Но после его смерти она позволяла себе иногда… Смерти. Эта мысль привычным осклизлым клубком свернулась в желудке. Не было никакой смерти. Очередная забава. Грегори Хаусу было проще умереть, чем встречаться с последствиями своего выбора и поступков. Проще влететь на полной скорости в ее гостиную и оказаться за решеткой, чем признать поражение и пережить свою боль.

Но все это дела давно минувших дней, напомнила себе Лиза. Она ведь быстро пришла в себя после инцидента. Инцидент. Так называли случившееся в ее семье. Губы привычно скривились. Новая работа, покладистый коллектив. В личном плане, конечно, не срасталось, но чему тут удивляться. Отношения никогда не были ее сильной стороной. Последней попыткой был… кажется, Майк. Впрочем, возможно, его звали Марк. Несколько свиданий, секс на крепкую би, а потом кто-то из них перестал выходить на связь. Может быть даже она. А второй оказался либо слишком горд, либо занят, либо не слишком заботился. Так заканчивалось большинство ее романов. Или все. Всего-то парочка исключений. Хаус и не-Хаус.

— Хочешь кофе? — голос настиг ее на нижней ступеньке лестницы, заставляя нервно обернуться.

Шагов она почему-то не слышала. А тростью на короткие расстояния Хаус пользовался не всегда.

— Я уже попила.

— Есть еще тосты.

Кадди покачала головой.

— Нет, спасибо.

Она зашагала наверх.

— Кадди, — он окликнул ее на середине. — Иногда тосты это просто тосты.

Их взгляды наконец встретились. Вокруг его глаз ожидаемо собрались морщинки. На мгновение ей захотелось улыбнуться в ответ. Отвернувшись, она застучала каблуками по лестнице.

В груди снова заклокотала злость. Или все-таки обида? Не важно. Кофе он действительно варил превосходный. Да и готовил так, как ей и не снилось. Но что с того?

Когда спустя час она вышла от Уилсона, Хауса нигде не было видно, и это стало небольшим облегчением. Впрочем, недолгим. Он нашелся на террасе. Почти вся старая мебель и прочий хлам были выкинуты на лужайку (что объясняло регулярный приглушенный грохот, который они с Джеймсом приписали соседям). Два приличных на вид ротанговых кресла с почти уцелевшим плетением и круглый столик, были милостиво оставлены и отмыты. На руках у Хауса ярко желтели хозяйственные перчатки. В ногах стояло ведро с помутневшей водой. Тряпки, щетки и губки были разложены по подоконнику в каком-то ему одному ведомом порядке. Стену подпирали потрепанная метла и трость.

Она замешкалась на мгновение.

— Подумал, что Уилсону будет полезно иногда выходить, — он привалился спиной к стене, стянул одну перчатку и вытер блестевший от пота лоб. — Хочешь чай? Кажется, еще оставался виски... хотя нет никаких гарантий. Сама понимаешь, утро воскресенья.

Она молча прошла мимо, но замерла на полпути и резко обернулась.

— Знаешь что, Хаус? Ты просто… ты… даже и не думай, вот что! — она круто развернулась и зашагала к машине.

Он посмотрел ей вслед и усмехнулся уголком губ.

— Я и не думал, — пожал он плечами и продолжил выметать многолетний мусор, время от времени перенося вес тела на покалеченную ногу, чтобы сделать короткий, болезненный шаг.

Кадди вернулась спустя минут двадцать. Кажется, она даже не села в машину, а просто обошла квартал, но он бы не поручился. Молча взялась за тряпку, молча присоединилась к работе.

— Я все еще не думаю, — сказал он, когда она случайно или нарочно все-таки зацепила его взглядом после долгого молчания.

Лиза тихонько фыркнула в ответ и принялась с удвоенный энергией оттирать почерневшую раму.

Спустя пару часов работы чай на террасе все-таки захотелось выпить. Они сделали это втроем. И сидя между ними двумя, Джеймс поглядывал то на одного, то на другого, и, кажется, прятал улыбку за бледно-голубой фарфоровой чашкой с тонкой трещиной на боку.