Пустой дом

Август

Лиза припарковалась у обочины, еще раз посмотрела в телефон, чтобы сверить адрес, и застыла в нерешительности. Наконец, резко выдохнув, она вышла на тротуар и захлопнула дверцу. Какое-то время они с домом просто смотрели друг на друга. Ее взгляд был встревоженным и изучающим, она искала хоть какие-то признаки жизни и не находила их. Темные глазницы дома взирали на нее в ответ с холодным равнодушием. Что-то странное шевельнулось в душе Лизы — похожее на суеверный, не свойственный ей страх. Она тряхнула головой, прогоняя его, но, даже уверенно стуча каблуками на каменистой дорожке, чувствовала неприятную вязкость в ногах и едкий холод внутри.

Немного помедлив, она поднялась по ступеням крыльца и оглядела захламленную открытую террасу. Краска на перилах кое-где облупилась, разбегаясь тонкими трещинами, в беспорядке сложенная мебель покрылась слоем копоти и паутиной, в многочисленные щели забилась листва. От всего этого веяло заброшенностью и безысходностью. Лиза отвернулась.

Дверной звонок эхом разнесся внутри, не вызывая никакого отклика. Не было слышно шагов, нигде не зажегся свет. Этот дом был пустым. А что если все это — просто идиотский розыгрыш? Или ловушка? Теперь уже холод заструился у нее по спине, но Лиза одернула себя. Что за чушь? Кому и зачем могло понадобиться притворяться ее умирающим другом? Другом, которого по всем медицинским показаниям уже не должно быть в живых…

Вспомнив короткий разговор, Кадди в который раз убедилась, что это был он. Это был Джеймс. Его голос, пусть больной и надтреснутый, его интонации, его неловкие попытки подшучивать. Когда она нажала отбой, ее глаза застилала пелена слез, а теперь что же — она побоится зайти в этот чертов дом? Лиза толкнула дверь и шагнула в темный холл.

— Эй? Есть кто?.. Уилсон? Это Кадди.

Ответом ей послужила тишина, но сделав несколько неуверенных шагов и очутившись в огромной сумрачной гостиной, она увидела приглушенный свет со стороны лестницы, ведущей на второй этаж.

— Джеймс?

— Он наверху. Но сейчас, наверное, спит — я недавно сделал ему укол.

Вздрогнув всем телом, Кадди резко повернулась в сторону кресла и захлебнулась вдохом. Перед глазами все поплыло, мозг отказывался воспринимать увиденное… Мир завертелся волчком, и тогда тьма решила проглотить и ее тоже.

— Никогда бы не подумал, что ты способна на это, — все тот же голос колющей болью отозвался в висках, лицу было мокро и холодно. — Я легко мог представить падающего в обморок Уилсона, но не тебя.

Лиза попробовала сфокусироваться на дыхании. Медленный аккуратный вдох, плавный выдох. Еще раз. И еще. А потом подняла взгляд и снова чуть не провалилась в пустоту.

— Эй. Не заставляй меня хлестать тебя по щекам.

И вот тогда, кажется, до нее наконец дошло. Она резко села, вцепившись пальцами в спинку дивана. В затылке пульсировала тупая боль, но все же недостаточно сильная — видимо, он все-таки успел как-то смягчить падение. От этой мысли сердце на мгновение омыл ледяной страх, но Кадди совладала с собой и в упор посмотрела на Хауса.

— Ты… Ты.

Пожалуй, это было все, что она могла сейчас сказать. Больше, чем когда-либо рассчитывала. И слишком мало для того случая, когда встретила призрака.

— Во плоти, — отозвался он, усмехнувшись уголком губ.

Но блекло-голубые глаза не улыбались, изучая ее со знакомой въедливостью.

— Как ты… Хотя знаешь что — не отвечай, — сухо сказала она и, сделав над собой сверхусилие, поднялась на ноги. — Уилсон наверху? — спросила, отводя в сторону руку Хауса, пытавшегося помочь ей удержать равновесие.

Он кивнул.

Не говоря больше ни слова, Кадди направилась в сторону лестницы. Ее все еще пошатывало, но чем дальше она от него окажется — тем лучше. Правило, которое она усвоила раз и навсегда. Даже в том случае, когда он воскрес из мертвых. А точнее — устроил идиотский розыгрыш, в очередной раз наплевав на чувства и жизни окружающих. Если она и подумает об этом, то не сейчас. Не здесь.

Чем дальше — тем лучше.

Поднявшись на второй этаж, Кадди завернула за угол и прижалась спиной к стене. Ноги предательски подкашивались. В груди болело и скреблось, словно там поселилась огромная встрепанная птица. Хотелось убраться отсюда как можно скорее. Чтобы осмыслить, как-то осознать происходящее. Но именно этого она и не могла себе позволить. Ведь она здесь не ради себя и уж тем более — не ради того, кого втайне, мучительно и горько, оплакала. Ведь было так правильно говорить и думать: «Этого следовало ожидать». Еще правильнее было об этом не говорить и не думать. И не приходить на прощание, вызывая перекрестные взгляды. Но прийти потом в одиночестве и проститься, отпустить ему грехи, словно это было в ее праве. Там, стоя над могильным камнем, она прощала его, потому что глупо злиться на мертвых. Не то чтобы нельзя, но глупо. Кадди глупости не любила. Она хотела отпустить и жить дальше. И ей казалось, что у нее неплохо получается. Со своими оговорками — но когда было иначе? И вот, полтора года спустя он просто… Он просто здесь. И теперь это знание стояло у нее в глотке, мешая нормально дышать.

Он здесь.

Выпрямившись и резко выдохнув, Кадди пошла в сторону двери, из-под которой лился свет. Если Уилсон спит — она просто уйдет и вернется позже...

Но стоило ей заглянуть в комнату, как из головы вымело все посторонние мысли. Уилсон не спал. Истончившийся до полупрозрачности, он недвижным взглядом смотрел в окно. Ее и без того сжавшееся сердце трепыхнулось в испуге, но затем он медленно повернул голову, и в следующее мгновение его губы растянулись в улыбке искренней радости и облегчения.

— Кадди… ты все-таки пришла. Я так рад.

Она сглотнула, вспомнила кто она, зачем она здесь, и ответила ему самой теплой из своих улыбок.

— Разве могло быть иначе?

— Я не смогу сделать то, о чем он просит, — отрывисто сказала Кадди, останавливаясь в нескольких шагах от Хауса.

Недолгий разговор с постоянно задремывающим Джеймсом вымотал ее сильнее, чем ежемесячные встречи с инвесторами. Видеть его таким, слушать просьбы, которые она не в силах выполнить…

Хаус сидел в кресле и что-то читал в тусклом дневном свете, льющимся из окна. Прежде чем ответить, он заложил страницу и снял очки.

— Можешь. И сделаешь, — сказал он, пожав плечами.

Кадди обожгло гневом. Птица билась и скреблась изнутри, оставляя огненные полосы боли. С каким удовольствием Лиза сама вцепилась бы ему в лицо. Вместо этого она вздернула подбородок и прищурилась.

— Нет. Или ты уговоришь его лечь в больницу, или я ничем не смогу помочь. Мы не частная клиника.

— Именно, — Хаус поднялся, подхватил трость и, бесцеремонно обойдя ее, отправился в кухню. — Услуги частной клиники на дому нам не по карману. Я знаю, какой изворотливой ты можешь быть, Лиза. Придумай что-нибудь. Хочешь кофе?

Она стиснула челюсти. Ее имя в его устах — здесь, сейчас, — прозвучало как пощечина. И ощущалось так же.

— То, о чем ты просишь, невозможно, — отрезала она. — Это сложно выполнимо технически и почти невыполнимо — с юридической точки зрения. Хотя когда это тебя волновало, — Кадди скривилась, ощутив на языке раздражающий, кислый привкус.

— Об этом прошу не я, — напомнил он, а потом с него вдруг слетело все это показное спокойствие, и он в пару быстрых шагов преодолел расстояние между ними, нависая над застывшей от испуга Лизой. — Думаешь, я не пытался его уговорить? Не юлил, не обманывал, не затаскивал туда силой? Он не ляжет в больницу! Он слишком хорошо знает, что это такое, и будет умирать здесь, корчась от боли, если ты ему не поможешь! Мои возможности выпросить лекарства и при этом не загреметь в тюрьму стремительно приближаются к нулю. Скоро мне нечем будет помочь. И нет, ты не виновата в этом. И да, ты будешь винить себя до конца своих дней, зная, что даже не попыталась. А теперь иди и скажи ему об этом сама!

— Пошел ты… — в глазах помутнело от ярости и слез, — пошел ты, Хаус!

Резко развернувшись на каблуках, Кадди выскочила из дома и, только оказавшись в своей машине, зарыдала в голос. У нее не было больше сил и причин сдерживаться.

* * *

Она вернулась через три дня. Один ей понадобился, чтобы прореветься, взять себя в руки и найти выход, два — чтобы уладить формальности. Выход всегда был, чертов эгоист прав. Иногда выход — это задним числом вписать умирающего друга в давно запущенную программу, договориться с персоналом и найти деньги. Иногда — бросить обжитое, потом и кровью доставшееся место главного врача, лишь бы больше не встречаться с одним-единственным человеком. Что ж, не все решения одинаково удачны. Или эффективны. Поэтому Кадди с тревогой наблюдала за тем, как выгружается медицинское оборудование, как его заносят в дом и поднимают на второй этаж, в комнату Уилсона, и старалась совсем не смотреть на Хауса. Он все время молчал и поднялся лишь тогда, когда за работниками закрылась дверь. Приблизился на пару неловких шагов — трость осталась стоять, прислоненная к креслу.

— Спасибо.

Кадди нахмурилась. Она ждала чего-то другого. Что-то вроде: «Видишь, это было не так уж трудно». Или какой-то более очевидной издевки. Но вместо этого получила одинокое, угловатое «спасибо» и почему-то чувствовала себя обманутой.

— Это не ради тебя.

— Я знаю.

Она встретилась с ним взглядом. Он постарел, промелькнула в голове первая мысль. Это действительно он, пронеслась вторая, выталкивая все прочие. Ей не показалось. Она не сошла с ума.

Хаус жив.

— Я теперь официально лечащий врач Уилсона, — снова заговорила Лиза, потому что молчание выматывало, — а значит, буду появляться здесь, как минимум, раз в два-три дня. Чаще, если получится. Сестра Дэвис будет здесь в будние дни. Все таблетки и капельницы под моим строгим контролем — количество, объем, дозировка. Никакого самоуправства, Хаус. Ты меня понял?

Он только кивнул.

— И никакого воровства, — прибавила жестко.

Он снова кивнул.

— Я не шучу!

— Я тоже, — он пожал плечами. — Я давно привык обходиться без таблеток. Уилсону они были нужнее.

Она лишь поджала губы и, отвернувшись, пошла к лестнице. Пусть она согласилась помочь, пусть будет вынуждена видеться с Хаусом, но выслушивать очередную ложь она не обязана.

— Не могу поверить, что это сработало, — сказал Уилсон, спуская ноги на пол.

После укола прошло около получаса, и впервые за долгое время он чувствовал в себе силы дойти до толчка, не вцепляясь в чужую руку. Больше не придется скрупулезно высчитывать дозировки и убеждать себя, что выламывающая мышцы и кости боль действительно притупилась.

Хаус пожал плечами, глядя на отъезжающую от дома машину.

— Это же Кадди, — сказал он так, словно это все объясняло. — Столько лет работы бок о бок с главным психопатом Принстон Плейнсборо не прошли бесследно.

— Мне кажется, или я слышу в твоих словах нотки гордости? — усмехнулся Уилсон.

— Скорее что-то, что легко за нее принять, — Хаус хмыкнул и отвернулся от окна. — Обед будет готов минут через двадцать.

Уилсон кивнул. А потом его лицо приняло странное выражение — одновременно упрямое и просящее.