Пустой дом

Октябрь

Чтение помогало. Почти всегда.

Хаус пробежал глазами по строчкам. Потом еще раз. И еще. Бесполезно. Он отложил книгу и уставился в посеревший прямоугольник окна. Сумерки сгущались медленно, будто нехотя, жидко разбавленные электрическим светом. Напротив дома стояло два фонаря, но лампа в одном из них постоянно перегорала, и на дороге случался короткий провал в темноту. В голову пришла мысль о прогулке. Вечер смазал бы лица прохожих, воздух прочистил мозги, а не дающие читать звуки остались бы закупорены в доме. Хаус потянулся, размял руками затекшую шею, глянул в сторону лестницы, но так и не поднялся.

Над каминной полкой гулко тикали часы. Он сам купил и поставил в них батарейки. Иначе, когда Джеймс забывался сном, в доме становилось слишком тихо. Тогда навязчивое тиканье становилось своего рода мостиком между безжизненной тишиной и надсадными звуками. Хаус балансировал на нем как умел.

Джеймс стал выходить на улицу. Подставлял выцветшее лицо солнцу и рассеянно улыбался. Иногда в такие моменты Хаусу хотелось зарядить ему в нос. Он представлял, как брызнет кровь, как зальет алым подбородок и судорожно прижимаемые к лицу худые, паучьи пальцы. Мысль о них почти всегда приводила в чувство. И Хаус подливал Джеймсу чай или подавал печенье.

— Хаус…

Он слышал, как она спускалась, но не поднял головы. Слишком хрупким было их военное перемирие. Никакого случайного огня. Никаких грубых шуток или честных слов. Дипломатия никогда не была его сильной стороной. Впрочем, это тоже было ложью. Из него бы вышел превосходный дипломат, но так было еще хуже.

— Я поменяла кое-какие назначения. Увеличила дозировку…

— Зачем?

Все-таки не сдержался. Она чуть поджала губы, но все еще сохраняла видимость.

— Зачем ― что? Джеймс сказал, это было твоей идеей. Чтобы снизить сонливость и…

— Зачем ты передо мной отчитываешься? — он пожал плечами. — Уилсон врач. Ты, кажется, тоже. А Дэвис выполнит любое твое распоряжение. Я тут определенно лишний.

Ее глаза сверкнули в темноте гостиной. На секунду это показалось ему забавным. Он всегда подозревал, что Кадди в родстве с кошачьими. Или это касалось всех женщин?

— Верно.

От ее голоса температура в комнате упала на пару градусов. Она отвернулась и пошла к выходу.

— Он кашляет, — тихо сказал Хаус, а потом посмотрел в идеально прямую спину замершей Кадди. — Он все время кашляет.

Линия ее плеч смягчилась. Он хорошо знал эти плечи. Изучил их за годы работы, мог предсказать по ним количество часов в клинике и погоду. И он знал, какие они под ладонями. Хотя предпочитал, конечно, кое-что пониже.

— Это нормально, Хаус.

Она посмотрела на него с тем, что у Лизы Кадди могло сойти за сочувствие, и он кивнул. Интересно, что могло сойти за сочувствие у него самого?

Дверь за ней закрылась, и он снова взялся за книгу. И даже включил торшер одним ловким ударом трости.

Чтение помогало. Почти всегда.

Врач ведь не должен вздрагивать от кашля. Или морщиться. Или представлять, как спалит этот чертов дом дотла. С другой стороны, ему всегда было глубоко плевать на то, что должен или не должен врач. А одного пепелища вполне достаточно, если, конечно, выражаться буквально. Зашвырнув книгу на диван, Хаус поднялся и, подхватив трость, поковылял к лестнице.

* * *

— Вот и она! Наша Гермиона Грейнджер от медицины, — Хаус отсалютовал Кадди кружкой.

Кажется, заговорить с ней все-таки перестало быть проблемой.

— Не знала, что ты поклонник Гарри Поттера, — сказала она, шагнув на террасу.

— Шутишь, что ли? Мальчишка обошел систему и прикончил ублюдка. Конечно, без балбеса и всезнайки ему пришлось бы туго, но ведь мы все не идеальны. Взять хотя бы меня…

Лиза все-таки не сдержала улыбки, продолжая стоять и явно колеблясь. Вряд ли Хаус оставил без внимания тот факт, что она проводила в их доме все больше времени. Заезжала не через день, а почти каждый, по выходным нередко разделяла с ними обед или ужин. Если самочувствие Джеймса и погода позволяли, подолгу засиживалась на террасе. Хауса, конечно, никто не гнал, но он сам часто уходил в дом, словно его темнота и сырость были ему необходимы. Лизе же нравилось наблюдать за тем, как ложатся на лужайку перед домом длинные прозрачные тени и густеет вечерний воздух. Они с Уилсоном могли подолгу молчать, не испытывая неловкости.

— Кстати, чай я заварил только что, — добавил Хаус.

Немного помедлив, Кадди все же опустилась в кресло, наполнила кружку и откинулась на жесткую спинку. Легкий ветер приятно касался лица, шевелил волосы и холодил шею.

— Уилсон спустится? — спросил Хаус.

Она покачала головой.

— Сказал, что хочет подремать.

Он бросил на нее быстрый хмурый взгляд.

— Тошнота?

— Нет, но ночью и днем были сильные боли, и только сейчас стало легче.

— Он не говорил.

— Мне тоже. Узнала от сестры Дэвис.

Хаус кивнул и усмехнулся.

— Конечно, кому нужны друзья, когда рядом такая красотка.

Кадди закатила глаза.

— Она прежде всего профессионал.

— Одно ведь другому не мешает, верно? — он глянул на нее, чуть прищурившись, а потом скользнул взглядом сверху-вниз, чтобы у нее не оставалось сомнений.

Отчего-то это ее развеселило.

— То есть ты все-таки признаешь, что я профессионал?

— Ну, в чем-то — безусловно. Я встречал дерьмовых начальников, но ты не из их числа. Впрочем, если мы оставим работу в покое, то можем найти и другие области, где ты очень даже…

— Хаус! — воскликнула Лиза, понимая, что находится в полушаге от того, чтобы смутиться.

А она-то думала, что это давно в прошлом.

Он довольно усмехнулся, а она прикрыла глаза, подставляя лицо мягкому вечернему свету. Но следующий вопрос Хауса заставил ее широко распахнуть глаза.

— Как там Рейчел?

Кадди посмотрела на него с подозрением.

— Ой, да перестань, — он то ли фыркнул, то ли поморщился, — даже ты не можешь считать меня таким уж чудовищем.

— Во-первых, у меня есть для этого все основания, — напомнила она. — А во-вторых, твоя забота всегда настораживает.

— А любопытство?

Кадди вздохнула.

— Все хорошо. Она довольно сообразительна для своих лет, но не настолько, чтобы тебе это было интересно.

— Повезло, — кивнул Хаус. — Интересные мне люди редко бывают счастливы.

Они встретились взглядами, и мир споткнулся.

Кадди отвернулась первой. Потянулась за конфетой, но передумала, вновь оплетая пальцами теплый фарфор.

— Я тут вспоминал, последние шесть-семь лет… насколько все изменилось, — снова заговорил Хаус спустя несколько минут молчания, один шумный тарантас, заплевавший улицу дымом, и полчашки чая. — Не то чтобы я был душевным и отзывчивым, но все же… Желчи было поменьше.

— Поменьше, — согласилась она, глянув на него из-под ресниц.

— Ты тогда носила такие милые твидовые пиджачки и убирала волосы в пучок, а у меня была дурацкая кепка. Мы бы прекрасно смотрелись в то время.

Губы Кадди тронула мимолетная улыбка.

— Знаешь, может ты и прав, — немного помолчав, сказала она. — Может быть, для всего есть свое, самое подходящее, время.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Ну, или все дело в том, что я стал гораздо реже смотреть сериалы. Они здорово снимали стресс.

Она все-таки рассмеялась. Птица в груди сложила крылья и задремала. Кадди сделала большой жадный вдох. Это помогло ей решиться.

— Как думаешь, можно ли уговорить его обследоваться еще раз? Все сроки давно вышли, а он… — она запнулась

— Все еще жив, да, — Хаус кивнул.

Он не выглядел рассерженным или раздраженным. Скорее усталым.

— Нет, — он покачал головой, глядя на соседские крыши, вызолоченные по краю закатившимся солнцем. — Я перепробовал все. Да и, в конце концов, он прав. Чудес не бывает. Сейчас это только вопрос времени.