Пустой дом

Ноябрь

В начале ноябре Уилсону стало хуже. Когда однажды утром сестра Дэвис сбежала вниз по ступеням, срывая голос, Хаус успел поверить в худшее. Но это был просто приступ, хотя и сильнее всех предыдущих. Слизь смешивалась с кровью, оставляя на белой футболке грязно-бурые разводы.

— Помоги мне переодеться, — прохрипел Уилсон отдышавшись.

— Уверен, что предпочитаешь меня?

Он кинул взгляд на Дэвис, и успел заметить легкий тремор в сжавшихся в кулачки руках.

— Хаус… — Уилсон с трудом вытолкнул его имя, на осуждение сил уже не осталось.

— Я скоро вернусь, — сдержанно сказала она.

Должно быть, ей нужно было умыть лицо. Или выпить стакан воды. Или просто пописать, в конце концов. Но Хаус ставил на первое.

Он кивнул.

— Только в следующий раз орите немного потише, а то я начинаю думать, что мой друг умирает, — сказал он, и она молча вышла.

— Хаус, — на этот раз сил хватило.

Грегори достал чистую футболку из комода.

— А ты ей и правда нравишься, — сказал он, помогая Уилсону приподняться и даже слегка придерживая поднятые вверх руки.

Раньше такого рода помощь превращалась в настоящее шоу, приходилось балансировать, находить несколько точек опоры. Со временем он наловчился. А еще неплохо помогало то, что боль в ноге стала значительно тише. Словно обеззубела или признала свое поражение. Уилсон оказался важнее.

— Перестань, — фыркнул Джеймс, откидываясь на подушки. — Помнишь? Умирающих все жалеют.

— Но не все хотят. Я вот точно нет. Вот если бы вместо тебя здесь лежала сама Дэвис…

— Хаус! — на этот раз он сумел даже приподняться. — И, между прочим, у нее есть имя. Очень красивое. Амелия.

По губам Хауса скользнула улыбка. Вот же сукин сын. Уилсон фыркнул, помолчал, ненадолго прикрыв глаза, а потом снова пытливо взглянул на него:

— Ты правда так думаешь?

Хаус задумчиво посмотрел на него.

— Оставлю тебя мучиться в неведении, — сказал он и вышел, в дверях столкнувшись с сестрой Дэвис.

Амелией Дэвис, мысленно поправил он себя и усмехнулся. Он был уверен, что прямо сейчас Джеймс бросит бесполезные попытки просверлить ему взглядом спину и сосредоточится на своей очаровательной сиделке.

— Простите, что напугал, — раздался его сиплый после надсадного кашля голос.

— Все хорошо… Джеймс.

О, как. Кто-то уже попросил называть его по имени.

— Спасибо, Амелия.

Хаус закатил глаза и пошел вниз по лестнице. Такими темпами Уилсон успеет на ней жениться. А может быть даже и развестись.

Когда позже в этот день пришла Кадди, он сидел перед растопленным камином со стаканом бурбона в руках. На коленях у него покоилась очередная книга, и он то читал ее, то прислушивался к звукам наверху, то возвращался к размышлениям, на которые его натолкнул дневной инцидент.

Впервые за очень долгое время он думал о Доминике. Ни во что не вписывающийся, алогичный эпизод той катастрофы, что звалась его личной жизнью. Симпатичный, маленький самообман, такой приятный и такой по итогу болезненный. Интересно, как она сейчас? Скорее всего, отлично. А может ее прикончил какой-нибудь очередной сожитель. Никогда нельзя быть уверенным до конца.

— Нальешь? — спросила Кадди, спустившись.

Он взглянул на нее снизу вверх.

— Только если ты сама сходишь за стаканом.

Когда она вернулась, и он плеснул ей выпивки, они еще какое-то время молчали, глядя на тусклое рыжее пламя.

— Сестра Дэвис сказала, что днем было резкое ухудшение.

Хаус молчал.

— Ему нужно в больницу.

Снова ничего.

— Хаус!

— Это что, игра такая? — он мельком взглянул на нее. — Будем по очереди говорить очевидности? Ну, хорошо… — он сделал вид, что задумался, а затем знакомо просканировал ее взглядом. — У тебя сегодня классная прическа — мне нравится, когда твои волосы свободно лежат на плечах, да и декольте на пятерку. Но вид усталый, а на правой туфле грязь и чуть припухла лодыжка — ты подвернула ногу, когда бежала под зонтом от машины до дома. Ты мало спишь, много волнуешься, и поэтому у тебя нарушена координация. Стоит что-то с этим сделать, пока это не отразилось на работе.

Лиза вздохнула. Она терпеть не могла, когда кто-то лез в ее жизнь или пытался анализировать. Возможно потому, что никому никогда не удавалось это так, как Хаусу. Когда-то давно, все в той же позапрошлой жизни, прижимаясь к нему под одеялом, она подумала, что иногда это заводит сильнее любой прелюдии. Тогда он тоже сделал несколько весьма метких замечаний, возможно даже рассчитывая вывести ее из себя, а она вместо этого избавила их обоих от одежды и лишних слов.

— А ты все такой же наблюдательный стервец.

Он ответил ей внимательным взглядом. Возможно слишком внимательным. Кадди отвернулась к огню.

— Останешься на ужин?

Она покачала головой.

— Верно. Сегодня четверг. У Рейчел нет дополнительных занятий, а значит, у вас традиционный семейный ужин.

— Знаешь… иногда так хочется просто ненавидеть тебя, — Кадди устало улыбнулась.

— Знаю. Многим удавалось. В конце концов почти всем, кроме Уилсона... И я все еще не уверен насчет тебя.

Лиза беззвучно хмыкнула. Хотела бы она знать ответ на этот вопрос. Ненавидела ли она его когда-нибудь по-настоящему? В разные моменты жизни она ответила бы по-разному. А сейчас предпочла бы воздержаться. Потому что прошло всего три месяца, а она снова может находиться рядом с ним. Нет, не так. Она этого почти хочет. А ведь когда-то она клялась себе, что не осталось больше ничего, кроме брезгливости. Ну и, быть может, толики сожаления. Этим она объясняла себе нежелание идти на похороны. Этим, а вовсе не своей неготовностью поставить точку.

— Мне тоже так и не удалось, — все-таки призналась она.

Хаус недоверчиво приподнял брови.

— Что ж, тогда ты будешь первой и единственной в своем роде.

— Ты имеешь в виду Стейси? Вряд ли она…

— Не только.

— Доминика?

Имя отозвалось знакомым скребущим чувством под ребрами, захотелось до боли прикусить губу или хотя бы нахмуриться. Но Кадди не позволила себе ни того, ни другого. Кажется, тогда она и была ближе всего к тому, чтобы ненавидеть. Иронично, учитывая все то, что случилось после.

Хаус молчал, и это сказало ей больше, чем она хотела знать.

— Почему вы расстались? — Лиза пожалела о вопросе, едва он прозвучал.

Хаус взглянул на нее с интересом.

— Ты будешь шокирована, я знаю, — сказал он, — но я ей солгал.

— Я в шоке, — подыграла она, и они невольно усмехнулись друг другу.

Хаус продолжал смотреть, и от этого взгляда внутри появилось тянущее беспокойство.

— Знаешь, Рейчел действительно скоро будет дома, так что…

— Кадди, — оборвал он ее. — Скажи, дело и правда было только в викодине? Нет, я знаю, что облажался по-крупному, поверь, я действительно это знаю. Но мы так долго справлялись — куда дольше, чем я мог предположить, а ведь я человек по-своему азартный, ты знаешь, — хмыкнул он, — но ты так легко…

— Легко? — перебила она, испытывая почти неодолимое желание на пальцах объяснить ему, насколько «легко» ей тогда было. Он вгляделся в ее лицо со странной жадностью, словно действительно верил в то, что сказал, и лишь спустя несколько долгих мгновений неуверенно кивнул. — Но ты прав: это были не отношения, а бег с препятствиями.

Хотела ли она говорить об этом сейчас? Хотела ли она вообще снова к этому возвращаться? Все давно уже было перебрано, разложено по полочкам и запечатано. Архив мыслей и чувств под кодовым именем, которое в ее доме было не принять произносить. Но разве он не имел права спрашивать? Пожалуй, что нет, подсказывала ее рациональная часть. Но другая напоминала о том, что он плевать на это хотел. Но почему-то не злилась. В этом-то и была проблема. Из-за той, другой, когда-то все и стало возможным...

— Ты же понимаешь, что так можно сказать о любых отношениях.

— Да, но не сразу, — Лиза покачала головой. — Не на износ. Не сутки напролет. Мы были вымотаны, проблем и противоречий становилось все больше… И потом, помнишь благотворительный вечер?

— На который я не явился? Конечно.

— Ты сказал тогда, что из-за меня ты становишься плохим врачом, что…

— Я помню, — перебил он. — Не обязательно повторять каждый сказанный мной драматический идиотизм.

— Но тогда ты верил в это, и я подумала… Точнее я вспомнила о том, что ты сказал о моей матери — через день или через месяц ты решишь, что спишь с человеком, который убил твою мать. И я поняла, что ты имел в виду. Через день или через месяц ты бы понял, что живешь с человеком, который лишил тебя того, что ты считал самым главным в жизни, лишил тебя самого себя. Наверное, уже тогда я поняла, что счастливого конца не будет.

Долгое время тишину нарушало лишь потрескивание догорающих дров и приглушенный кашель Уилсона. Лиза поднялась. То, что она когда-то так долго, так мучительно обдумывала, произнесенное вслух словно бы лишилось своей магической силы. И еще, самую малость, смысла.

Их действительно заносило. Обоих.

— Знаешь, может в этом и проблема, — сказал Хаус и поднял на нее взгляд. — Люди, которые слишком много думают, редко бывают счастливы.

— Довольно банально, не находишь? — отозвалась она, хотя ее мысли приняли тот же опасный оборот.

— Верно. Но мы можем развить эту мысль, и окажется, что счастливы редко бывают вообще все. С другой стороны, я бы не хотел родиться и жить идиотом. Умереть еще можно, но вот все что до…

— Тогда тебе повезло, — Лиза улыбнулась, а потом сделала то, чего пожалуй не ожидал ни один из них — легко прикоснулась кончиками пальцев к его плечу. — Тебе это не грозит.

Он поймал эти робкие пальцы, заставляя ее вздрогнуть и замереть. В голове успела промелькнуть ехидная мысль, что зато, вероятно, грозит ей…

К середине месяца Уилсону снова полегчало. Со второго этажа все чаще доносился не только кашель, но и смех. Такая суровая на вид Амелия Дэвис оказалась той еще болтушкой, да к тому же очаровательно розовела от комплиментов Уилсона. Впрочем, очаровательным это считал только сам Уилсон. Кадди такие вольности явно не одобряла, но не говорила ни слова. Хауса происходящее скорее забавляло, когда он его замечал. День ото дня он становился задумчивее, и Лиза с Джеймсом часто ловили на себе его пристальные взгляды, строя каждый на этот счет свои предположения.