Остановка

Окладников остался полулежать в кабине, Митин выполз наружу, глотая слюну. «Минутка» отошла в нереальность.

— «Ярославка-два» — вот это резина! — поднял на него глаза Каратаев. — Зимой-то в мороз чуть раньше рванешь, не разогрев машину, резину сразу разносит, минут двадцать надо ее ублажать. А «Ярославка» — держится. Единственная.

— Сколько еще провозишься? — не выдержал Митин.

— Заделывать придется. Часок.

— У тебя вроде еще вафли оставались? — свесился в окно Юрка. — Хоть вафель дай человеку.

— Дурак! — стукнул себя по лбу Каратаев. — Совсем забыл! Под сиденьем же кошелка, буфетчица чего-то вроде сунула туда.

Да, пичужка-буфетчица, несомненно, любила Каратаева. В кошелке оказался набор, который и в московском ресторане не всегда закажешь. Зачем только они жевали эти сухари с маринованной селедкой? В кошелке оказались: полбуханки черного и две булки, рыбец, малосольные семга и огурчики, лимонад, к тому же соль, банка горчицы. А поверх всего этого еще запакованная в три слоя фольги банка сардин — не то португальских, не то турецких.

— Бросай монтировку, — ахнул Окладников, — такого харча ты вовек не едал. Потом залатаешь.

— Не-е, — возразил Каратаев, — стемнеет, ничего не увидим, а ночевать здесь — уюту маловато. Да не стой ты над душою! — цыкнул он на Митина и с новым азартом взялся колдовать над колесом. — Надо же вас, пассажиров, вовремя доставить.

После разговора о Старике отношение Каратаева к Митину явно потеплело.

Окладников отрезал всем по ломтю хлеба. Митин, мгновенно умяв свою часть, отошел к Каратаеву. Как мог тот один латать это огромное колесо, почти распластавшись на дороге! Митин враз почернел, промаслился, ему было жаль своих джинсов, залоснившихся на коленях, в рюкзаке оставалась пара получше, которую он берег для города. Окладников стоял поодаль, к машине его не тянуло, — может, очень худо было, может жалел чистый костюм, — он смахнул с губ крошки, голодными глазами поглядывая на кошелку со жратвой и рыбцом.

Прошло минут двадцать, начало темнеть. На дороге загрохотала машина.

— Эй, что надо? — притормозил совсем молодой паренек и уставился на Окладникова.

— Гитару, — сострил тот и улыбнулся.

— А может, помочь? — Паренек никак не мог оторвать глаз от Юрки. — Или подсаживайся ко мне, коли спешишь.

— Так это ж ты спешишь, — Окладников не глядел на него.

Водитель выключил мотор, спрыгнул на обочину.

— Каратаич, а Каратаич? — совсем отвернулся от паренька Окладников, — вот тебе психологическая проверочка. Один стоит на тротуаре, другой высовывается из машины и говорит: «Мне очень жаль, что я забрызгал ваш костюм, хотя старался проехать как можно осторожнее». Что бы ты, допустим, ответил? Это ведь то же вроде теста?

Каратаев промолчал, ему не нравится этот разговор, ни вопросы Юрки, ни взгляды, которые новый паренек кидал на него.

— Что задумался? Десять человек отреагируют по-разному, — продолжал Юрка. — Один матюкнется, другой скажет: какой пустяк, о чем вы изволите беспокоиться. А ты, — вдруг обернулся он к Митину, и тронул его за плечо, — вот ты бы что сделал?

— Я-то? — поднял голову от колеса Митин и оглядел свои вконец испорченные джинсы. — Я бы поблагодарил, что человек помог мне доконать надоевший ширпотреб.

— Я б ему так врезал, — бросил Каратаич, в упор рассматривая паренька. — «Старался проехать», — передразнил он. — Старался бы — не обрызгал.

— Вот, — щелкнул Окладников пальцами в воздухе. Комментарии излишни. Весь спектр человеческих эмоций заявлен.

Когда колесо было залатано, Каратаев начал подкачивать его, пробуя прочность заделки. Митин поддержал. Он задыхался, пот градом лил со лба, Каратаев стал серого цвета.

— Давай я, — предложил незнакомый паренек.

Каратаева оттащили от машины, он с трудом разогнулся, отер рукавом лоб.

Окладников не двинулся с места, он и бровью не повел. — А вот для контраста другой пример. В ресторане сидит мужчина. Он переговариватся через столик с приятелем во весь голос. К нему подходит официантка. «Что это вы так галдите, товарищ?» — интересуется она не слишком деликатно. Какова будет, по-вашему, реакция гостя?

Все промолчали.

— Подумайте, ребятишки, я немного облегчу ваши терзания. Один пошлет ее подальше, так ведь? Другой использует повод, чтобы познакомиться. «Подсаживайся, красотка, скажет, будем шуметь вместе». А третий… — тот раздуется до размеров цистерны и заорет: «Да кто ты вообще такая делать мне замечания?!»

И опять все промолчали. Но Окладникова и это не смутило.

— Могут быть, конечно, более сложные вопросы, — присел он на пенек. — Например… Двое спрятали ворованную резину. Неожиданно один из преступников увидел, что за спиной возник свидетель их воровства, а товарищ не знает об этом и спрашивает напарника: никто, мол, не засек, как мы удирали с резиной? Что ответит второй под пристальным взглядом свидетеля?

— Никакой, мол, я не видел резины, о какой резине речь? — прыснул паренек, не задумавшись ни секунды. — Или подумал бы, как удрать, раз накрыли с поличным.

— Молодец, — задумчиво похвалил его Окладников и медленно перевел глаза на Митина, потом на Каратаева. Те не проявляли интереса. — Если б хватило смекалки, то заметивший постарался и свидетеля втянуть в их аферу. Он с ходу придумал бы, как можно его скомпрометировать.

— А ты б что сказал? — поднял голову от колеса Каратаев и посмотрел на Митина. Они уже почти справились с новым колесом, но физическая нагрузка давалась Митину легко, только если усилие было недолгим, но тут уже с часок возились, и он выдохся.

— Как есть, — буркнул он. — Мне всегда казалось, что легче всего говорить правду. Не придется выкручиваться потом, запоминать, что врал прежде, подгонять выдумку ко всему, что случится в будущем. Не врать проще.

— Ты что, признался бы, что украл? — не поверил паренек.

— Ага.

— Уж это ты загнул, — отмахнулся от Митина паренек. — Любой стал бы выкручиваться: «Вы меня с кем-то путаете, дражайший. Я вас первый раз вижу, о чем речь?»

— Чего юлить, коли накрылся, — поддержал Митина Каратаев и проверил ногой колесо. Все было в порядке. — И я б прямо: за твоей, мол, Ваня, спиной орлик тот все видел, посему пламенный привет. Слушай, — повернулся он к пареньку, — спасибо за подмогу. Может, вместе в «Минутку» заглянем?

— Некогда, — легко вскочил тот в свою кабину и завел мотор. Потом обернулся: — И так рабочего времени сколько потерял! — Он как загипнотизированный смотрел на Юрку. — Мы еще встретимся с вами, — сказал. — Непременно встретимся.

Митин отошел в сторонку, пропуская машину.

Потом, когда наконец и они двинулись, через какие-то полчаса вдруг явственно послышался шум протекающей реки. Каратаев прислушался. «Стыдно, ребятишки, в Семирецк на грязной машине показаться!» — притормозил он и съехал вниз. Видно, конца не будет этой дороге, заныло у Митина, чертова «Минутка» обернется двумя часами. Но втроем они быстро окатили машину, десяти минут не прошло, как они буквально поплыли по асфальтовой трассе. Первый раз за все время пути встретилась им такая роскошная дорога, еще не съеденная до конца. И все же в «Минутку» они не попали! Почему-то в городе Каратаев сразу же отказался от этой идеи, вида своего застеснялся или с кем-то договорился и забыл, только сначала его понесло на причал узнавать про паром.

— Почему так долго? — грубо заорал он на кассиршу, узнав, что паром отправится только часа через четыре.

— Может, и раньше отправится… — Кассирша захлопнула окошко.

— Зарплата была у паромщиков, — сплюнул стоявший рядом веснушчатый мужичок с выцветшими бровями и в энцефалитке, с плотно натянутым на лоб капюшоном. — Ежели зальют — токмо держись. Вчерась наши ребята цельный вечер ждали, пока енти скоты получку справят.

Потом-то оказалось, что он врал и паром подошел довольно скоро, но непутевая информация кассирши и веснушчатого мужичка все перепутала, и они опоздали.

Митин не раз удивлялся, как охотно люди говорят первые пришедшие в голову сведения, совершенно не думая о последствиях. Они могут объяснить вам дорогу, не имея понятия, где она, и отправить за тридевять земель, даже не дослушав вопроса, могут с апломбом утверждать, что видели своими глазами то, чего и в помине не было.

Рассчитывая на четыре часа, Каратаев погнал машину на самую окраину города, в столовую «Старатель», где, как он уверял, у него свой «кадр», который подаст им такого омуля, какого и в «Минутке» быть не может, тот омуль может только во сне присниться.

— А ты как, не жалеешь, что так внезапно женился? — вернулся к своему Окладников: видно, никак не мог он отделаться от мысли о своей Марине.

— Она бы… не пожалела, — чуть запнулся Митин. — Плох я для семейной жизни. Мотаюсь без конца, не сидится мне на одном месте.

— У тебя-то она поет? — Окладников с улыбкой смотрел на него.

— Не поет. У нас уже второй год другая поет. Любка.

— Так ты и родить успел? — ахнул Каратаев.

— Она успела.

Потом они действительно добрались до «Старателя», рвали на части омуля под Луи Армстронга, которым увлекался здешний люд, и все было на том высшем уровне, когда человек расслабляется и наступает в его душе спасительный покой. Низкий клокочущий голос, джазовые переливы саксофона — все это было именно то, что человеку надо после такого перегона.

Конечно, обещанный Каратаевым «кадр» оказался в декретном отпуске, но их обслужила рыжая грузнобедрая официантка, которая кроме омуля добыла всего, что есть на свете вкусного, — поначалу им сверхъестественно везло в этом местечке. Никто не вспомнил, что истекли все сроки прибытия Окладникова к уникальному специалисту, что груз уже сдан, Каратаеву пора возвращаться. Митин остро чувствовал, что драгоценное время уходит, а вместе с ним уплывает мечта попасть на озеро Болонь. Но это еще предстояло.

Они уже дожевывали свежеиспеченные пирожки с капустой взамен десерта, когда в зал ввалилась компания. Было ясно, что этих ребят откуда-то выперли, где-то они уже изрядно набрались и теперь каким-то зигзагом судьбы их пришвартовало к «Старателю» — в самую отдаленную в городе столовую. Митин во все глаза таращился на полуголодных парней в засаленных тельняшках, с невообразимой серией наколок, словно прибыли они сюда с пиратского судна прошлого века. Два сильно выпивших старателя-золотодобытчика вломились вслед за ними; пожилой, с потертой, изрезанной морщинами физиономией, все норовил попасть кулаком в кирпично-красную рожу второго, — очевидно, своего молодого напарника. Металлическая челюсть того выдавала, что по части драк у него была богатая биография. Он только улыбался неверным наскокам пожилого, высматривая столик.

Десять минут шла сосредоточенная драка, треск стульев перемешивался с непрекращающимся матом, попутно крушилась вся деревянная тара, скакавшая по полу.

В мгновение все внутри Митина напряглось, нервы его затрепетали. Внезапно краснорожий громила схватил стол и послал в сторону стоявшей у стены официантки. Невообразимый шум перекрыл громовой голос Каратаева: «А ну, осади назад! А ну, я говорю…» Резким ударом ладони он отбросил парня с металлической челюстью, но тот, высвободившись, схватил с ближнего стола бутылку и пустил ее в голову Каратаева. В сантиметре от головы бутылка пролетела мимо, и Митин, выйдя из столбняка, бросился на помощь Каратаеву.