Сигизмунд: Вечный крестоносец

Храмовник, который каждую ночь отказывал Сигизмунду войти, всегда был другим. Некоторых он узнал, некоторых никогда раньше не видел. Среди них был Чисеро, один из Первых — тех, кто вступил в легион, когда Рогал Дорн принял командование — высокий и с длинными костями, его булава была позолочена красным золотом. Эрудей, широкоплечий, со шрамами от битвы за Луну на лице и двумя саблями в руках. Были воины с лицами, словно высеченными из камня, и другие, во взглядах которых, казалось, была только доброта острой стали.

Во время ночных бдений он опускался на колени, когда мир вращался вокруг него. Каждую ночь, в полумраке перед дверью, он слушал, как пульсация наполняет его уши. Храм был святилищем, погребённым глубоко в центре «Фаланги», отделённым и экранированным так, что даже шум битвы не касался его. Но настоящей тишины не было. Сначала раздавались звуки его собственной крови и дыхания, наполнявшие уши и чувства; затем, как бы отвечая биению его жизни, он слышал корабль. Даже неподвижная в пустоте космоса «Фаланга» дышала. Миллиарды тонн металла и камня дрожали в медленном ропоте, когда силы и давление прокладывали путь через её кости. Нараставший топот ног на дальних палубах, визг режущей пилы снаружи корпуса, шипение вокс-кабелей, передававших команды из одной части корабля в другую — всё это сливалось и фильтровалось в звук, который вливался в чувства Сигизмунда. Как шипение грозовых помех. Как пыль.

— Ты заинтересовался оружием, — сказал Аппий.

Сигизмунд оглядел стойки. Свежая кровь запеклась у него на лбу и стекала по правому предплечью к пальцам, которые сжимали клювообразный молот. Аппий начисто вытирал саблю.

— Откуда оно?

— Хороший вопрос, — сказал Аппий, осматривая лезвие сабли, затем убирая её в лакированные ножны и ставя обратно рядом с остальными. — Это оружие Храма, используемое его защитниками и для обучения тех, кто присоединится к ним. Оно пришло со всех звёзд, объединённых Имперской Истиной. Некоторое прислано великими оружейными кузницами Сол, другие привезены с войн или предоставлены другими легионами.

— Какова его цель? — спросил Сигизмунд. — Его истинная цель?

— Для меня его цель — красота.

— Красота?

— Есть несколько вещей, которые я нахожу прекрасными, — сказал Аппий, кивая. — Думаю, что некоторые вещи вырезаются из нас, когда мы становимся частью легиона, некоторые части человечности, которые удаляются, чтобы позволить тому, что осталось, сосредоточиться. С другими легионами, возможно, не так, но я нахожу странным, что некоторых трогают следы кисти или звуки песни. Вещи, созданные для войны, для достижения победы, хотя… это где-то в них красота по-прежнему сохраняется для меня. — Он посмотрел вдоль стойки, улыбка в его глазах поймала свет отражённых граней. Он взглянул на Сигизмунда с полуулыбкой на губах, выгнув серую бровь.

— Это не ответ на вопрос, — сказал Сигизмунд.

Аппий кивнул, соглашаясь.

— Другая цель состоит в том, чтобы ты понимал каждое оружие, с которым можешь встретиться в бою, умея владеть им. Оружие учит тебя, как ты можешь победить его. Храмовник должен победить любого врага, поэтому он должен владеть любым оружием.

— Однако это не является их конечной целью, не так ли?

— Они учат нас тому, кто мы есть, — сказал Аппий. — Вот почему они существуют. Вот почему мы должны владеть ими всеми.

— Пока мы не найдём самих себя, — сказал Сигизмунд.

— Пока мы не найдём правду, — сказал Аппий. Он повернулся и взял со стойки меч. По обеим сторонам прямого клинка тянулось острое лезвие, а рукоятка под поперечной гардой была обтянута тёмной кожей. Мастер оружия поднял меч так, чтобы клинок был обращён плашмя к его лицу. Его взгляд скользнул по лезвию. — Когда ты берёшь в руки инструмент войны, ты должен знать его историю, как она отражена в записях и как она отражена в самой его сущности. Как и ты, этот клинок был сделан на Терре. Оружейник клинковых кланов Гоби с Азиатских низин выковала его из осколков с полей сражений, когда Единство Терры ещё оставалось под сомнением. Её имя утеряно, но она была более способной, чем те, кто её окружал. В то время клинковые кланы совсем недавно подчинились Единству и трудились над созданием оружия в качестве дара верности Императору. Кузнец принадлежала к низшей касте и не могла работать с самыми чистыми материалами, поэтому она просеивала груды ржавчины и боевые отходы в поисках кусочков кованой стали, которые другие не видели или выбрасывали, потому что те были слишком маленькими или слишком повреждёнными. Она собирала угольную пыль по углам кузниц хозяина. Она работала, когда должна была спать. Она сделала пять мечей, каждый из которых немного отличался от другого. Посмотри на этот клинок, и увидишь её в ряби дамасской стали, в ударах молота и жаре, которые объединили сплавы стольких осколков для достижения единой цели. Её жизнь в этом равновесии. Её правда.

Аппий плавным движением перевернул меч и протянул его Сигизмунду рукоятью вперёд.

— Попробуй, — сказал он. — Молот, топор и гладий — это не твои инструменты. Возможно, он станет.

Сигизмунд взял меч. Он почувствовал, как вес клинка лёг в пальцы.

— Как он попал в легион?

— Когда клинковые кланы положили своё оружие к ногам Императора, Он увидел, что мечи кузнеца погребены под клинками из чистой звёздной стали, углеродного стекла и сплавов, которые не могут быть воспроизведены даже высшими магосами Марса. Все эти клинки были отодвинуты в сторону, и клинки кузнеца вызывали восхищение. Простота дизайна, совершенство изготовления и послание, которое они передавали, затмевали всё остальное. Император и совет Единства воздали почести мастерам клинковых кланов за подарки, которые говорили не только о мастерстве, но и о понимании. Мастера приняли похвалу и вернулись в свои кузницы. Мечи были розданы офицерам недавно созданных Легионес Астартес и отправлены на войну. Один из них сейчас находится в твоих руках.

— А его создатель?

— Вожди кланов сожгли её в её собственной кузнице за позор, который она навлекла на них.

— Они сочли то, что она сделала, оскорбительным?

— Оскорбительным, что она осмелилась положить свои дары к ногам нового Повелителя Терры, оскорбительным, что её клинки превзошли их работы, оскорбительным, что она понимала то, чего не понимали они.

— Что?

Аппий улыбнулся.

— Спроси меч, — сказал он.

Сигизмунд наблюдал, как свет собирается и переливается по волнам тени в стали.

— Эта история правдива?

Аппий печально кивнул:

— Подобные истории всегда правдивы.

Воин с серыми глазами ждал его у дверей Храма, когда колокол пробил ночь.

— Я хочу пройти внутрь, — сказал Сигизмунд.

— Кто ты такой, чтобы входить в это место?

— Я — Сигизмунд, воин Седьмого легиона.

— Ты принёс свои клятвы. Только защитники клятв могут войти. Путь для тебя закрыт.

Сигизмунд подошёл на шаг ближе.

— Я войду, брат, — сказал он.

— Зачем?

— Стоять там, где стоишь ты.

Острие меча Храмовника остановило его шаг.

— Путь для тебя закрыт, — повторил Храмовник.

Сигизмунд сделал ещё один шаг. Меч Храмовника метнулся к нему. Его клинок встретил удар. Он посмотрел сквозь скрещённые клинки в глаза цвета штормового моря. Теперь он знал, с кем столкнулся. Это был не брат Храма и даже не один из их чемпионов. Этим воином был Эол, бывший командующий VII легиона до того, как Рогал Дорн воссоединился с Императором, а теперь магистр Храмовников. Он был смертью, вызовом и камнем древних тронов.

— Я буду нести бремя вместе с тобой, брат, — сказал Сигизмунд.

— Ты обнажил клинок, — сказал Эол, — и поэтому ты должен жить его добродетелью... — Он отступил, разрывая сцепленные мечи, его взгляд оставался совершенно спокойным. — Или падёшь по собственной вине.

Вокруг них из темноты выступили фигуры. Каждый воин был в табарде с крестом поверх доспехов и держал в руках оружие. Сигизмунд узнал их по тем ночам, когда преклонял колени на этом месте: это были Храмовники, которые преграждали ему путь каждый раз, когда он приходил сюда. Все, кроме одного. Он увидел Аппия. Мастер оружия держал в руках молот, и выражение его лица было каменным.

Эол обвёл взглядом кольцо воинов.

— Начинайте, — сказал он.

Атака пришла слева от Сигизмунда, быстрый, боковой и низкий рассекающий удар топором. Сигизмунд отступил. Клинок прошёл мимо, и он шагнул вперёд, подняв меч. Ещё один удар и ещё один, врезались в его меч, отдаваясь в пальцах и распространяясь по предплечьям. Он увидел, как воин с топором развернулся, вскидывая оружие, готовый нанести разрубающий удар сверху. Порез тирана — так полушутя называли его старые воины Единства, высмеивая тех мёртвых королей, чьи головы и королевства достались Императору. Это был конец жизней. Сигизмунд прочитал и встретил удар, отклонил и атаковал в ответ... и никуда не попал. Воин уже шагнул мимо него, изменив захват оружия и рубя. Навершие топора ударило Сигизмунда в бок. Броня прогнулась. Ещё один удар пришёлся в тыльную часть ноги. Затем воин с топором отступил, и появилось размытое пятно стали, когда на него двинулся Эрудей с двумя шипевшими клинками.

Сигизмунд отпрянул, но острие просвистело по его щеке. Брызнула кровь. Следующий режущий удар уже приближался, и меч поднялся ему навстречу. Стальной поцелуй. Он видел, как губы Эрудея растянулись в оскале, блестя хромированными зубами. Сигизмунд развернулся, освобождая пространство, одна рука слегка отпустила меч, другая схватила Эрудея за предплечье и…

На лбу Сигизмунда открылся широкий порез. Кровь залила глаза. У него было мгновение, прежде чем Эрудей подсунул руку под его плечо и вывернул, и он падал, и он знал, что следующий удар сломает его. Он сталкивался с воинами и врагами, но никогда с такими, как эти. У него ничего не было. Он был пуст, пустота в облике мальчика, а затем воина, ищущего причину, чтобы стоять. Он проиграет, здесь и сейчас, как и все остальные, как он и предполагал.

Он падал, и когда он ударился об пол, он знал, что если поднимется, то будет падать снова и снова. Вся сила, данная ему, всё мастерство владения оружием и уроки десятилетней войны ничего не значили. Даже если и был способ пережить этот момент, порезы и удары никогда не закончатся, пока он не будет сломлен, пока этот круг мечей не найдёт правду…

«Найди правду, и тебе больше ничего не понадобится».

Он ударился об пол. Дыхание вырвалось из лёгких. Мгновение замедлилось. На секунду ему показалось, что он слышит шум корабля, там, за скрежетом силовой брони и звоном стали. Медленный пульс, вселенная вращается по своей вечной дуге, секунда за секундой. Меч в руке. Клинок оттягивает руку.

«Они учат нас тому, кто мы есть. Вот почему они существуют».

Дыхание втянулось в лёгкие.

Он увидел Аппия, смотревшего на него из воспоминаний о тренировочном зале, полуулыбку, мерцавшую в глазах воина.

«По одному разрезу за раз. Вот как мы создаём вечность — делая следующий разрез».

Он поднялся. Эрудей стоял перед ним, сабля воина казалась мерцавшим пятном на периферии зрения.