Тень ведьмы

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

XIV

Меня испугал слабый шум. Я попробовала передвинуться, но моя левая рука, которую я отлежала, затвердела и не слушалась меня. Я заснула в комнате Мерседес Перальты, изнуренная проведением инвентаризации ее лекарственных растений.

Услышав голос, звавший меня по имени, я повернула голову. «Донья Мерседес?» — прошептала я. Кроме скрипа узлов гамака о металлические кольца, я ничего не услышала в ответ. Я прошла на цыпочках в угол. В гамаке никого не было. Но я имела четкое чувство, что она только что была в комнате, какое-то присутствие ее еще было здесь.

Застигнутая необъяснимой тревогой, я открыла дверь и выбежала в темный пустой коридор; я прошла через патио на кухню, затем во двор. Здесь в гамаке отдыхала донья Мерседес, окутанная табачным дымом.

Ее лицо медленно показалось из дымного облака. Оно больше походило на образ во сне. Ее глаза сверкали странной глубиной:

- Я только что думала о тебе, — сказала она. — О том, что ты здесь делаешь. — Она вытянула свои ноги и выпрыгнула из гамака.

Я рассказала ей, что уснула в ее комнате и была напугана звуком ее пустого гамака.

Она молча слушала с тревожным выражением на лице.

- Музия, — сказала она строго, — сколько раз я советовала тебе не спать в комнате ведьмы? Мы очень уязвимы, пока спим.

Неожиданно она хихикнула и прикрыла рот рукой, словно сказала слишком много. Она сделала мне знак подойти поближе и сесть на землю у края гамака. Затем начала мне массировать голову. Ее пальцы скользили волнообразными движениями вниз по моему лицу.

Успокоительное оцепенение распространялось по лицу. Кожа, мускулы и кости, казалось, растворились под ее ловкими пальцами. Полностью расслабленная и успокоенная, я чувствовала себя в дремоте, которая, однако, не была и сном. Я полусознавала ее мягкие прикосновения и наконец легла лицом вверх вблизи от цементной плиты.

Донья Мерседес молчаливо стояла надо мной.

- Смотри, музия, — внезапно крикнула она, указывая на полную луну, бегущую сквозь облака. То скрываясь, то появляясь вновь, луна, казалось, в спешке рвала облака. — Смотри, — крикнула она снова, подбросив горсть золотых медалей, связанных длинной золотой цепочкой, над своей головой. — Когда ты увидишь цепочку еще раз, ты вернешься в Каракас.

На минуту темная горсть, казалось, была подвешена к луне, показавшейся среди облаков. Я не увидела ее падения. Я была слишком озабочена тем, что побудило ее упомянуть о моем возвращении в Каракас. Я спросила ее об этом, она заметила, что для меня было бы глупо предполагать, что я останусь в Курмине навсегда.

XV

Настойчивый резкий треск цикад на ветвях над моей головой был больше похож на колебания, разрывавшие тишину жаркой и влажной ночи. Я лежала лицом вниз на циновке и ожидала женщину, которая являлась ко мне каждую ночь на этом самом месте.

Донья Мерседес, дремавшая в гамаке поблизости, решила составить мне этой ночью компанию и похоже нарушила своим присутствием всю исключительность таких появлений. Она с самого начала установила, что поскольку еще никто не был свидетелем моих встреч с духом, они могли оказаться чисто личными событиями. Но если кто-то еще будет присутствовать при этом, все станет, как говорится, общественным достоянием.

Я уже приобрела некоторый опыт в курении сигар. Сначала я жаловалась донье Мерседес на раздражающее действие горячего дыма на нежные ткани внутри рта. Она смеялась над моими страхами, уверяя меня, что дым ритуальных сигар на самом деле прохладен и успокоителен.

Потренировавшись немного, я согласилась с ней — дым действительно был прохладным; казалось, что табак ментолизирован.

Решение доньи Мерседес сопровождать меня этой ночью было вызвано сомнениями Канделярии в том, что я достаточно сильна для самостоятельного ведения сеанса. По ее словам, полный сеанс означал то, что в некоторый момент медиум абсолютно оставлял весь контроль над своей персоной и дух мог выражать себя посредством тела медиума.

Днем раньше донья Мерседес объяснила мне, что мое присутствие в ее доме не могло длиться слишком долго. Не потому, что она или Канделярия были как-то против меня, но потому, что она не могла дать мне ничего ценного. Она уверяла меня, что и Канделярия, и она сама не чувствовали ничего другого ко мне, кроме глубокой любви. Если бы я меньше ей нравилась, она бы удовлетворилась тем, что разрешила мне наблюдать ее лечение больных и делать вид, что я являюсь ее помощницей. Но любовь ко мне вынуждала ее быть правдивой. Мне нужно было звено, а она не могла дать мне его. Она создавала его для Канделярии. Однако, поскольку дух выбрал меня как посредника, а возможно даже как настоящего медиума, она уважала этот выбор. Пока она помогала мне только косвенно при ночных контактах с призраком.

— Тот факт, что дух моего предка избрал тебя, — говорила она, — делает тебя, Канделярию и меня в некотором роде родственниками.

Канделярия потом мне рассказала, что у нее был контакт с тем же духом еще в детстве. Но, следуя традиции медиумов хранить все в глубочайшей тайне, она не могла рассказать мне об этом.

Донья Мерседес пошевелилась в гамаке и скрестила руки за головой.

- Музия, ты лучше садись и начинай курить, — сказала она тихим, расслабленным голосом.

Я зажгла сигару и часто запыхтела ею, шепча заклинания, которым она меня научила. Дым и звук были обязательными агентами для вызова призрака. Я услышала тихий шелест. Донья Мерседес тоже услышала его, она повернулась в том же направлении, что и я. В нескольких шагах от нас, между гигантскими терракотовыми цветочными горшками, сидела женщина.

Донья Мерседес присела рядом со мной и взяла сигару из моих губ. Она запыхтела ею, шепча заклинания, отличные от моих. Я почувствовала дрожь в теле; невидимая рука сжала мое горло. Я услышала, что испускаю свистящий, булькающий шум. К моему изумлению, он звучал как слова, сказанные кем-то еще с помощью моих собственных голосовых связок. Я мгновенно узнала — хотя и не понимала слов — что это было другое заклинание. Призрак парил над моей головой, затем он исчез.

Я обнаружила себя в доме вместе с доньей Мерседес и Канделярией. Я насквозь пропотела и чувствовала себя физически истощенной. А тут были две женщины. Однако мое истощение никак не изнуряло. Я чувствовала удивительную легкость и оживление.

- Как я очутилась здесь? — спросила я.

Канделярия взглянула вопросительно на донью Мерседес и сказала:

- У тебя был полный сеанс.

- Это меняет все, — откликнулась донья Мерседес слабым голосом. — Дух моего предка даст мне звено для тебя. Поэтому ты должна остаться здесь, пока дух не позволит тебе уйти.

- Но почему дух избрал меня? — спросила я. — Я же иностранка.

- Для духов не существует иностранцев, — ответила Канделярия. — Духи имеют дело только с медиумами.

XVI

Мерседес Перальта сидела сгорбившись у алтаря, бормоча заклинания. Голодная и утомленная, я наблюдала за ней со своего места. Было почти шесть часов вечера. Я пылко желала о том, чтобы крупная женщина, сидевшая за столом, оказалась последней пациенткой в этот день.

Обычно она не принимала более двух больных, но последние четыре субботы донья Мерседес осматривала более двенадцати пациентов за день.

Большей частью это были женщины из соседних деревень, которые, совершая еженедельную поездку на рынок, задерживались, чтобы осмотреться у целительницы. Некоторые из них искали помощи от таких недугов как головные боли, простуды и женские расстройства. Большинство посетителей, однако, приходило облегчать свои эмоциональные проблемы. Безответная любовь, семейные затруднения, конфликты с родней и подросшими детьми, проблемы на работе и в обществе были наиболее частыми темами бесед. Поседевшие волосы, отсутствие волос, появление морщин и полоса неудач были самыми легкомысленными жалобами. Донья Мерседес лечила каждого, независимо от его или ее проблемы, с одинаково искренним интересом и эффективностью.

Сначала она определяла недуг, применяя морской компас или истолковывая узор пепла сигары на тарелке. Бели отсутствие целостности человека было вызвано физиологическим смятением — она называла его духовным — она накладывала молитвы-заклятия и делала массаж. Бели человек страдал физическим недугом, она прописывала лекарственные растения.

Ее изумительное владение языком и великолепная чувствительность к каждой мельчайшей перемене в настроении человека побуждало сопротивлявшихся мужчин и женщин раскрываться и откровенно говорить о своих интимных делах.

Голос Мерседес Перальты испугал меня.

— В этот раз ты действительно испортила все дело, — отчитывала она крупную женщину, которая сидела перед ней за столом. Встряхивая недоверчиво головой, она еще раз осмотрела пепел сигары, который собрала на металлическую тарелку. — Ты дурачишь меня, — заявила она, поднося тарелку к лицу женщины и призывая ее узнать в мягком, серо-зеленом порошке природу своего недуга. — На этот раз ты действительно в беде.

Покраснев от волнения, женщина суетливо озиралась, словно пыталась найти путь к отступлению. Она надула губы совсем как ребенок. Донья Мерседес поднялась и подошла ко мне, произнеся официальным тоном: — Я прошу тебя подробно записать методы лечения этой пациентки.

Как обычно, я сначала выслушивала названия предписанных трав, цветочных эссенций и диетические ограничения. Затем я переписывала подробный отчет о том, при каких обстоятельствах пациент должен принимать отвар из трав или очищающие ванны. По указаниям доньи Мерседес я никогда не делала копий для себя. И наконец, по ее просьбе я несколько раз перечитывала то, что написала. Я была уверена, что донья Мерседес не только убеждает себя в том, что я правильно поняла ее, но главным образом учитывает возможный случай того, что пациент неграмотен.

С инструкцией в руке женщина встала и повернулась к алтарю. Она положила несколько банкнот под статуэтку Вирджинии, затем торжественно пообещала, что будет следовать инструкциям доньи Мерседес.

Донья Мерседес подошла к алтарю, зажгла свечу и, встав на колени, помолилась святым о том, чтобы ее мнение оказалось правильным.

Я упомянула, что знаю докторов, которые тоже очень часто молятся.

- Единственное, что объединяет хороших докторов и целителей, это терпеливое уважение к своим пациентам, — объяснила она. — Они доверяются великой силе, которая ведет их. Они могут вызвать эту силу с помощью молитвы, медитаций, заклинаний, табачного дыма, медицины и хирургического скальпеля.

Она взяла копии инструкций, которые я написала в этот день, и сосчитала листы.

- Я в самом деле осмотрела сегодня столько людей? — спросила она, по-видимому, совершенно не интересуясь моим ответом. Слабая улыбка тронула ее губы, когда она закрыла глаза и откинулась на спинку своего неказистого стула. — Иди и принеси мне все твои записи о моих клиентах, кроме тех, кто рассказывал тебе свою историю. Я хочу посмотреть, как много людей я вылечила за то время, как ты появилась здесь. — Она встала и прошла со мной до двери. — Принеси все в патио. Я хочу, чтобы Канделярия помогла мне, — добавила она.