Сэр, простите, ещё кое-что...

~ 12 ~ Ещё несколько лет

Смущенный вмешательством призрачного коня из мира грез, Гарри едва дожил до следующей встречи с индейцем. А увидев наставника, тут же утянул того к себе в комнату, чтобы без помех расспросить.

— Денвер, это же не значит, что я должен его призвать к себе прямо сейчас? Его же держать негде! — протарахтел мальчишка после поспешного пересказа о случившемся.

— А его не надо держать, — слабо улыбнулся волшебник. — Ему, даже материальному, не нужна конюшня.

— А что случилось? — настороженно заглянул Гарри в тревожные глаза индейца, удивленный его тоном.

— Ничего, — торопливо отозвался тот. — Просто я рад, что ты услышал его. И спас свою семью…

Гарри нахмурился, начиная понимать, что здесь что-то совсем иное прячется. Спас свою семью тем, что услышал ржание призрачного коня. Невольно вспомнился сон — волнистая трава колышется от ветра до самого горизонта, туманная дымка плывет на стыке неба и земли, и скачет по прерии черный конь… А может, кобыла? Ведь рядом с ней, чуть поотстав, бежал махонький жеребёнок. Да, сейчас вспомнился малыш, почти незаметный на фоне огромной вороной матери, малюсенький, тоненький, с пегой мордашкой…

— Это я?.. — неуверенно спросил Гарри, озадаченно смотря на Денвера. Индеец положил ладонь на его грудь.

— Это твоя магия. Твое предчувствие, твой дар предвидения. У простого человека тоже бывают такие предчувствия, тоже бывают такие сны-предсказания. Даже просыпаются порой от резкого громкого крика в лицо, просто спишь, спишь… и вдруг ка-а-ак кто-то гаркнет тебе в лицо, ты аж подпрыгиваешь в постели, садишься и испуганно головой во все стороны вертишь, пытаешься понять — а кто тебя разбудил, кто так страшно кричал? И сердечко у тебя так и колотится, так и заходится… А иногда это не крик, а звук падения чего-то большого и тяжелого, или стук, или толчок в спину или бок. Но пробуждение такое же внезапное и страшноватое, с сердцебиением.

Гарри всё это внимательно выслушал, с сожалением убеждаясь, что лошадь ему действительно приснилась, опечаленно вздохнул.

— А почему ты сказал, что это мой конь? Если он просто снится мне, то как он может быть моим?

— Он правда твой, Гарри. Как у волшебника, у тебя есть конь. И, повторяю, ему не нужна конюшня, он невидим для посторонних. Когда надо, он появляется, в остальное время он скрывается в своем измерении, в своем мире грез. Просто он волшебный, Гарри, как и ты…

— Как твой мир, спрятанный от людей? — уточнил Гарри.

— Да, — кивнул Денвер. — Как мой мир. А точнее — мир волшебников.

Вот такой разговор состоялся у семилетнего Гарри перед Рождеством восемьдесят седьмого года. Потом было Рождество и время, неспешно полетевшее сквозь года, вытягивая мальчика вверх и вширь, развивая его мозг и раздвигая горизонты.

Рождественские праздники и дни рождения в семье Коломбо проводили всегда. И всегда весело, красочно, с размахом. Дней рождения у одних только детей было пять, семь, считая родителей, и ещё пара десятков у всех прочих родственников. День рождения у Энди, день рождения у Синтии. Дни рождения у прочих: Пати, Роберта, Донована, Шэрон…

Традиционно покупался торт, приглашались стаи друзей, причем не только собственных, а всех. Незнакомых-то ребят не было, все знали всех со всей западной Доран-стрит, со всеми её кварталами и боковыми улочками. Клоуны с дрессированными собачками, воздушные шарики, пони и ослики для катания — все эти развлечения устраивались для детей за счет администрации города Глендейла в одном из трех ближних мини-парков, иногда даже в присутствии самого мэра, если у того были время и интерес. Дни рождения у самих друзей и их родителей тоже никто не отменял, так что хочешь не хочешь, а пришлось завести не одну толстую тетрадку со вклеенными в них календариками, в которых были скрупулезно отмечены дни рождения тех или иных ребят, с адресами и телефонами, с именами бабушек-дедушек… И попробуй только забыть поздравить девяностосемилетнюю миссис Марш, у которой имеется точно такой же амбарный гроссбух со списками имен.

Подарки, понятное дело, были дешевенькими и чаще всего самодельными, что, разумеется, весьма ценилось именинником, ведь такое подарочки, сделанные с душой, идущие от дарителя от всего сердца, были дороже всех сокровищ мира. Ну, друзьям-знакомым Гарри старался сделать открытки или купить красивые блокнотик и ручку. А вот родичам… для них он буквально из кожи вылезал. Неделями искал глину, облазывая все ближайшие карьеры или земляные работы, а находя, тут же собирал и тащил домой ведрами. Набрав несколько образцов разных глин, Гарри с головой окунался в эксперименты: разводил водой в различных пропорциях — пожиже, погуще; месил, мял, разминал и, добившись нужной консистенции, начинал лепить. Ну что сказать. Лепил Гарри недурно, а учитывая то, что он не имел личного знакомства с дымковскими русскими игрушками, которых ещё под хохлому расписывают, его поделки вызывали должное уважение. Каждый год папа и мама получали от любящего сына какого-либо диснеевского героя: Дональда Дака, Микки Мауса, лежащего Бемби. Но чаще всего Гарри лепил бассета, тем более, что Пёс был крайне удобен для творчества — коротколапый и длинный, он не требовал проволоки в каркасе, достаточно было глину погуще замесить — до состояния пластилина. Раскрашивал свои поделки Гарри сам, причем искусно, реалистично и красиво.

Гарри вообще рос творческим человеком, разносторонне заинтересованным, он любил рисовать, писать рассказы, лепить из глины и пластилина, увлекался оригами и обожал вырезать из бумаги всякие кусочки, из которых складывал аппликации и строил фигурки машинок и животных. Многие из этих бумажных фигурок потом бережно собирались и хранились в коробке, чтобы на Новый год достать их, разукрасить кусочками мишуры и блестками и украсить ими елку. Елка на Рождество была настоящей, пышной и разлапистой, одуряюще пахнущей хвоей и смолой. Наряжали её всей семьей, кучкуясь и танцуя вокруг лесной красавицы, по мере роста развешивая шарики, игрушки и те самые гаррины поделки из бумаги.

В это Рождество всех удивила Мирабель. Взяла синий шарик и застыла вдруг, завороженная каким-то чудом, стоит, зажав шарик в ладонях, и смотрит на него, не мигая, пристально-пристально вглядывается в синий глянцевый бочок. Родители заметили, заинтересовались.

— Мира, что случилось? — мягко спросил Коломбо, присев на корточки перед малышкой.

Девочка не смогла сказать — не нашла нужных слов и только беспомощно попискивала, пытаясь хотя бы так выразить свои восторги. К счастью, Гарри ещё помнил себя в подобной ситуации и сумел облечь чувства Миры в слова. Встал рядом с ней, погладил шарик пальцем и сообщил всем:

— В нем целый мир отразился, видите? Посмотрите, тут елочка видна, дверь гостиной, холл, окна, все мы, всё сразу отражается, вкруговую.

Мирабель просияла и с благодарностью посмотрела на старшего брата. А всё понявшие родители, приблизив головы, внимательно всмотрелись в сине-бархатное чудо, которое открыли для них дети.

— Это такая прелесть! — растроганно произнесла мама, обнимая и целуя в щечки Миру и Гарри. — Спасибо вам за это маленькое чудо, мои дорогие.

— Куда ты хочешь его повесить? — проницательно спросил отец. И удивился, когда Мира протянула шарик ему, доверяя свое хрупкое счастье. Папа даже растерялся от неожиданности. — Я? О… ну хорошо, хорошо…

Разведя руками, он взял шарик и торжественно повесил на зеленую веточку. Чудесное, милое, доброе Рождество, как и многие до этого и после него.

На Дни Благодарения собирались всей огромной семьей, ради чего приезжали все братья и сестры, кузены и кузины со всех концов Калифорнии и других близлежащих штатов. Об этом празднике вы можете прочитать в отдельном моем рассказе «Меня зовут Коломбо», уверяю вас, там подробно обо всем написано.

Рождество за Рождеством, зима за летом, лето за зимой… Хотя, температурно зима от лета мало чем отличалась, разве что не так жарко становилось в зимний период. Где-то до сорока градусов по Фаренгейту (что составляет около +5 по Цельсию). Обычная температура для декабря в Лос-Анджелесе, шестьдесят два градуса по Фаренгейту (+17 по Цельсию). О снеге Гарри только читал да по телевизору видел временами, чему страшно дивился и ломал голову на вечную тему калифорнийских детей: что такое снег и почему от него пар изо рта идет, и что значит — холодно? Что это такое вообще — холода? Ему, как всякому калифорнийцу, казалось странным, что где-то может быть не так, что где-то холодает настолько, что вода замерзает в реках и озерах, а с неба падают снежинки, которые он любил вырезать из бумаги… Но хоть он и не видел снега по-настоящему, его существование всё же не отрицал, как и того, что на свете живет дивный зверь утконос австралийский. Его Гарри, как и снежную шапку на горе Килиманджаро, видел по телевизору.

И однажды он не удержался, спросил на восьмое свое Рождество — что такое снег? Взрослые озабоченно переглянулись над столом, помолчали, каким-то непостижимым образом переговариваясь без слов, наконец дядя Джерри, высокий и усатый, в неизменной белой шляпе, задумчиво предложил:

— Как ты смотришь на то, чтобы съездить на родину Джека, Гарри?

— Э… Мичиган? — ошарашенно переспросил Гарри. Родственники дружно закивали. И поехал Гарри в Чикаго, где провел офигительные зимние каникулы, знакомясь с лыжами, санками и коньками. Познал и опробовал хоккей, гоняя шайбу кривой палкой — клюшкой. Его ноги с непривычки не стояли на коньках, постоянно разъезжались и подворачивались, немало синяков Гарри набил, падая на лед. Но ему даже в голову не приходило жаловаться — это были самые необычные его каникулы, и мальчишка скорей язык откусил бы, чем признался в каких-то неудобствах!

Сам снег Гарри круто так впечатлил — чистый, белый, пушистый и холодный-холодный, а если поймать снежинку на варежку, то за короткое время, пока она не растаяла, можно было посмотреть на загадочный снежинкин узор, который, как говорилось в книгах, никогда и нигде не повторяется. И ведь правда! Десятки снежинок Гарри пересмотрел, ни разу не увидел одинаковых. Как объяснил дядя Джерри, это потому, что природа не любит повторения, единственное, где она допускает их, это в однояйцевых близнецах. Да и то половина из них в отражении, так называемые зеркальные копии.

Холода для Гарри совсем не были помехой, напротив, снежная зима показалась ему куда логичней, чем в южных штатах бесснежная жара в декабре. Мальчика восхищало всё: и пар изо рта, инеем оседающий на шарфике и воротнике, и тонко-звонкий хруст льдистых кристалликов под ногами, и алмазный блеск снега при свете фонарей и луны… Всё это ему казалось просто волшебным, по-настоящему сказочным, волнующе-чудесным.

Чикагские каникулы закончились, и Гарри вернулся в школу и лето. Окунувшись в учебу, он с увлечением отдавался знаниям, страстно изучая всё новые и новые вещи, с восторгом узнавал географические названия окружающего мира, реки-озера, горы, города. И точно так же в нем крепла и росла магия, щекочущими волнами струясь по венам вместе с кровью. Чувствуя временами, как магия выплескивается из него, Гарри возобновил посещения Тайной долины Денвера, к величайшему облегчению последнего. Индеец убирал излишки магии и потихоньку обучал мальчика экономно расходовать магический резерв, распределяя её по телу и концентрируя вокруг себя в воздухе. Вскоре Гарри вообще не замечал её, магия стала просто им, она полностью слилась с его существом, став частью его самого, такой же неотъемлемой, как дыхание и кожа.