Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы

В том же 576-ом году умер багдадский халиф аль-Мустади, и его трон занял другой Аббасид - аль-Назир. Султану донесли, что аль-Назир очень честолюбив и к тому же благоволит к шиитам, хотя и скрывает свои пристрастия.

"Перед э т и м павлином придется рассыпать золотые зерна, ничего не поделаешь", - с тяжелым вздохом подумал султан и направил в Багдад самых мудрых послов с богатыми дарами.

Спустя три с половиной месяца в Дамаск прилетела весть о кончине Сайф ад-Дина Мосульского. Но и на этот раз султану оставалось лишь тяжело вздохнуть, потому что роду Зенгидов, можно сказать не намного убыло, а силы даже прибыло, поскольку Мосул тут же достался брату покойного, Изз ад-Дину, самому тщеславному и самому плодовитому из потомков Зенги.

А вслед за этой новостью всего через три дня прилетела новая - черная, как ворон. Султан Юсуф узнал, что в Александрии умер его брат Тураншах, доблестный военачальник, но бесталанный правитель. Увы, Тураншаха погубило тщеславие. Он недолго повластвовал в Дамаске и возомнил себя равным своему великому брату. Еще недавно ничто так не воодушевляло Тураншаха, как бешеная скачка и яростная битва. Но в Дамаске он поддался искушению, и верноподданные чиновники навели на него порчу своим раболепием. Султан отстранил старшего брата от власти, и все члены семьи и рода искренне поддержали его волю. Но воля самого Тураншаха, завоевателя Йемена и Нубийских земель, оказалась сломленной, и как сломанную саблю, ее уже нельзя было сковать вновь. Тураншах уехал в Египет и там предался роскоши и развлечениям, как некогда доблестный эмир Ширку, чего Всемогущий Аллах не терпел в этом курдском роду храбрых воинов и мудрых правителей. Судьба дяди Ширку не послужила Тураншаху предупреждением, потому он и сам так быстро зачах.

В то лето по всей Сирии и Палестине царила жестокая жара, сопровождавшаяся поистине смертоносной засухой. И вот король Бальдуэн предложил султану заключить перемирие. Салах ад-Дин с нескрываемой радостью принял предложение, возблагодарил Аллаха, за то что Всемогущий там вовремя просветил неверных, и перемирие было заключено на целых два года как с Иерусалимским королем, так и с графом Раймондом, правившим в Триполи.

Едва был заключен этот договор, как повелитель сельджукского Рума Килич Арслан стал угрожать одному князьку, союзнику султана Юсуфа. Султан воспользовался поводом и в начале осени двинулся с большим войском на север. Ему удалось устрашить не только сельджуков Рума, но и армян Киликии. Румский султан отправил к Салах ад-Дину своего самого хитрого посла. Посол осторожно предупредил сына Айюба о том, что, если тот вторгнется в пределы Рума, то Килич Арслан пустит по всему Востоку слух, будто султан Египта сговорился с франками и при их поддержке пытается захватить весь дар аль-Ислам. Эта коварная угроза не слишком оскорбила Салах ад-Дина, поскольку он и не собирался тратить силы на войну с Румом. Султану достаточно было слегка припугнуть Килич Арслана гулом копыт и облаками пыли. Ветер дул с юга, так что повелителю сельджуков достаточно заложило уши и забило пылью глаза. На этот раз Салах ад-Дин первым предложил султану Рума и христианскому правителю Малой Армении заключить договор о добрососедстве и совместных действиях против франков, если те осмелятся нарушить пределы любого из трех государств. Договор между тремя правителями был клятвенно заключен на два ближайших года.

Вскоре в Дамаск прибыли послы от багдадского халифа. В своем послании аль-Назир выражал свою благосклонность к "истинному вершителю джихада" и подтверждал все его права на завоеванные земли. Зенгиды притихли.

Очень довольный положением дел, султан вновь решился оставить Дамаск и удалился в Египет. Проведенные там полтора года были временем спокойным и благополучным.

На исходе года пребывания султана в Египте, его застала весть о новой кончине. Внезапно, от колик, умер правитель Халеба, ас-Салих. Султану донесли, что, вполне вероятно, юноша стал жертвой отравления, а кто из его ближайших родичей повинен в убийстве, о том правителю Египта и Сирии оставалось только гадать.

На этот раз султан решил не торопиться к дележу, как стервятник, а сначала поглядеть издали, как поведут себя алчные Зенгиды, пока остававшиеся в живых. Он не сомневался, что в этих обстоятельствах, что бы ни произошло по воле Аллаха без его, султана, участия, все будет к лучшему. И он оказался прав.

Умирая, ас-Салих, дети которого едва вышли из младенческого возраста, завещал свои владения двоюродному брату, Изз ад-Дину. Тот сразу поспешил в Халеб и, едва похоронив родственника, взял в жены его мать. Казалось, могущество Изз ад-Дина многократно возросло в одночасье и ему уже впору на равных противостоять султану. Но не тут-то было. Все дело испортил родной брат Изз ад-Дина, правитель Синджара Имад ад-Дин. Он всегда считал, что когда-то, при раздаче наследства отца, его обделили. Поэтому он держался независимо и свое время заключил с султаном Юсуфом свой отдельный мирный договор.

И вот в этом Имад ад-Дине тщеславие Зенгидов взяграло с удвоенной силой: видно, в его сердце воскрес дух умершего ас-Салиха. Имад Синджарский немедля потребовал от брата отдать Халеб ему, угрожая в противном случае встать на сторону Салах ад-Дина. Султану оставалось только довольно потирать руки.

Изз ад-Дин устрашился такого поворота дел и предложил брату обмен: Халеб на Синджар. Тот сразу согласился, и братья поехали друг другу навстречу, но, как говорят, разными дорогами.

Тогда султан и решил, что настало время вновь возвращаться в Сирию.

Когда он выезжал из Каира во главе четырехтысячного отборного войска, до него из толпы донесся голос, пророчивший строками стихов, что Египет уже никогда не увидит своего султана. Салах ад-Дин посчитал, что оборачиваться в самом начале пути - дурная примета. Но пророчество сбылось: египтяне уже никогда не увидели со стен Каира, как на востоке поднимается золотистая заря султанских знамен.

Другим событием, которое султан посчитал важным поводом к возвращению в Дамаск, стало разбойное нападение Рейнальда де Шатильона на безоружный караван, отправившийся из Египта в священную Мекку.

В те же дни, спасаясь от морской бури и возлагая свои надежды не только на молитву, но и на мирный договор между франками и султаном, в порту Дамьетты высадились полторы тысячи христианских паломников, направлявшихся к святым местам земной жизни их пророка Исы.

Окажись на месте сына добродетельнейшего Айюба, любой иной правитель из пределов дар аль-Ислама, он, не задумываясь, сразу отправил бы всех иноверцев в их христианский рай или же, на худой конец, разослал бы по невольничьим рынкам. Но для султана всякий паломник, даже иноверец, был человеком, достойным особого почета. Христиане стремились душой и телом в Иерусалим, и он отправил их невредимыми в Иерусалим, только перед дорогой заковал всех в кандалы, будто рабов. В своем послании к королю Бальдуэну, он написал, что со стороны благородного франка будет делом чести продержать паломников на положении рабов до тех пор, пока разбойный барон не вернет султану награбленное добро, деньги и плененных караванщиков.

Вскоре султану донесли, что немощный король Бальдуэн попытался образумить Рейнальда де Шатильона, но бессовестный наглец отмахнулся от своего короля, как от назойливой мухи, и к тому же многие приближенные короля назвали этого разбойника героем.

- Все же надо было отправить это стадо неверных в каменоломни, - заметил катиб султана, имея в виду паломников. - Сам Аллах послал их нам в возмещение потерь.

- Твое "возмещение" - горсть дирхемов, - покачал головой султан. - Знай, Имад: за ту свободу, что я даровал неверным, я получу горсть золотых динаров.

Даже мудрый катиб не смог догадаться, откуда возьмется такая выгода, и тогда султан открыл ему глаза, сказав:

- Вот увидишь, Имад, теперь сам пророк Иса отвернется от франков и не станет выгораживать их перед Всемилостивым и Всемогущим Аллахом.

Вновь обосновавшись в Сирии, султан стал призывать всех правителей, эмиров и принцев, подвластных Зенгидам, перейти под его власть. Он пообещал им, что, если они исполнят его волю и помогут султану в войне против неверных, то он признает их вечные права на владения и сам немедля, со всем своим войском придет на помощь к любому из них по первой же просьбе. Как только между сторонниками Зенгидов начался разброд, султан двинулся на север и захватил город Синджар.

Благоприятные обстоятельства сложились в священный месяц рамадан, когда по законам Ислама вести войну запрещено. Катиб аль-Исфахани и многие советники султана высказывали свои опасения по этому поводу, однако султан ответил им так:

- Если я теперь поступаю против воли Всемогущего Аллаха, то Он не отдаст мне Синджара.

Наконец дошла очередь и до Халеба.

Султан вновь подошел к стенам города в конце месяца мухаррама 579-го хиджры, то есть в мае 1183-го христианского года, и напомнил Имад ад-Дину, потомку Зенги, что еще недавно тот вместе со своим братом пытался заключить против него тайный союз с франками. Действительно, одно из писем к королю франков было перехвачено людьми султана. Султан пообещал, что в ближайшее время это письмо окажется перед глазами багдадского халифа.

Имад ад-Дин заколебался, однако горожане, надо отдать должное их стойкости, остались верны присяге покойному сыну великого атабека Нур ад-Дина и решили защищать свой город до последнего вздоха. Осада началась

Минуло меньше года со дня внезапной кончины доблестного Фарукшаха, правившего Дамаском, и вот под стенами Халеба род султана постигло новое несчастье. Стрела, пущенная с городской стены, нанесла смертельную рану одному из братьев Салах ад-Дина, двадцатилетнему Тадж аль-Малюку.

Узнав об этом, Зенгид дрогнул и направил тайного посла к султану. Тот был немало удивлен предложенным договором. Имад ад-Дин обещал, что отдаст Халеб и будет готов под началом султана воевать против неверных в том случае, если Салах ад-Дин вернет ему родной Синджар и еще несколько окрестных селений.

- Вот теперь и вправду за горсть медных дирхемов мы можем получить целый мешок золотых динаров, - признал катиб аль-Исфахани.

Приближенные Зенгида открыли ночью северные и южные врата, и войско султана вступило в город. Жители были застигнуты врасплох и все разом оцепенели. Никто не мечтал дожить до утренней зари, однако уже на рассвете султан велел начать торг на рынке и через своих глашатаев громогласно объявил на площадях и перекрестках, что все горожане освобождаются от присяги, данной покойному ас-Салиху и могут не беспокоиться ни за свои жизни, ни за свое имущество. С опаской выглянув из своих жилищ, жители Халеба увидели над бывшим дворцом великого атабека три желтых знамени султана и одно, на стороне Мекки, черное, аббасидское.

Султан ненадолго задержался в Халебе. Он передал город в "управление" своему десятилетнему сыну аль-Захиру, вернулся в Дамаск и стал выжидать.