Предпоследняя правда [авторский сборник]

— Не говори так, — попросил я и обнял Прис за плечи. Она была застывшая и неподатливая, как раньше.

Когда доктор Шедд вывел меня из этой фуги, он выглядел крайне озабоченным.

— Мне не очень нравятся нездоровые элементы, возникающие в вашей духовной проекции, — сказал он. — Хотя подобное следовало ожидать — мы все-таки еще далеки от конца курса. В нашей следующей попытке, пятнадцатой фуге…

— Пятнадцатой! — воскликнул я. — Вы хотите сказать, что это была четырнадцатая по счету?

— Вы здесь уже больше месяца, мой друг. Не удивляйтесь, что порой ваши эпизоды смешиваются, это нормально. Просто с некоторых пор прогресс замедлился, некоторые материалы повторяются. Но вы не волнуйтесь, мистер Розен.

— Хорошо, доктор, — мрачно ответил я.

Во время последующей попытки — хотя теперь я уже не был уверен, что это последующая попытка, все перепуталось у меня в сознании — я снова сидел с Прис на скамейке в оклендском парке Джека Лондона. Голуби все так же расхаживали у нас под ногами, но Прис не кормила их, а просто сидела, сложив руки на коленях и глядя в землю.

Она была тихой и печальной.

— В чем дело? — спросил я, пытаясь заглянуть ей в лицо.

По ее щеке скатилась слеза.

— Ни в чем, Луис, — ответила Прис. Она достала из сумочки платок, вытерла слезы, затем высморкалась. — Просто как-то пусто и уныло, вот и все. Возможно, я беременна. Задержка уже целую неделю.

Во мне поднялась буря восторга. Я схватил ее в объятья, поцеловал в холодные, сжатые губы.

— Это самая лучшая новость в моей жизни!

Прис подняла на меня свои серые грустные глаза.

— Хорошо, что тебя это так радует, Луис, — с легкой улыбкой она похлопала меня по руке.

Теперь я и сам видел изменения в ней. Вокруг глаз обозначились заметные морщинки, придававшие ей усталый и мрачный вид. Сколько времени прошло? Сколько раз мы были с ней вместе? Дюжину? Сотню? Я не мог точно сказать. С моим временем происходила странная штука, оно не текло вперед плавным потоком, а двигаюсь какими-то рывками, то замирая на месте, то снова возобновляя свой бег. Я тоже чувствовал себя старше и куда безрадостнее, чем прежде. Но тем не менее это была радостная весть.

Вернувшись в кабинет клиники, я поведал доктору Шедцу о беременности Прис, и он разделил мою радость.

— Видите, Розен, — сказал он, ваши фуги демонстрируют большую зрелость, большую связь с реальной жизнью. В конечном итоге эта зрелость будет соответствовать вашему действительному хронологическому возрасту, и таким образом вы избавитесь от болезни.

Вниз я шел в радостном расположении духа в ожидании встречи с другими пациентами — участниками групповых сессий. Я готовился выслушать их вопросы и объяснения, имеющие отношение к этому новому для меня и важному этапу лечения. У меня не возникало ни малейших сомнений, что, когда они прочтут запись сегодняшнего сеанса, они сделают очень ценные замечания.

В следующей пятидесятисекундной фуге мне привиделась Прис и наш ребенок — мальчик с глазами, серыми, как у Прис, и моими волосами. Мы находились в гостиной. Прис сидела в удобном, глубоком кресле и кормила нашего сына из бутылочки, этот процесс полностью поглощал ее внимание. Сидя напротив, я глядел на них и чувствовал, что все горести и тревоги, наконец-таки, покинули меня. Я был абсолютно счастлив.

— О, боже, — сердито проговорила Прис, встряхивая бутылочку, — эти искусственные соски сползают, когда он сосет. Наверное, я неправильно их стерилизую.

Я протопал на кухню за новой бутылочкой из парового стерилизатора на плите.

— Дорогая, а как его зовут? — спросил я, когда вернулся.

— Как его зовут? — переспросила Прис, терпеливо глядя на меня. — Ты вообще-то где витаешь? Задавать такие вопросы! Ради бога, Луис! Его зовут Розен, так же, как и тебя.

— Прости меня, — сконфуженно улыбнулся я.

— Прощаю, — вздохнула моя жена. — Я привыкла так поступать. И очень жаль.

Но как же его имя, гадал я. Надо надеяться, я узнаю это в следующий раз. А может быть, и нет, может, еще через сто сеансов. Но я должен знать, иначе какой в этом смысл? Иначе все будет напрасно.

— Чарльз, — промурлыкала Прис, обращаясь к ребенку, — ты опять мокрый?

Его звали Чарльз. Я обрадовался — это было хорошее имя. Возможно, я сам выбрал его. Очень на то похоже.

В тот день после своей фуги я торопился вниз, в комнату для групповой терапии. Вдруг у двери на женской половине заметил несколько женщин.

Мой взгляд задержался на одной из них — темноволосой, гибкой и стройной — но сравнению с ней спутницы ее казалась надутыми шарами. Прис? — обожгло меня, так что я резко остановился. Пожалуйста, обернись! — молил я, не отрывая взгляда от спины незнакомки.

И как раз в этот момент девушка остановилась в дверях и оглянулась. Я увидел короткий дерзкий носик, бесстрастный оценивающий взгляд серых глаз… это была Прис!

— Прис! — закричал я, замахав руками, как сумасшедший.

Она взглянула. Смотрела, нахмурившись, губы сжаты. Затем легкое подобие улыбки скользнуло по лицу.

Может, это было мое воображение? Девушка — Прис Фраунциммер — скрылась в комнате. Это ты, сказал я про себя. Ты снова здесь, в Касанинской клинике. Я знал: рано или поздно наша встреча должна была случиться. И это не фантазия, не очередная фуга, неважно, под контролем докторов или нет. Я нашел тебя в действительности, в реальном мире, который не является порождением моего ущемленного либидо или наркотиков. Я не видел тебя с той злополучной ночи в сиэтлском клубе, когда ты своей туфлей пробила голову симулякру Джонни Бута. Как же давно это было! Как много, как ужасно много всего мне довелось увидать и сделать с тех пор — в ужасной пустоте, без тебя. Без настоящей, реальной тебя! Пытался найти удовлетворение с фантомом, вместо того, чтоб быть с тобой… Прис, повторил я. Слава богу, я нашел тебя. Я знал, что когда-нибудь так будет.

Я не пошел на занятие, вместо этого затаился в холле и стал ждать.

Наконец, через несколько часов, она снова показалась в дверях. Прошла через открытый дворик прямо ко мне. До боли знакомое лицо — чистое и спокойное, а в глазах характерное выражение — нечто среднее между удивлением и насмешливым неодобрением.

— Привет, — произнес я.

— Итак, они накрыли тебя, Луис Розен, — усмехнулась Прис. — Теперь ты тоже стал шизофреником — что же, я не удивлена.

— Прис, я здесь уже несколько месяцев.

— Ну и как — выздоравливаешь?

— Да, думаю, да, — ответил я. — Меня лечат ежедневными контролируемыми фугами. И я всегда прихожу к тебе, Прис, каждый раз. Ты знаешь, там мы женаты, и у нас ребенок по имени Чарльз. Мне кажется, мы живем в Окленде, штат Калифорния.

— Окленд, — наморщила она носик. — Местами там ничего, но местами — просто ужасно.

Она повернулась, чтобы уйти.

— Приятно было повидаться, Луис. Может, я как-нибудь забегу к тебе.

— Прис, — воскликнул я в отчаянии, — вернись!

Но она зашагала через холл и вскоре скрылась за дверью.

На следующий день в своей фуге я снова увидел Прис. Теперь она была ощутимо старше: фигура потяжелела и слегка оплыла, под глазами лежали густые тени.

Мы находились на кухне, прибирались после обеда: Прис мыла тарелки, а я вытирал их и ставил в сушилку. Она была без косметики, и кожа казалась сухой, с какими-то крохотными искорками, поблескивавшими на свету. Волосы тоже стали суше и изменили цвет'. Теперь они были рыжевато-коричневыми, что очень шло Прис. Я не удержался и потрогал их: жесткие, чистые и приятные на ощупь.

— Прис. — Я хотел кое-что выяснить, — я видел тебя вчера в холле. Я имею в виду — здесь, в Касанине, где я сейчас нахожусь.

— Рада за тебя. — Прис оставалась по-прежнему лаконичной.

— Объясни, это было по-настоящему? Более реальное, чем то, что сейчас? — В гостиной я видел Чарльза перед цветным телевизором, он, не отрываясь, глядел на экран. — Ты помнишь нашу встречу после долгой разлуки? Для тебя она тоже была реальной? А эта наша жизнь — она реальность или нет? Пожалуйста, объясни мне. Я перестал что-либо понимать.

— Луис, — проговорила она, надраивая сковородку, — почему ты не можешь воспринимать жизнь такой, как она есть? Неужели тебе необходимо постоянно философствовать? Ты ведешь себя, как студент-второкурсник. Хотела бы я знать, когда ты повзрослеешь?

— Я просто не знаю, куда мне двигаться дальше. — Я чувствовал себя невыносимо несчастным, но автоматически продолжал протирать посуду.

— Луис, будь со мной там, где сможешь, — сказала Прис. — Если сможешь. Довольствуйся тем, что имеешь, не задавай вопросов.

— Да, — согласился я, — именно так я и сделаю. Во всяком случае, постараюсь.

Когда я вышел из фуги, рядом со мной был доктор Шедд.

— Вы ошибаетесь, Розен, — сказал он, качая головой, — вы не могли встретиться с мисс Фраунциммер в Касанине. Я внимательно просмотрел списки — у нас нет такой больной. Боюсь, эта ваша так называемая встреча в холле не что иное, как непроизвольный выход в состояние психоза. Увы, следует констатировать, что мы не столь близки к катарсису, как думали. Пожалуй, следует увеличить длительность наших ежедневных контролируемых регрессий.

Я молча кивнул, но в душе не поверил доктору Шедду. Дело тут было вовсе не в шизофренических фантазиях — я на самом деле встретил Прис в холле больницы.

Прошла неделя, и мне снова довелось увидеть ее. В этот раз я стоял у окна солярия, а Прис во дворе играла в волейбол с группой других девушек, одетых в голубые шорты и блузы.

Она была поглощена игрой и не глядела на меня, а я стоял долго-долго, упиваясь этим зрелищем и сознанием, что это все — настоящая реальность… Затем мячик выкатился за пределы площадки, и Прис вприпрыжку побежала за ним. Когда она наклонилась за мячом, я разглядел ее имя, вышитое цветными буквами на блузе:

Это объясняло все. Она поступила в Касанинскую клинику под отцовским псевдонимом — вот почему доктор Шедд не нашел ее в списках — он-то искал Прис Фраунциммер. Именно это имя фигурировало во всех моих рассказах и переживаниях, что, как выяснилось, совсем не соответствовало действительности.

Я решил не сообщать ему о приключившейся ошибке. Более того — постараться не упоминать этот факт в моих подконтрольных фугах. Я надеялся таким образом получить возможность снова встретиться и поговорить с Прис.

А затем я подумал: «Может быть, все так и задумано доктором Шеддом?»

Возможно, это особый прием по выводу меня из моих фуг и возвращению к действительности? Потому что эти крохотные проблески реальной Прис в моей жизни значили для меня больше, чем все фуги, вместе взятые. Точно, черт возьми, это такая терапия, и она работала!

Я был в полной растерянности — хорошо это все, или плохо?

После двести двадцатой контролируемой фуги мне снова представилась возможность поговорить с Прис. Мы столкнулись в дверях больничного кафетерия, она выходила, а я входил. Прис была занята беседой — очевидно, со своей подругой, так что я заметил ее первый.

— Прис, — остановил ее я, — ради бога, можно мне поговорить с тобой несколько минут? Они не будут возражать, я знаю — это часть запланированного лечения. Ну, прошу тебя.